«Закат в полнеба занесён…» Закат в полнеба занесён, Уходит в пурпур и виссон Лазурно-кружевная Ницца… …Леноре снится страшный сон — Леноре ничего не снится. «Белая лошадь бредет без упряжки…»
Белая лошадь бредет без упряжки. Белая лошадь, куда ты бредёшь? Солнце сияет. Платки и рубашки Треплет в саду предвесенняя дрожь. Я, что когда-то с Россией простился (Ночью навстречу полярной заре), Не оглянулся, не перекрестился И не заметил, как вдруг очутился В этой глухой европейской дыре. Хоть поскучать бы… Но я не скучаю. Жизнь потерял, а покой берегу. Письма от мёртвых друзей получаю И, прочитав, с облегчением жгу На голубом предвесеннем снегу. «Волны шумели: «Скорее, скорее!»…» Волны шумели: «Скорее, скорее!» К гибели лёгкую лодку несли, Голубоватые стебли порея В красный туман прорастали с земли. Горы дымились, валежником тлея, И настигали их с разных сторон, — Лунное имя твое, Лорелея, Рейнская полночь твоих похорон. …Вот я иду по осеннему саду И папиросу несу, как свечу. Вот на скамейку чугунную сяду, Брошу окурок. Ногой растопчу. «Ну, мало ли что бывает…» Ну, мало ли что бывает?.. Мало ли что бывало — Вот облако проплывает, Проплывает, как проплывало, Деревья, автомобили, Лягушки в пруду поют. …Сегодня меня убили. Завтра тебя убьют. «Распылённый мильоном мельчайших частиц …» Распылённый мильоном мельчайших частиц В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире, Где ни солнца, ни звёзд, ни деревьев, ни птиц, Я вернусь – отраженьем – в потерянном мире. И опять, в романтическом Летнем Саду, В голубой белизне петербургского мая, По пустынным аллеям неслышно пройду, Драгоценные плечи твои обнимая. «Отзовись, кукушечка, яблочко, змеёныш…» Отзовись, кукушечка, яблочко, змеёныш, Весточка, царапинка, снежинка, ручеёк. Нежности последыш, нелепости приёмыш. Кофе-чае-сахарный потерянный паёк. Отзовись, очухайся, пошевелись спросонок, В одеяльной одури, в подушечной глуши. Белочка, метёлочка, косточка, утёнок, Ленточкой, верёвочкой, чулочком задуши. Отзовись, пожалуйста. Да нет – не отзовётся. Ну и делать нечего. Проживём и так. Из огня да в полымя. Где тонко, там и рвётся. Палочка-стукалочка, полушка-четвертак. «Я не стал ни лучше и ни хуже…» 1 Я не стал ни лучше и ни хуже. Под ногами тот же прах земной, Только расстоянье стало уже Между вечной музыкой и мной. Жду, когда исчезнет расстоянье, Жду, когда исчезнут все слова И душа провалится в сиянье Катастрофы или торжества. 2 Что ж, поэтом долго ли родиться… Вот сумей поэтом умереть! Собственным позором насладиться, В собственной бессмыслице сгореть! Разрушая, снова начиная, Всё автоматически губя, В доказательство, что жизнь иная Так же безнадежна, как земная, Так же недоступна для тебя. «Остановиться на мгновенье…» Остановиться на мгновенье, Взглянуть на Сену и дома, Испытывая вдохновенье, Почти сводящее с ума. Оно никак не воплотится, Но через годы и века Такой же луч зазолотится Сквозь гаснущие облака, Сливая счастье и страданье В неясной прелести земной… И это будет оправданье Всего, погубленного мной. «Это только бессмысленный рай…» Это только бессмысленный рай, Только песен растерянный лад — Задыхайся, душа, и сгорай, Как закатные розы горят. Задыхайся от нежных утрат И сгорай от блаженных обид — Это только сияющий ад, Золотые сады Гесперид. Это – над ледяною водой, Это – сквозь холодеющий мрак Синей розой, печальной звездой Погибающим светит маяк. 1930? «Я люблю эти снежные горы…»
Я люблю эти снежные горы На краю мировой пустоты. Я люблю эти синие взоры, Где, как свет, отражаешься ты. Но в бессмысленной этой отчизне Я понять ничего не могу. Только призраки молят о жизни; Только розы цветут на снегу, Только линия вьётся кривая, Торжествуя над снежно-прямой, И шумит чепуха мировая, Ударяясь в гранит мировой. 1932? |
