«Ночью он плакал. О чём, всё равно…» Ночью он плакал. О чём, всё равно. (Многое спутано, затаено.) Ночью он плакал, и тихо над ним Жизни сгоревшей развеялся дым. Утром другие приходят слова, Перебираю, что помню едва. Ночью он плакал… И брезжил в ответ Слабый, далёкий, а всё-таки свет. «Патрон за стойкою глядит привычно, сонно…»
Патрон за стойкою глядит привычно, сонно, Гарсон у столика подводит блюдцам счёт. Настойчиво, назойливо, неугомонно Одно с другим – огонь и дым – борьбу ведёт. Не для любви любить, не от вина быть пьяным. Что знает человек, который сам не свой? Он усмехается над допитым стаканом, Он что-то говорит, качая головой. За всё, что не сбылось. За тридцать лет разлуки, За вечер у огня, за руки на плече. Ещё за ангела… и те, иные звуки… Летел, полуночью… за небо, вообще! Он проиграл игру, он за неё ответил, Пора и по домам. Надежды никакой. – И беспощадно бел, неумолимо светел День занимается в полоске ледяной. «Осенним вечером, в гостинице, вдвоём…» Осенним вечером, в гостинице, вдвоём, На грубых простынях привычно засыпая… Мечтатель, где твой мир? Скиталец, где твой дом? Не поздно ли искать искусственного рая? Осенний крупный дождь стучится у окна, Обои движутся под неподвижным взглядом. Кто эта женщина? Зачем молчит она? Зачем лежит она с тобою рядом? Безлунным вечером, Бог знает где, вдвоём, В удушии духов, над облаками дыма… О том, что мы умрём. О том, что мы живём. О том, как страшно всё. И как непоправимо. Вспоминая акмеизм После того, как были ясными И обманулись… дрожь и тьма. Пора проститься с днями красными, Друзья расчёта и ума. Прядь вьётся тускло-серебристая. (Как детям в школе: жить-бороться.) Прохладный вечер, небо чистое, В прозрачном небе птица вьётся. Да, оправдались все сомнения. Мир непонятен, пуст, убог. Есть опьяняющее пение, Но петь и верить я не мог… «Там солнца не будет… Мерцанье…» Там солнца не будет… Мерцанье Каких-то лучей во мгле, Последнее напоминанье О жизни и о земле. Там солнца не будет… Но что-то Заставит забыть о нём, Сначала полудремота, Полупробужденье потом. Там ждёт нас в дали туманной Покой, мир, торжество, Там Вронский встретится с Анной, И Анна простит его. Последние примиренья, Последние разъясненья Судеб, неведомых нам. Не знаю… как будто храм Немыслимо совершенный, Где век начнётся нетленный, Как знать? быть может, блаженный… Георгий Иванов (1894–1958) «Настанут холода…» Настанут холода, Осыпятся листы — И будет льдом – вода. Любовь моя, а ты? И белый, белый снег Покроет гладь ручья, И мир лишится нег… А ты, любовь моя? Но с милою весной Снега растают вновь. Вернутся свет и зной — А ты, моя любовь? «Стучат далёкие копыта…» Стучат далёкие копыта, Ночные небеса мертвы, Седого мрамора, сердито Застыли у подъезда львы. Луны отвесное сиянье Играет в окнах тяжело, И на фронтоне изваянья Белеют груди, меч, крыло… Но что за свет блеснул за ставней, Чей сдавленный пронёсся стон? Огонь мелькнул поочерёдно В широких окнах, как свеча. Вальс оборвался старомодный, Неизъяснимо прозвучав. И снова ничего не слышно — Ночные небеса мертвы. Покой торжественный и пышный Хранят изваянные львы. Но сердце тонет в сладком хладе, Но бледен серп над головой, И хочется бежать не глядя По озарённой мостовой. «Друг друга отражают зеркала…» 1 Друг друга отражают зеркала, Взаимно искажая отраженья. Я верю не в непобедимость зла, А только в неизбежность пораженья. Не в музыку, что жизнь мою сожгла, А в пепел, что остался от сожженья. 2 Игра судьбы. Игра добра и зла. Игра ума. Игра воображенья. «Друг друга отражают зеркала, Взаимно искажая отраженья…» Мне говорят – ты выиграл игру! Но всё равно. Я больше не играю. Допустим, как поэт я не умру, Зато как человек я умираю. |
