Когда они вошли в кабинет, все уже было готово. Ирвина выгнали за дверь, Доминик взял все командование на себя. Младшие алхимики погрузили людей — двоих мужчин — на столы для целительских операций. Один был таким тощим, что напоминал брошенную на стол ветошь, изъеденную молью до дыр. Второго же раздуло, как перестоявшее тесто. Он тяжело дышал, хрипел, в его груди что-то булькало, а в углу рта блестели не до конца схватившиеся багровые корки.

— Ты помнишь закон равновесия? — спросил Доминик, наклоняясь к Элль. Младшие алхимики отошли в сторону, Ханнес замер на безопасном расстоянии, сцепив руки за спиной. Элоиза и Дом оказались одни против двоих умирающих.

— Энергия перетекает из зоны большей концентрации в зону меньшей ради установления равновесия, — процитировала Элль. Вышло коряво, но и ситуация не располагала к вдумчивому копанию в памяти.

— Сделай между ними канал, свяжи их, — скомандовал он шепотом и отстранился, будто близость Элль выжигала воздух вокруг него.

Элль выпростала руки и провела пальцами, хватая безвольно болтавшиеся в воздухе нити. Каждый из умиравших цеплялся за жизнь, каждый тонул в отчаянии. Худого безразличие глодало, а раздутого все никак не могло утащить на дно, но оба равномерно погружались в пучину, как бы ни старались набить свои грудные клетки воздухом. Они уже ничего не видели и не слышали в предсмертной агонии, но когда Доминик и Элоиза в четыре руки связали между собой их нити, не заботясь о прочности узлов, оба забились, как выброшенные прямо на жаровню живые рыбы.

Они кричали, раскрывали рты, пока из глоток не полетели брызги крови. Элль хотела отвернуться, но она знала, что не посмеет. Она бросила взгляд на Доминика — тот стоял безразличный к происходившему. Наблюдал за агонией, как будто заранее знал, что ничего не выйдет. Он едва шевелил пальцами, распуская самые слабые узлы, которые облегчили бы муку и позволили двум связанным душам незаметно проскользнуть за завесу, прямиком на суд Дремлющих богов, когда они проснутся и возобновят приемные часы в своем чертоге.

Вскоре оба умиравших стихли, обмякли, напоминая усеянный рыбами и медузами пляж после шторма. Дом утер покрытый испариной лоб и махнул младшим, чтобы убрали тела. Глянул на Ханнеса, кивком обозначая конец эксперимента.

— Я ожидал другого, — поджал губы отец. Элль напрягла плечи и спину, чтобы не склонить голову под грузом отцовского разочарования.

— Отрицательный результат — тоже результат, — невозмутимо парировал Доминик.

— Предыдущий продержался два часа.

— Я пытаюсь выяснить, в чем причина. Коллегия, возраст, состояние здоровья, биография — так много факторов, — рассеянно взмахнул рукой Дом и тут же закашлялся. Его горло распухло, раздалось, и принялось душить собственного хозяина.

Ханнес стоял неподвижно, только сжимал кулак перед собой. Пылающий взгляд перешел с Доминика на Элоизу.

— Мне нужно три восстановленных мертвеца. Минимум, — прошипел он. — Корабли Галстерры уже в Темере.

Ханнес ослабил хватку, и горло Доминика начало сдуваться. Когда оно позволило глотнуть воздуха, сын Летиции Верс в неизменной надменности сказал:

— А я-то думал, что нам важно качество, а не количество.

Ханнес упер взгляд в дочь.

— Элли, я рассчитываю на тебя. Это наш шанс стать по-настоящему свободными. Бери любые книги, работай день и ночь, — требовал он, пока сам не выдохся. Он говорил что-то еще, но взгляд Элль возвращался к каталкам, которые не могли разъехаться в узком дверном проеме. С каждым словом Ханнес становился все дальше, и Элль не пыталась уцепиться за него, спросить, зачем это все. Просто не видела смысла. Кажется, она ничего и не видела, кроме двух отпечатков смерти, повисших над полом.

Она стояла, как истукан, даже после того, как Ханнес покинул кабинет, оставляя дочь и несостоявшегося зятя наедине с призраками тех, кто несколько минут назад ускользнул на ту сторону.

Доминик достал из внутреннего кармана халата фляжку и сделал несколько больших глотков.

