Она стояла, тяжело дыша, с мечом, по которому стекала вязкая жижа. Руки дрожали от выброса адреналина, и осознания, что она сделала это.

Я подошёл ближе. Она не смотрела на меня, весь её взгляд завороженно был сосредоточен на клинке.

— Аня… — начал было я, но она обернулась сама.

— Я… я смогла? — в голосе дрожала и гордость, и сомнение.

— Да. — удовлетворенно кивнул. — Смогла.

И в этом доме, среди разбитых шкафов и раскиданных вещей, я осознавал – из этой девочки вырастет что-то очень, очень опасное.

Темнота туннеля поглощала все звуки, кроме шагов людей. Они глухо и неуверенно резонировали от стен, само метро слушало, кто идёт по его артериям и венам. Рельсы поблёскивали в свете слабых фонариков, которыми то и дело махали участники шествия. Проход был наполнен запахами влаги, а местами вода то и дело хлюпала под ногами толпы.

— Мам, выпей воды. — Алиса протянула пластиковую бутылку, сжимая её обеими руками, переживая, что в любой момент может выронить на землю. Её голос звучал мягко, но с требовательной настойчивостью, и в тусклом свете было видно, как девушка смотрит на мать с мольбой.

— Дочка, не надо, оставь... Кто знает, что ждёт нас дальше. — Вероника Павловна попыталась отвести руку дочери. Её пальцы дрожали от усталости, которая медленно, как ржавчина, подтачивала изнутри на протяжении последних дней и часов. Голос был слабым, но всё ещё содержал в себе нотки уверенности.

— Мам, ну правда. — вмешался Артём. Его голос был чуть громче, с той особой прямотой, которая следует за логикой обстоятельств. — У тебя губы пересохли, ты даже говорить с трудом можешь. А вода ещё есть. — он чуть кивнул на сумку через плечо, где хранились их припасы: жестяные банки, пара аптечных бинтов, и несколько бутылок драгоценной жидкости.

Евгений подошёл ближе, его шагов было совсем не слышно – он всегда двигался так, чтобы их было не слышно. Остановившись рядом с женой, чуть наклонился к ней, и едва касаясь плеча, произнёс:

— Вероника… — голос был тёплый, глубокий, с тем редким оттенком, который у людей остаётся только для самых-самых близких. — Правда. Ты дольше всех не пила. Возьми.

Семья замерла в этом мгновении, и даже посторонние звуки вокруг них притихли.

Женщина посмотрела на них троих. И сдавшись, кивнула в молчаливом согласии. Пальцы коснулись бутылки, казалось, что пластиковая крышка весила непомерно много. Она открутила её, после чего сделала несмелый короткий глоток. Губы дрогнули, на щеках проступил слабый румянец, совсем незаметный в глухой темноте. Через секунду она сделала ещё один, после чего черты лица начали разглаживаться.

Слабый стук металла эхом отдавался из глубины туннеля, но никто из них не вздрогнул. После всего, что они пережили, шум сам по себе уже не пугал. Если внутри него не скрывались чудовища.

После паники на той станции – после выстрелов, криков, сдавленных шагов, и ревущих монстров. Когда люди рвались в разные стороны, забывая кто они есть…

Сейчас все казалось мирным.

Но тогда, когда вокруг расплескалось безумие. Артём среагировал первым. Он резко дернулся, и подскочил к массивной колонне пытаясь вскарабкаться на её выступ, чтобы осмотреться. Алиса уже держала его сумку, не задавая лишних вопросов брату. Они действовали слаженно, как и следует близнецам. Но подняться до конца он не успел.

Крик рядом разрезал воздух, как стекло – чисто, резко, с последующим эхом ужаса. За ним последовали десятки других. И всё покатилось в ад.

Толпа, до этого похожая на заторможенную массу, взорвалась в хаосе. Люди бросались в разные стороны, сталкиваясь, падали, поднимались, снова толкались. Кто-то хватал детей, кто-то тянул за руки стариков, кто-то нёс только себя. В глазах ничего не было кроме паники. Никакой логики. Никаких мыслей. Сплошные инстинкты, направленные на одну цель: “выжить”.

— Артём! — закричала Алиса, дергая его вниз. Он не сопротивлялся этому действию – знал, что осматриваться уже не было смысла.

