— Речь сейчас не о них — жёстко произнёс один из судей из-за левой пары конторок.

— Речь о том… — спокойно сказала учитель Лалфи — что древние могут начать сами вершить правосудие, так как они это видят. А они представляют его, как резню. У них при всех их запредельных возможностях весьма простые представления о законах и справедливости.

Если они сочтут, что мы тут что-то делаем не так, сюда заявится четырёхрукий и просто отрежет всем, кто ему в этот момент не понравиться головы. И поверьте, ему будет глубоко безразлично то, к каким семьям кто тут принадлежит и какие у нас законы, потому что они требуют от нас исполнения своих.

Знаете, как они говорят: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Вот их девиз. Так что я настоятельно рекомендую прислушаться к храброму Шиху. К слову, они уже не раз и не два предлагали полностью уничтожить Круг кругов со всеми его обитателями, просто ради демонстрации своего существования и отговорить их от этой идеи было отнюдь не просто.

— Демонстрация вашего могущества, учитель, чрезвычайно впечатляет — Вновь заговорил тот же судья. — Однако Вы пытаетесь запугать нас какими-то персонажами ска…

— Глупец! Они прямо здесь и сейчас слушают нас — голос Шиха внезапно обрёл такую мощь, что все невольно пригнулись, даже Лалфи. В этот момент каждый ощущал давящую ауру власти, исходившую от него. — Всего лишь один их воин разнёс целый форт, и никто не смог причинить ему ни малейшего вреда, пока он творил всё, что ему заблагорассудится. Единственное, что спасло нас от уничтожения, это попытка помочь раненому и отдать почести павшим войнам. Сейчас вы творите то, что с их точки зрения является беззаконием. Я в течение нескольких дней весьма тесно общался с Вал’Ен’Тьйном, тем, кого они зовут доктором, и кое-что узнал о них.

Судья за центральной конторкой тяжело вздохнул и сказал:

— Я полностью согласен с вами, наставник. Мы проведём полное и беспристрастное расследование деятельности этих троих и их возможных сообщников — он поднял взгляд вверх и произнёс. — Это не пустые обещания.

— Я на это надеюсь… — раздался громовой голос из-под потолка. Голос этот произносил слова со странным акцентом и был таков, что от него повторно содрогнулись все находившиеся в зале. — В противном случае, не обессудь, этим займусь я!

Повисло молчание. Судья вжал голову в плечи. Он явно не ожидал такой реакции и просто хотел изобразить почтение к воображаемым древним. Лишь через тридцать вторую часть часа он взял себя в руки и продолжил:

— Однако подсудимый совершил убийство, пусть и по неосторожности, покалечил ещё двоих и превысил свои полномочия. Я думаю — со вздохом сказал он, что обвинение следует переквалифицировать в непреднамеренное убийство. Голосуем. Хорошо, переквалифицировано единогласно. Теперь я предлагаю выделить дело о попытке изнасилования и нападение на охранника в отдельное производство. Кто за? Замечательно, единогласно. Также я предлагаю произвести дисциплинарное расследование деятельности воспитанницы Лаши. Кто за? Единогласно. Замечательно — с тяжёлым вздохом произнёс он.

— Благодаря древним. — Ёнс сложил руки перед грудью в знаке почтения. — Мы все стали свидетелями обсуждаемых событий. Я думаю, что суть дела нам ясна. Я не считаю, что совершённое можно оставить без наказания. Поэтому предлагаю двухгодичное дисциплинарное воздействие с отбыванием в нашем Круге. Кто за?

— Смею вам напомнить, что подсудимый совершил уголовное преступление — спокойно сказал судья за центральной конторкой. — Такое обвинение предполагает заключение.

— Я предлагаю отбывание дисциплинарного воздействия в Лагере в горах — произнёс Ших.

— Прошу меня простить наставник, но законом предусмотрено иное — гнул свою линию мужчина в центре зала. Кстати его напарник так и лежал скорчившись на полу. Никто даже не подумал ему помочь, видимо опасаясь гнева искательниц. — С учётом выдающихся бойцовских качеств виновного, а его вина, я думаю, полностью доказана, я предлагаю отбывание в штрафной тысяче Лхатша.

