Я почесал в затылке. Он был прав. Сын Ллуга не может просто так оставить сына Зевса в долгу перед собой.

— Ладно. В таком случае, раз уж ты Герой Щита, я попрошу тебя в ближайшие несколько дней подержать этот щит над Повелителем Кутенро. Просто сохрани ему жизнь и не дай Макине украсть его снова, пока я буду добывать себе фамильяра.

— Принято, только телепортировать нас в Кутенро придётся всё равно тебе — у меня там нет точек сохранения.

— Не вопрос. Пока обновляется телепорт, я как раз успею тебя ввести в курс дела, что там вообще происходит. Может, Силтвельт тоже будет в этом заинтересован.

Руфтомила был очень расстроен, услышав, что не сможет взять с собой Фиторию. Но вскоре приободрился, вспомнив, что для этого нужно разрешение Аквадракона, и именно он — единственный, кто может такое решение обеспечить. Кем или чем бы ни был этот ящер, мне стало его почти жалко — такой решимостью загорелись глаза маленького Повелителя. И что тануки нашёл в этой курице-переростке? Такое ощущение, что лет через десять он намерен на ней жениться…

И уж точно ради «божественной птицы» он был готов вступить в борьбу с Макиной, которую и сам не очень-то любил. Конечно, сам по себе он был весьма слабеньким бойцом — что поделать, не всем дано к семи годам ломать колесницы и убивать голыми руками свирепых псов размером с лошадь. А чтобы перетянуть на свою сторону народ, требовалось какое-то время. Но союзники из Силтвельта ему это время как раз предоставят.

— Кстати, что там с Эшли? — мимоходом поинтересовался я у Сэйбер. — Она ещё не приходила мстить? Не хотелось бы её разочаровать.

— В столицу точно не приходила. Я бы знала. А где она сейчас… Можно послать запрос в Гильдию Приключенцев.

— Пошли, будь добра.

Король Рыцарей кивнула и отошла. У кого-то другого это выглядело бы, словно пренебрежение. Дескать, займусь твоим делом, когда время будет, а пока что у меня есть более срочные вопросы. Но Сэйбер с недавних пор могла дать фору по многозадачности и самому Цезарю. Просто засадить за каждый канал связи одну из жизней-памятей своих предков. Хорошо устроилась — я вон тоже помню всех погибших Кухулинов, но помню именно как себя. А у неё каждая из прародительниц — отдельный «дух», со своим характером и своей волей. Как ей это удаётся, учитывая, что мозг всего один? Надо будет потом спросить…

Менее чем через минуту она ко мне вернулась, и по выражению её лица я сразу понял, что дело неладно. Увы, это понимание всё равно оказалось запоздалым.

— Эшли исчезла бесследно, для Гильдии это означает «погибла». Точно так же пропал и взявший её задание следующим боевой маг Кайден. После этого туда же был отправлен экзекутор Церкви Трёх, который зачистил гнездо успешно. Но к моменту его прибытия в деревне уже не осталось никого живого. Мне жаль, Лансер.

Я вздохнул. Формально вообще ничего плохого не случилось. Воины выбрали для себя поход, воины пошли в этот поход, воины встретили достойную воинов смерть. О чём здесь печалиться? Я и сам всегда хотел умереть именно так. Их сожранные души тоже не повод для переживаний — всякая душа после смерти возвращается к своему Истоку, и нет разницы, растворится она в Акаше напрямую, или с остановкой в желудке какого-то там червя. И тем не менее, я ощущал горечь и вину. Возможность позволить себе эти чувства — eдва ли не единственная привилегия класса Лансер.

Я не обязан был вмешиваться в это дело. Но мог бы вмешаться и не вмешался. И теперь из-за проявленного мне никогда уже не сразиться с Эшли в её полной силе.

И всё-таки что-то ещё в этом деле не давало мне покоя…

— Сэйбер, а часто вообще Церковь решает проблемы, с которыми не может справиться Гильдия? Насколько я знаю, местное духовенство в целом не имеет репутации защитников сирых и убогих…

— Чаще, чем считается в народе. Примерно в трёх процентах случаев. Об этом редко говорят, потому что воины Церкви, по крайней мере в Мелромарке, не ищут ни денег, ни славы. Они приходят, когда сочтут нужным, молча делают своё дело и уходят, не прощаясь.

