— Окей, “учительница жизни”. Где тут у нас приз за бой? Хочу что-то полезное, а не просто синяки. — перетянув одним из бинтов руку, довольно усмехнулся.

У меня было ещё где-то половина резерва, это при условии того, что энергии вообще не жалел. Поэтому развернул сферу сканирования, и решил прощупать, что было за стенами. Вокруг пусто. Оставалась одна последняя дверь в этом крыле. Крепкая, с замком, не выбитая. Подошёл ближе, дёрнул за ручку. Конечно же закрыта.

Но сейчас у меня была моя открывалка, вдавил в замок пси, точечным импульсом разрывая его. Дверь с хлопком отлетела, приоткрывая мне пустой коридор, куда я осторожно ступил внутрь.

Первое, что бросилось в глаза – чистота. Помнится, где-то похожую я уже видел… Нет, не та, которая была в персональной Японии, но всё ж таки нечто близкое. А именно ухоженное пространство.

Квартира небольшая, двухкомнатная, с относительно чистыми окнами. Возможно, что тут жили и после… В коридоре, на шершавой тумбе, стояли пустые ружейные гильзы и самодельные силки. Пахло маслом, засохшими травами и табаком.

— Видимо, тут жил охотник… или очень параноидальный интроверт.

— Или оба варианта сразу. Но знаешь, я бы с ним подружилась. Декор – десять из десяти. Особенно та банка с ногтями у зеркала.

На кухне, к сожалению, пусто. Только пара сухпаёв, вода в металлической бочке. На стене карта региона, с какими-то пометками красным маркером. Но самое интересное обнаружилось в спальне.

На вбитом в стену гвозде висело несколько маск-халатов, пара из них черная, пара зеленых. С плотными вставками, и водоотталкивающей поверхностью. Где была прорезь для шеи, виднелся капюшон с легким подобием маски, внутри которой были пазы для фильтров.

Я подошёл и провёл рукой по ткани, прочная, порваться не должна. В карманах было пусто, но это сильно не расстраивало.

Снял халаты, и повертел в руках. Они были без конкретных размеров, так что на меня вполне подходили. Думаю, и на Аню тоже. Долго ждать не стал, и сразу натянул на себя зеленый. Маска прикрыла снизу лицо, но не мешалась.

— Ну, ты теперь прямо “Темный Сталкер”. Только не забудь – стиль стилю, а от монстров как защита не подойдет.

— Запомнил, стилистка хренова.

Окинул взглядом квартиру ещё раз. Здесь кто-то долго жил. Но, судя по всему, ушёл или не вернулся. Мне оставалось только забрать то, что поможет нам дожить до завтрашнего дня.

Двинулся обратно, к своей ученице. Мимоходом забирая оставшиеся маск-халаты, нелепое подобие патронов и всякую мелочовку.

Марков отпустил Никанорова и на секунду замер, позволяя тишине кабинета заполнить пустоту.

Мир за последние полтора месяца изменился до неузнаваемости. Все, что раньше было предсказуемым и понятным: приказы, действия, цепочки событий… Теперь всё казалось зыбким как мираж. Жизнь, в которой он чувствовал себя как рыба в воде, теперь казалась чужой, перекрученной, будто кто-то вывернул её наизнанку и забыл вернуть обратно. А служба…

Он прикрыл глаза, оперевшись на спинку стула. В голове всплыло то утро – день, когда всё треснуло. Тот самый момент, с которого началось настоящее падение.

***

— Лаврентий Павлович, вы точно уверены, что это в пределах нормы? — Марков стоял у пульта, где по экрану скакали графики, мелькали строки данных, и что-то в них было откровенно… не так.

Пульс участился. Даже человеку далёкому от науки было понятно, капсула Алекса сейчас показывала нестабильность. Параметры метались, как стрелка компаса в зоне магнитной бури.

Старый учёный, как всегда, был в своем репертуаре. Он, казалось, не замечал ничего тревожного. Его глаза горели тем самым безумным блеском, который появляется у человека, слишком долго смотревшего в тайны вселенной.

Он нервно поглаживал усы, а затем закрутил один из кончиков между пальцами. Улыбка. Слишком спокойная для происходящего перед глазами.