Солдаты, которые дежурили рядом, пытались остановить первозданное безумие. Один командовал через мегафон, другой размахивал руками, третий хватал людей, чтобы вытолкнуть в сторону безопасного места. Но в этой буре, увы, приказов никто не слушал. Паника глушила здравый смысл, и страх знал только один путь – бег.

Тогда началось самое страшное.

Прямо среди бегущих, среди живых… начали появляться те, кто уже не был собой. Один мужчина, высокий, в тёмной куртке, вдруг резко согнулся, задрожав всем телом, и с нечеловеческим рёвом бросился на женщину перед собой. Она успела лишь вскрикнуть, прежде чем её горло оказалось между его челюстями. Кровь брызнула на ближайшую стену.

Другой, молодой парень, лет двадцати, начал биться в конвульсиях, его просто выворачивало наизнанку. Спина то и дело изгибалась, пальцы на глазах удлинялись, превращаясь в какие-то причудливые инструменты вивисектора. Он взвыл, взлетая вверх, перевернулся в воздухе и упал на бегущую следом троицу. Двое из них уже не встали… и никогда не встанут.

— Они... Прямо среди нас! — раздалось где-то справа, и волна паники стала неотвратимой.

Солдаты реагировали молниеносно. Один встал на колено, открывая огонь короткой очередью. Второй достал пистолет из кобуры, и бросился к ближайшему мутанту, всаживая в него всю обойму.

Но с каждой секундой становилось ясно: чудовищ гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. И хуже всего то, что ты не знаешь, в какой момент человек рядом с тобой станет монстром.

Евгений продвигался быстрым шагом, в этой ситуации он был подобен танку. Удерживая свою жену, Веронику, под локоть, старался держаться ближе к стене. Он изредка притормаживал, чтобы оглядеться. Лицо его было напряжено происходящим.

— Вниз! — рявкнул он детям, когда взрыв прогремел в десятке метров от них. Артём и Алиса синхронно упали, накрывая головы руками.

Вероника Павловна держалась молодцом, но было видно, как дрожат её губы. Она почти не говорила, старалась экономить силы. И не хотела отвлекать мужа, полностью доверя ему свою жизнь. Глаза бегали по сторонам, и только когда Евгений сжимал её руку, она чуть кивала: “я здесь, всё нормально”.

Артём со своей стороны, тоже действовал чётко: заслоняя сестру, осматривал проход, держа перочинный ножик наготове. Алиса – напротив, прикрывала тыл. Её руки сжимали матово черный корпус электрошокера. Она сжала челюсти, и по её лицу нельзя было сказать, что сейчас внутри плескался ужас.

Толпа постепенно редела. Те, кто выжил в первых минутах, начали собираться ближе к военным, направляющих всех в сторону туннеля, уходящего к другой станции. А весь холл и пространство – превратились в поле боя, которое было наполнено дымом, криками, выстрелами, запахом крови, пороха и сгоревшей кожи. Но Вишневские двигались туда, куда показывали координаторы. Через страх. Сквозь ужас. Словно у каждого из них был свой внутренний маяк. И пока они были вместе, они не потеряются.

Прошло уже несколько часов с того момента, как семья Вишневских и другие люди покинули станцию, охваченную паникой и смертью. Теперь они двигались через туннель, тот самый, что в мирное время поезда преодолевали за пару минут. Сейчас он растянулся в бесконечность, как кишка мёртвого города.

Темнота обволакивала, как старая промасленная ткань. Свет исходил лишь от фонариков, которые были в руках у идущих. Они иногда мигали, будто вот-вот выдохнутся. Помимо влаги, воздух начал приобретать запахи пота и страха.

Толпа шла медленно, почти шаг в шаг, как во сне. Кто-то бормотал молитвы. Кто-то держал руку на плече близкого, просто чтобы не потеряться. Дети молчали. Взрослые тоже. Чувствовалось общее бессилие Паника выгорела стремительно, точно так же как и началась до этого. Осталась тягучая усталость и глухое ожидание неизвестного.

— Пап, ты видишь?.. — Артём прервал тишину, указав рукой вперёд. Его голос был тяжелым, иссеченный поспешным бегством.