— Странно для церковников. Казалось бы, победа над чудовищами могла бы только улучшить их репутацию и популярность в народе… Разве первостепенная задача любой Церкви и источник её силы не в том, чтобы повелевать умами и настроениями?

Сэйбер грустно улыбнулась:

— Отношение к монстрам здесь совсем не такое, как в моё время, и уж тем более не такое, как в Эпоху Богов. Для жителей этого мира гнездо монстров — в первую очередь источник ценного ресурса, и лишь во вторую — угроза. Ну, здесь всё же не до такой степени, как в Силтвельте… Простой крестьянин Мелромарка может быть благодарен, если внезапно появится рыцарь из ниоткуда и бесплатно убьёт чудовище. И то — вздохнёт с облегчением, но всё равно немного поворчит, если этот рыцарь не оставит ему кусочков туши для продажи алхимикам. Но на мнение простых крестьян по большому счёту всем плевать. А вот Гильдия Авантюристов совершенно однозначно оценит такое деяние не как подвиг, а как акт браконьерства. Церковь, конечно, засудить у Гильдии кишка тонка, но и портить с ней отношения на пустом месте святоши не хотят.

— Даже если двое авантюристов уже погибли?

— Особенно если двое уже погибли! Это ведь повышает рейтинг угрозы, а значит, появляется возможность проявить себя у хайлевелов. Выше семидесятого уровня очень трудно найти работу себе по руке.

Я кивнул. Это до странности походила на Ирландию моего времени. Пусть даже воины моего времени искали славы, а не «экспы» и прибыли, вытекающий из этого принцип оставался тем же — чем страшнее добыча, тем более она ценна. Жизнь для уважающего себя кельтского воина — ценность сугубо второстепенная. Хотя, как доказал Ку Рои — даже герои первого ряда порой склонны бывают от этих идеалов отступать. «Как надо» и «как оно в жизни бывает» — вещи совершенно разные.

— То есть, если я правильно понял, Церковь посылает своих людей в двух случаях: либо если есть уверенность, что никто не узнает, либо если добыча настолько ценная, что можно наплевать на потери для репутации. Насколько ценны духовные пылесосы?

— Сейчас проверю. Во всяком случае это явно не тот товар, который каждый день десятками возов доставляют, номенклатуру наиболее распространённых товаров в Мелромарке я уже знаю… Ага, есть ответ от одного из моих партнёров-купцов. Цена дохлой особи — восемь золотых на килограмм, живой — триста золотых на уровень. Это в среднем, конечно. Зависит от того, какая конкретно часть тела червя, какой сезон, насколько они расплодились…

— Спроси этих самых купцов — достаточна ли предполагаемая прибыль, чтобы Церковь решила послать в такое место своего человека.

— Тут и спрашивать не надо. Одного человека-то да — пусть даже сотого уровня. Но один человек, если он достаточно хороший воитель, может победить гнёздо, но не сможет собрать всю добычу и доставить трофеи покупателям. Туда бы пришлось посылать несколько сот человек — либо мясников за тушами, либо звероловов за живыми. А этого незаметно не сделаешь. Я ещё проверю по другим знакомствам, может быть была такая экспедиционная группа… Но обычно Церковь делает деньги другими способами, менее хлопотными и грязными.

— А если ей нужны были не деньги за червей, а сами черви? Как эффективное оружие против нас, например…

— Опять же не стоит возни. Хорошо выдрессированных пылесосов можно купить на ферме, есть несколько предприятий, которые их разводят.

— А зачем тогда Эшли полезла в столь опасную авантюру? — я поднял бровь. — У её семьи вроде бы денег было достаточно…

— Но такую покупку нельзя провернуть незаметно. Непременно начнут задавать вопросы, зачем покупателю понадобились столь редкие звери.

— Погоди, что-то тут не сходится. Ты же только что говорила про армию звероловов… У Эшли-то её точно не было.

— Так это если всё гнездо собирать. Я думаю, она планировала большинство пылесосов убить, права на туши раздать местным крестьянам за молчание, а себе забрать три-пять детёнышей. Тогда как церковникам по большому счёту без разницы — покупать на ферме маленькую стайку или большую. Затраты на сокрытие сделки от этого не изменятся.