— Артём, не сбивай волну. — отмахнулся он, не отрывая взгляда от голограммы капсулы. — Мы на грани прорыва. То, что ты видишь, это не сбой, а реакция. Он вступает в фазу соединения с объектом.

Марков чуть сжал кулаки. Он никогда не был трусом, но его организм знал: когда что-то идёт не так, даже на подсознательном уровне, тревога вырастает мгновенно. Сейчас она била тревогу в каждой клетке.

— Вы же говорили, что все должно быть стабильно. Что базовые уровни не вызывают отклонений. — голос Маркова был тихим, но твёрдым.

— Так и есть. — Лаврентий Павлович говорил с тем тоном, как если бы объяснял ребёнку, почему небо голубое. — Но мы-то сейчас уже не на базовых уровнях. Александр погружается глубже, гораздо глубже. Там, где никогда не ступала нога наших исследователей. Где, как мы думаем, границы между возможным и невозможным – это лишь вопрос воли.

— Вы же следите за сигналами? Последние пять минут там чистое искажение! Мозг перегружен.

— Он поёт, Артём. — учёный на мгновение повернулся, его глаза вспыхнули огнем. — Он наконец-то поёт. Ты не понимаешь… Он слышит то, чего не слышим мы. Он видит больше. Система его мозга расширяется, цепляет нейрополя напрямую. Да, это может быть напряженно для него. Но это рождение через огонь.

Марков впился взглядом в экран, где можно было видеть Алекса в капсуле, иногда картинка мигала и рябила. Он дергался в полубессознательном состоянии, а потом замирал на месте. Потом снова. А в груди нарастало липкое чувство опасности.

— Если он умрёт?

— Он не умрёт. Он сделает то, чего не сделали остальные. — Лаврентий Павлович проговорил это с такой уверенностью, что от его интонации веяло ледяным спокойствием.

Марков больше ничего не сказал. Он отошёл на шаг и встал, глядя в монитор. Внутри всё дрожало. Его подопечный, живой человек, с которым у них были договоренности… Сейчас был частью чего-то, что очень уж начало смердеть неприятным запахом.

В этот момент в глубине консоли замигал новый значок. Что-то снова передалось изнутри капсулы, резкий пик, а за ним звуковая вспышка. Буря данных захлестнула приборы.

Ученый впился пальцами в край пульта, а глаза хаотично бегали вокруг. — Он вошёл в контакт! Видишь? Он уже там!..

Но что значило "там" – никто толком не знал.

И Артём в этот момент впервые подумал, что, возможно, их уже слишком далеко завело чужое любопытство. И человек, стоящий рядом, вовсе не учёный… а фанатик. Фанатик с доступом к технологиям, способным сжечь разум и тело до основания.

Внутри самой капсулы тело Алекса внезапно выгнулось, словно его пронзило тысячевольтным разрядом. На экранах загорелись красные кластеры – тревога, перегрев квантовых ядер, всплески когнитивных выбросов объекта.

— Что за… — техник на втором терминале рванулся к пульту. — у нас скачок по всем показателям! Прямая связь… она… рвётся!

— Сканирование не успевает, у нас перегруз! — прокричал другой. — идёт помеха от самой капсулы, система вылетает в цикл сброса!

Сирены в помещении заорали, выдавая жуткий металлический вой. Красный свет мигал в стерильно белой лаборатории, отбрасывая тени на стены, казалось что сама реальность начинала искажаться.

— Давление растёт… Чёрт, это уже за пределами, мозговые волны скачут как бешеные! — ещё один оператор почти закричал, всматриваясь в рассыпающийся поток данных. — Он... что-то делает внутри сети, мы не понимаем!

Марков нависал над одним из пультов. Губы сжаты в линию. Он не отводил взгляда от экрана с показателями. Графики шли вразнос, словно сознание внутри капсулы вело ожесточенное сражение, где-то в другом мире. То были не цифры, то был крик. Слепой, отчаянный.

— Мы можем что-то сделать, остановить это? — выдохнул Марков. — Он же сейчас умрёт, или… или сгорит в этом геле!

Лаврентий Павлович не шелохнулся. Он стоял как вкопанный, с затенённым лицом, и наблюдал за экранами, как дирижёр, слушающий скрипки, уходящие в надрыв. Он почти шептал.