Графиня стояла у двери, прислушиваясь к шорохам за ней. Сердце её колотилось, словно в ожидании приговора. Наконец, она услышала приглушенные шаги — Ева поднялась со своего места и направилась к двери. Варвара чувствовала, как подступает к горлу тревога, смешанная с надеждой, ведь этот момент мог стать как началом примирения, так и окончательной потерей дочери. Она едва успела вытереть слёзы с лица, когда ручка двери медленно повернулась, и Ева открыла дверь.

Дочь стояла на пороге, её лицо было заплаканным, глаза покраснели от слёз, но несмотря на это, в них читалась теплая искра, проблеск прощения. Её губы дрожали, когда она наконец нарушила тишину:

— Я вас прощаю, матушка, — прошептала Ева, её голос был слабым и ломким, как будто произнести эти слова стоило ей больших усилий.

Не успела графиня даже осознать услышанное, как Ева бросилась к ней, заключая мать в объятия. Тонкие плечи дочери содрогались от плача, а Варвара, чувствуя, как весь её внутренний мир рушится и восстанавливается одновременно, обняла её в ответ, крепко прижав к себе. Она ощутила тепло дочери, её дрожащие руки, и поняла, что это прощение было как подарок, так и наказание за её собственные ошибки. Слёзы текли по её лицу, и она больше не пыталась их сдерживать.

Они стояли так несколько минут, не отпуская друг друга, обе рыдали, выпуская всю ту боль, которая накопилась за долгие месяцы молчания, недопонимания и обид. Казалось, весь мир вокруг них замер, исчезли все проблемы и тревоги, остались только две женщины — мать и дочь, которые наконец-то снова нашли друг друга.

Когда слёзы начали утихать, Варвара мягко отвела Еву за руку к столу. Обе сели, чувствуя себя почти опустошёнными, но удивительно лёгкими, как будто груз, давивший на их плечи всё это время, вдруг испарился. На столе оставался нетронутый завтрак, но теперь он не казался таким обычным — за ним начиналась новая глава их отношений.

— Как давно мы с тобой не завтракали вместе, — прошептала Варвара, улыбаясь сквозь слёзы.

Ева тихо кивнула, не зная, что сказать. Она взяла кусочек хлеба и снова почувствовала вкус пищи, который до этого казался безвкусным и пустым. Варвара наблюдала за дочерью, как она аккуратно разрезала булку, и вдруг её охватила волна нежности.

— Ты знаешь, я хочу больше узнать о твоих цветах, — неожиданно произнесла графиня, нарушая тишину. — Мне служанки говорили, что ты начала заниматься продажей букетов. Ты так много времени сними проводишь. Я всегда знала, что ты любишь цветы, но что-то мне подсказывает, что для тебя это стало чем-то большим. Расскажи мне.

Ева, немного смущённая таким вниманием, медленно подняла глаза на мать. На её лице мелькнула лёгкая улыбка.

— Да, — начала она, чувствуя, как на душе становится теплее. — Я давно хотела создать свой бизнес. Это не просто увлечение… Цветы стали для меня чем-то вроде утешения, — она ненадолго замолчала, будто подбирая слова. — Они словно понимают меня. Когда я их плету мне кажется, что мир становится немного лучше. Они напоминают мне о том, что и я смогу пережить всё.

Варвара смотрела на дочь с восхищением. Её Ева — такая молодая, но уже такая мудрая. Она чувствовала, как её сердце наполняется гордостью за то, что её дочь нашла что-то столь важное для себя, что-то, что помогает ей жить, когда кажется, что всё вокруг рушится.

— Ты всегда была особенной, — тихо сказала графиня, протягивая руку и нежно касаясь ладони дочери. — Я никогда не говорила тебе этого достаточно, но я горжусь тобой. Ты так сильна, несмотря на все трудности, что свалились на тебя. И если ты нашла счастье среди цветов, то я хочу быть рядом с тобой и поддерживать тебя в этом.

Ева, услышав эти слова, не могла сдержать лёгкую улыбку, но глаза снова наполнились слезами — на этот раз от радости. Они говорили ещё долго, делясь мыслями и чувствами, которые долгое время оставались невысказанными. Варвара восхищалась успехами дочери в продаже цветов, а Ева впервые за долгое время почувствовала, что её мать не просто рядом, а понимает её. Их связь, казалось, восстанавливалась с каждым словом.