Ших при этом усмехнулся. Риньш, надо сказать, услышав это название не то, чтобы расстроился. Легендарная крепость запирала одноимённое ущелье на юго-востоке континента. Перестроенная уже после начала войны она была настоящей гордостью армии.

Само это ущелье, пролегавшее между двух гор-близнецов, служило единственной дорогой на север на многие недели пути. С запада и востока к вершинам примыкали непроходимые чёрные болота. Места те слыли столь гиблыми, что никто даже не пытался сунуться вглубь топей.

Риньша единогласно решили отправить в Лхатш ближайшим эшелоном, а он, к удивлению парня, отходил только через шестнадцать дней. Почему нельзя было сразу отправить его на перекладных, он не понял.

Его расконвоировали прямо в зале суда и отправили к своему командиру, не дав отлежаться в камере, на что он рассчитывал. Впрочем, обратно в расположение их десятки его сопровождали двое его сослуживцев. Парни успели где-то прикорнуть и теперь довольно зевали.

— Ну, ты дал! — уже в корпусе поприветствовал его командир. — Всякое у нас сбывало. Но чтоб месяца не прослужить и уже убийство — это впервые. А как ты отмазался-то?

— Дык я вроде бы не особо-то и виноват — устало сказал Риньш.

— Да ладно тебе! Мы тут все ни в чём не виноватые! — заржал здоровяк, обнимая их с командиром за плечи. Скоро уже год как этот парень не ходил в увольнения и не получал жалования. При этом его уже восемь раз одновременно награждали и наказывали — Пошли, расскажешь, как дело было!

Рассказ Риньша вызвал такой вал сальных шуток, что даже ему, привыкшему к казарме, стало не по себе. Впрочем, ещё больший интерес вызвал его повествование о суде, который ему пришлось пересказывать раз пять. Причём каждый раз к слушателям присоединялось всё более высокое начальство. В самом конце пришёл начальник караульной службы в чине тысячника.

Восторг от того факта, что «при должных знакомствах тебя могут отмазать сами древние» оказался просто неописуем. Однако более всего парня удивило то, что никто не осуждал его поступок. Каким бы подлецом ни был покойный Та’Хоши, он был их товарищем. Да и сама идея отмазывания от наказания дурно пахла.

Риньш быстро выяснил, отчего к покойному так относились. Эта троица успела достать всех. Они показали себя отличными бойцами и постоянно пускали в ход кулаки. Причём нападали всегда втроём.

Нередко они избивали караульных, попытавшихся им помешать. Самым мерзким было то, что все они принадлежали к высшей аристократии. Благодаря этому заставить их отвечать за их злодеяния до сих пор ни у кого не получалось. Все, однако, сомневались, что деятельность двоих выживших мерзавцев будет расследована.

— Тут главное, чтобы они на учителя Ливи не напали — заявил один из офицеров. — Могут отомстить.

— Боюсь, учитель Лалфи или наставница Лайшми в таком случае даже и не подумают церемониться. Им-то без разницы кто, из какой семьи. Пристрелят, как больных ящеров, да и дело с концом — авторитетно заявил тысячник.

Только ещё часа через три Риньшу удалось вырваться из плена любопытствующих и двинуться в сторону вожделенной койки. По дороге он негромко поблагодарил товарища Майора и тот, к его удивлению, ответил коротким «пожалуйста». Риньш уже видел дверь казармы, как на его пути оказалась Ливи.

Вид она имела изрядно растрепанный, глаза метали молнии, и при этом она была красна, как мякоть лесной ягоды. Девушка несколько секунд просто открывала и закрывала рот, видимо, не зная, что сказать, а потом вдруг надулась и произнесла:

— Тебя спасло только то, что это было очень красиво и романтично! Понял?

Риньш устал, всё его тело болело. К тому же его слегка потряхивало от озноба и он, наплевав на субординацию, ответил:

— Знаешь что? Если ты ещё раз посмеешь полезть ко мне в голову, так как ты это сделала в первый раз, то встретишь там самые впечатляющие плоды моей больной фантазии. Ты даже не представляешь себе, какие наши с тобой отношения я могу вообразить. И прошу заметить, не только наши с тобой!