«За слово, что помнил когда-то…» За слово, что помнил когда-то И после навеки забыл, За всё, что в сгораньях заката Искал ты и не находил, И за безысходность мечтанья, И холод, растущий в груди, И медленное умиранье Без всяких надежд впереди, За белое имя спасенья, За тёмное имя любви Прощаются все прегрешенья И все преступленья твои. «Куртку потёртую с беличьим мехом…»
Куртку потёртую с беличьим мехом Как мне забыть? Голос ленивый небесным ли эхом Мне заглушить? Ночью настойчиво бьётся ненастье В шаткую дверь, Гасит свечу… Моё бедное счастье, Где ты теперь? Имя тебе непонятное дали, Ты – забытьё. Или, точнее, цианистый калий — Имя твоё. «Он еле слышно пальцем постучал…» Он еле слышно пальцем постучал По дымчатой эмали портсигара И, далеко перед собою глядя, Проговорил задумчиво: «Акрополь, Афины серебристые… О, бред! Пора понять, что это был унылый, Разбросанный, кривой и пыльный город, Построенный на раскалённых скалах, Заваленный мешками с плоской рыбой, И что по этим тесным площадям, Толпе зевак и болтунов чужие, Мы так же бы насмешливо бродили, Глядели бы на всё с недоуменьем И морщились от скуки…» «Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнить…» Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнить Одно только имя, очнуться, понять! Над соснами тучи редели. У дома Никто на порог нас не вышел встречать. Мужчины с охоты вернулись. Звенели И перекликались протяжно рога. Как лён были волосы над колыбелью, И ночь надвигалась, темна и долга. Откуда виденье? О чём этот ветер? Я в призрачном мире сбиваюсь с пути. Безмолвие, лес, одиночество, верность… Но слова единственного не найти. Был дом, как пещера. И слабые, зимние, Зелёные звёзды. И снег, и покой, Конец, навсегда. Обрывается линия. Поэзия, жизнь, я прощаюсь с тобой! 1931 «За всё, за всё спасибо. За войну…» За всё, за всё спасибо. За войну, За революцию и за изгнанье. За равнодушно-светлую страну, Где мы теперь «влачим существованье». Нет доли сладостней – всё потерять. Нет радостней судьбы – скитальцем стать, И никогда ты к небу не был ближе, Чем здесь, устав скучать, Устав дышать, Без сил, без денег, Без любви, в Париже… «Когда мы в Россию вернёмся…» Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? — Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода, Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком, Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредём. Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду, Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду, Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле. Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг. Над нами трёхцветным позором полощется нищенский флаг, И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло. Когда мы в Россию вернёмся… но снегом её замело. Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь. Две медных монеты на веки. Скрещённые руки на грудь. 1936 «Я не тебя любил, но солнце, свет…» Я не тебя любил, но солнце, свет, Но треск цикад, но голубое море. Я то любил, чего и следу нет В тебе. Я на немыслимом просторе Любил. Я солнечную благодать Любил. Что знаешь ты об этом? Что можешь рассказать Ветрам, просторам, молниям, кометам? Да, у меня кружилась голова От неба, от любви, от этой рощи Оливковой… Ну да, слова. Ну да, литература… Надо проще. Был сад во тьме, был ветерок с высот, Две – три звёзды, – что ж непростого в этом? Был голос вдалеке: «Нет, только он, Кто знал…» – мне одному ответом. И даже ночь с Чайковским заодно В своём безмолвии предвечном пела О том, что всё обречено, О том, что нет ни для чего предела. «Нет, только тот…». Пойми, я не могу Ясней сказать, последним снам не вторя, Я отплываю, я на берегу Иного, не земного моря. Я не тебя любил. Но если там, Где всё кончается, всё возникает, Ты к новым мукам, новым небесам Покорно, медленно… нет, не бывает… Но если всё-таки… не будет, ложь… От одного к другому воплощенью Ты предо мной когда-либо пройдёшь Неузнаваемой, ужасной тенью, Из глубины веков я вскрикну: да! Чрез миллионы лет, но как сегодня, Как солнце вечности, о навсегда, Всей жизнью и всей смертью – помню! |