Когда завтрак был окончен, обе женщины почувствовали, что их отношения изменились. Между ними больше не стояли обиды и недопонимания — лишь доверие и любовь. В этот момент Ева поняла, что несмотря на все испытания, её мать всегда была на её стороне, даже если не всегда могла это показать.

Принц Демьян и Ева продолжали встречаться, и на этот раз они встретились в уединённом ресторане, который принц забронировал исключительно для них двоих. В ресторане царила тишина, вокруг не было ни души, кроме официантов, мелькавших только в нужные моменты. Они неспешно обедали, пили чай и разговаривали о самых разных вещах. Их разговор то и дело сопровождался лёгкими шутками и смехом, пока вдруг не наступила неожиданная пауза. Ева воспользовалась этим моментом, чтобы вспомнить, что хотела поделиться новостью о примирении с матерью.

С лёгкой улыбкой она начала рассказывать, как графиня сама пришла к ней, извинилась, и как она, не выдержав, открыла ей дверь. Они обе не сдержали слёз, стояли в обнимку, а затем долго обсуждали Евиных любимых цветов. Демьян внимательно слушал, изредка кивая в знак понимания, но при этом казался слегка отстранённым. В его взгляде мелькало напряжение, словно что-то невидимое нарушало его спокойствие. Ева этого не заметила, увлечённая своим рассказом, но его терзало чувство тревоги.

В какой-то момент Демьян, чуть нахмурившись, огляделся вокруг. Он уже не в первый раз чувствовал этот пронизывающий взгляд, будто кто-то невидимый следит за каждым его движением. Именно из-за этого он и настоял на полной приватности встречи — его интуиция редко ошибалась. Принц обладал тонким чувством опасности, и это чувство сейчас давало о себе знать с новой силой. Мысль о том, что за ним могут следить, настораживала его всё больше.

— Демьян, с вами всё в порядке? — спросила Ева, заметив его задумчивость и слегка приподняв бровь. — Вы, кажется, немного отвлеклись.

Принц слегка встрепенулся и, извиняясь, наклонился ближе к ней, понизив голос.

— Прости, дорогая, — прошептал он. — У меня странное ощущение, что за нами следят.

Глаза Евы тут же округлились, и она, стараясь не подавать виду, медленно оглядела зал. Пространство вокруг них было совершенно пустым, но это не развеяло её тревоги.

— Мне кажется, вам это просто кажется. Тут никого нет, — ответила она тихо, оглядываясь.

Демьян помотал головой и откинулся на спинку стула, его взгляд был тяжёлым.

— Если вдруг начнутся слухи о нас, не удивляйтесь. Недавно приехали гости из Германии, — его слова прозвучали с лёгким напряжением.

Ева на мгновение застыла. Гости из Германии… единственный человек, кто мог бы быть среди них, — это принцесса София. Эта мысль пронзила её словно ледяной ветер, и она почувствовала, как её сердце замерло. Демьян заметил, как Ева побледнела, и сдержанно продолжил.

— Полагаю, вы уже догадались, о ком речь, — сказал он, внимательно наблюдая за её реакцией. — Я сразу дал понять, что не собираюсь жениться на Софии. Она хотела поговорить со мной, но я отверг её. Я ясно дал понять, что люблю другую женщину. Однако… есть кое-что, что меня беспокоит. София не так проста, как кажется.

— Что вы имеете в виду? Мне стоит опасаться? — Ева задала этот вопрос осторожно, но в её голосе уже слышалось беспокойство.

— Возможно, — признался принц, сделав ещё один глоток чая. — Я думаю, что она могла послать кого-то следить за мной. Если это так, то ей известно, что я сегодня был с вами. Они уже видели ваше лицо, а значит, София скоро узнает, кто вы. И Бог знает, что у неё на уме и что она может замышлять. Пока это только мои догадки, но нам стоит быть осторожнее.

Демьян замолчал, и тишина вновь повисла между ними, но теперь она была наполнена новым, скрытым напряжением.

Поздний вечер окутал город холодным зимним воздухом, когда принц Демьян проводил Еву до её кареты. Небо над головой затянуло тяжёлыми облаками, и он невольно взглянул вверх, будто искал ответ в этой бесконечной серой мгле. Лёгкий ветерок обжигал лицо, а дыхание превращалось в тонкие облачка пара.