— Теперь ты понимаешь, Элли, дорогая, в этом прелесть быть мной — от меня никто ничего не ждет. Не доставляю проблем — и уже замечательно. А вот ты — от тебя постоянно чего-то хотят. Каждому что-то нужно, но не нужна ты сама. Должно быть больно и одиноко, — нахмурился Дом.

— Твое сочувствие просто очаровательно. Тебе его тут пришили? — вскинула бровь Элль, словно проснувшаяся от укола его ядовитых слов.

— Нет, я пришел к нему сам, — едко парировал Дом. — Как и к восстановлению Ирвина.

— И как же у тебя это получилось? — произнесла она едко, а сама сжалась, пытаясь удержаться, не выдать, насколько ей это важно. Дом осел в кресло и потянулся, как ленивый. разморенный солнцем кот.

— Не знаю, Элли, думаю, дело в судьбе. Я просто блуждал по кварталу Увеселений… Искал, чем бы еще мне накачать свое тело, чтобы оно перестало жаждать тебя. И преуспел — в одной курильне ставили кальян на вине и добавляли туда все специи, которые пожелаешь. Я уже хотел мирно поспать, когда увидел этого парня с дырявым животом, и мне стало его жаль. У него, как и у меня, все было впереди, но кто-то другой своей волей перечеркнул то, что было нам предначертано. Мне стало его жаль, и я его спас. Ну, то есть так получилось. Гарантий не было. Может, боги направляли меня?

Элль услужливо достала из шкафчика бутыль настойки, вытащенную Ирвином из общего погреба, и налила в мерный стакан. Преподнесла питье Доминику.

— И все-таки, как тебе пришла эта идея? — вновь спросила она. Этот вопрос не давал ей покоя уже несколько дней. Доминик никогда не обладал даром созидания, он мастерски воспроизводил чужие формулы, у него была прекрасная память, но придумывать что-то свое ему не удавалось.

— Я уже сказал, Элли. Видимо, боги вели мою руку и указывали, как сплести энергию, — он понизил голос и заговорил вкрадчиво, игриво. — Как будто на ухо шептали, что только возвращенный с того света мертвец может создать подобного себе и повести за собой, дать ему смысл и волю.

Он поднялся с места и запутался в собственных ногах, повалился вперед, ровно на Элль. Девушка не успела отшатнуться и подставила плечо костлявому, но все еще тяжелому телу. Ее обдало запахом перегара и давно не стиранной одежды. Дом крепко обхватил Элоизу за талию и по-собственнически зарылся носом в ее волосы.

— Когда ты рядом, меня даже пойло не берет, — произнес он в исступлении. Элль поморщилась и попыталась отстраниться, но Дом прижимал ее к себе, впечатывал в собственное тело, и девушка кожей чувствовала, как от Доминика к ней тянутся тонкие нити чар.

— Перестань! — она вскрикнула и оттолкнула его изо всех сил. Дом зашатался, попытался сесть на прежнее место, но промахнулся и шлепнулся на бок, принялся грязно ругаться.

Дверь тут же открылась и на пороге показался Ирвин.

— Все в порядке? — спросил он с деланой веселостью. В глазах у него стоял лед, и Элль почувствовала, как нагрелась и запульсировала ниточка у ее сердца.

— Все просто охренительно, — выпалил Доминик. Он с трудом сошкрябал себя с пола и, размащисто зашагал в сторону двери, шатаясь так, будто вечно пьяный капитан в его голове то и дело командовал «право руля», «лево руля» и никак не мог определиться.

Ирвин предложил проводить его до башни, но был послан в Бездну. На том и порешили.

Когда дверь за сыном Летиции закрылась, Элль с облегчением выдохнула.

— Тебе бы заиметь при себе нож, — со знанием дела сказал Ирвин. — Или что-нибудь еще для самозащиты.

— Нож — оружие неодаренных, — попыталась отшутиться Элоиза, но заклинатель был серьезен. Она нахмурилась. — Ты же не думаешь, что я смогу всадить нож в живого человека?

— Можешь потренироваться на мне. Доминик подлатает.

— Еще чего!

— Я серьезно, Элль. Мы в опасном месте, и дальше будет только хуже. Я смогу тебя защитить, но что, если меня не будет рядом?

Элль вспомнила заклинателя, который напал на нее на набережной. Как она оплела его коконом из чар быстрее, чем успела оценить ситуацию. Повезло, что он не умер, но в другой раз времени на такое колдовство могло и не быть. В конце концов, незримое искусство было неспешным.