«Облако свернулось клубком…» Облако свернулось клубком, Катится блаженный клубок, И за голубым голубком Розовый летит голубок. Это угасает эфир… Ты не позабудешь, дитя, В солнечный сияющий мир Крылья, что простёрты, летя? – Именем любовь назови! – Именем назвать не могу. Имя моей вечной любви Тает на февральском снегу. «Каждой ночью грозы…»
Каждой ночью грозы Не дают мне спать. Отцветают розы И цветут опять. Точно в мир спустилась Вечная весна, Точно распустилась Розами война. Тишины всемирной Голубая тьма. Никогда так мирны Не были дома И такою древней Не была земля… …Тишина деревни, Тополя, поля. Вслушиваясь в слабый, Нежный шум ветвей, Поджидают бабы Мёртвых сыновей: В старости опора Каждому нужна, А теперь уж скоро Кончится война! «Рассказать обо всех мировых дураках…» Рассказать обо всех мировых дураках, Что судьбу человечества держат в руках? Рассказать обо всех мертвецах-подлецах, Что уходят в историю в светлых венцах? Для чего? Тишина под парижским мостом. И какое мне дело, что будет потом. А люди? Ну на что мне люди? Идёт мужик, ведёт быка. Сидит торговка: ноги, груди, Платочек, круглые бока. Природа? Вот она природа — То дождь и холод, то жара. Тоска в любое время года, Как дребезжанье комара. Конечно, есть и развлеченья: Страх бедности, любви мученья, Искусства сладкий леденец, Самоубийство, наконец. Насильники Насильники в культурном гриме, Забывшие и страх и честь, Гордитесь зверствами своими, Но помните, что правда есть. Топчите, гунны, правду Божью, Недолго ждать уже суда, — Он грянет, и позорной ложью Вы не откупитесь тогда. Нет, этот вызов неслучаен, Вопрос решится роковой: Сражённый в сердце, рухнет Каин, И Авель меч отбросит свой. 1914 «Отражая волны голубого света…» Отражая волны голубого света, В направленьи Ниццы пробежал трамвай. – Задавай вопросы. Не проси ответа. Лучше и вопросов, друг, не задавай. Улыбайся морю. Наслаждайся югом. Помни, что в России – ночь и холода, Помни, что тебя я называю другом, Зная, что не встречу нигде и никогда… «Ветер тише, дождик глуше…» Ветер тише, дождик глуше, И на всё один ответ: Корабли увидят сушу, Мёртвые увидят свет. Ежедневной жизни муку Я и так едва терплю. За ритмическую скуку, Дождик, я тебя люблю. Барабанит, барабанит, Барабанит, – ну и пусть. А когда совсем устанет, И моя устанет грусть. В самом деле – что я трушу: Хуже страха вещи нет. Ну и потеряю душу, Ну и не увижу свет. «Нет в России даже дорогих могил…» Нет в России даже дорогих могил, Может быть, и были – только я забыл. Нету Петербурга, Киева, Москвы — Может быть, и были, да забыл, увы. Ни границ не знаю, ни морей, ни рек, Знаю – там остался русский человек. Русский он по сердцу, русский по уму, Если я с ним встречусь, я его пойму. Сразу, с полуслова… И тогда начну Различать в тумане и его страну. «Ещё я нахожу очарованье…» Ещё я нахожу очарованье В случайных мелочах и пустяках — В романе без конца и без названья, Вот в этой розе, вянущей в руках. Мне нравится, что на её муаре Колышется дождинок серебро, Что я нашёл её на тротуаре И выброшу в помойное ведро. «Свободен путь под Фермопилами…» Свободен путь под Фермопилами На все четыре стороны. И Греция цветёт могилами, Как будто не было войны. А мы – Леонтьева и Тютчева Сумбурные ученики — Мы никогда не знали лучшего, Чем праздной жизни пустяки. Мы тешимся самообманами, И нам потворствует весна, Пройдя меж трезвыми и пьяными, Она садится у окна. «Дыша духами и туманами, Она садится у окна». Ей за морями-океанами Видна блаженная страна: Стоят рождественские ёлочки, Скрывая снежную тюрьму. И голубые комсомолочки, Визжа, купаются в Крыму. Они ныряют над могилами, С одной – стихи, с другой – жених. …И Леонид под Фермопилами, Конечно, умер и за них. |
