— И каково это? Быть таким, как ты..

— Когда я очнулся, я просто хотел чувствовать себя живым. Ощущать все, что только возможно. Вкус еды, ветер, тепло огня, прикосновения, — он приблизился к Элль вплотную и открыл перед ней дверь в комнату, пропустил вперед. — И мне все было мало. Я все время доказывал себе, что живой. Что-то большее, чем ходячий труп.

— А потом озадачился поисками смысла? — выгнула бровь Элль. Ирвин мягко фыркнул, оперся о перила и снова взглянул на девушку. Смотрел долго, не отрываясь, будто хотел навсегда запечатлеть ее под своими веками, потрепанную, сонную, замерзающую, невольно кутающуюся в его куртку.

— Возможно, смысл в том, чтобы просто жить. Не пытаться спасти мир или покорить, а просто… идти за тем, что делает тебя счастливым, — пожал плечами заклинатель, но по его спокойной улыбке становилось ясно, что он абсолютно уверен в своих словах. Элль бы хотела себе такое же мертвецкое спокойствие и способность смотреть на мир проще, но в груди у нее билось сердце и клокотал гнев.

— Обязательно попробую на досуге.

— Могу помочь, — подмигнул Ирвин и вновь подшагнул к ней так близко, чтобы она почувствовала на своей коже совершенно не свойственное мертвецу тепло. — Если ты поможешь мне, Элль. Давай сбежим?

Кажется, даже ветер за окнами стих, чтобы Элль могла как следует расслышать эти слова.

— Умеешь ты выбрать момент, — только и сказала она, отстраняясь.

— Поверь мне, жизнь слишком коротка, чтобы искать подходящий случай, чтобы что-то сделать. Но в нашей ситуации такой действительно может подвернуться. У меня есть план.

«План у него есть, как же», — думала Элль, пока ее вели по коридорам Башни Реджиса. Первое время она еще пыталась запомнить маршрут, но вскоре с раздражением забросила эту идею. Башня была уникальным произведением архитектуры хотя бы потому, что планировка этажей почти не повторялась. Лестницы в разных частях могли вести на два этажа ниже, чем нужно или вообще вели в тупики. Реджис сам утверждал проект этой башни. Он верил, что так ему удастся надежно запереть незримое искусство и направить дар алхимиков на пользу обществу, просто посадив их в лабиринт из белого камня.

Пенни Лауб рассказывала, что за последний год их движению удалось полностью обжить башню и не попасться на глаза Верховной Коллегии. У них даже была своя оранжерея, чтобы обеспечивать повстанцев, как они сами себя называли, продуктами. И около десяти лабораторий внутри здания. Элль слушала и кивала. Ей было страшно. Чтобы не бояться, она решила направить энергию в русло гнева, поэтому теперь ее злило буквально все. Прогулочный шаг и непринужденная манера старухи. Грязный серый цвет, окружавший их со всех сторон. Плевшийся рядом Ирвин, то и дело бросавший на Элль внимательные взгляды. Он остался на ночь в ее комнате. Это обстоятельство тоже раздражало. Элль страшно продрогла, стоя на балконе, но поняла это, лишь оказавшись в комнате. Ирвин, как верный слуга, предложил согреть ей кровать и, игнорируя все «не стоит» разделся и залез в постель. Элль была слишком уставшей чтобы спорить и легла рядом. Из головы не шел его разлагающийся на глазах образ. Элль невольно принюхалась, пытаясь уловить запах гниющей плоти, но была только сырость не до конца просохших простыней. Ирвин заметил это и попытался отшутиться. Элль стало не по себе. Она решила не извиняться, чтобы случайно не усугубить ситуацию, брякнула что-то неловкое, попросила Ирвина отвернуться и легла к нему спиной. Утром Пенни зашла в комнату и застала ее, нежащейся в объятиях заклинателя. Ирвин утверждал, что она сама во сне попросила обнять ее. Причем говорил это с такой умиленной улыбкой, что Элль хотелось выбить ему все зубы один за другим. Не время для нежностей. Или трепетных взглядов украдкой, закадычных перемигиваний — даже если очень хочется.

У них был простой план. Элль должна была найти способ проникнуть в лабораторию, где создавали зелье, которое поддерживало в Ирвине жизнь или ее подобие, понять, как ее воспроизвести, а после этого заклинатель разведет воды Солари и они прямо по морскому дну отправятся на Архипелаг. На подходе к береговой линии прикинутся жертвами кораблекрушения, сделают вид, что у них амнезия и попросят об убежище. Это звучало самонадеянно и глупо, но у Элль не было идеи лучше. По крайней мере, пока что. Она в целом была согласно с первой частью плана, а дальше — будь что будет. Пока нужно было адаптироваться и ждать, а в этом Элоизе Фиуме не было равных.

В висках пульсировало: «Ты справишься, я верю в тебя». Ирвин сказал ей это, пока она утром боролась с завязками на рукавах рубашки, отвергая всякую помощь. Конечно, его слова не касались дурацких тесемок. И это было даже мило, но Элль все равно захлебывалась от злости. А что, если она не справится? Ей столько раз доверяли ответственность, а она проваливалась.

Хотелось выть и рвать на себе волосы, но вместо этого Элль только сильнее впечатывала каблуки в пол.

— Реджис предполагал, что алхимики смогут проводить здесь всю жизнь, от младенчества до глубокой старости. Конечно, он планировал как-то контролировать рождаемость, были отдельные этажи для мужчин и женщин, они не могли пересекаться даже в столовых. На всякий случай медицинский пункт был оборудован родильным отделением, а также было что-то вроде дома престарелых. К счастью, этому масштабному плану не удалось осуществиться даже наполовину. Башню строили почти пять лет, а под закат Реджиса в ней находился только приют или интернат. Взрослые алхимики ушли в подполье, а остальных держали на отдельных островах, ожидая открытия башни, — рассказывала Пенни. — Сейчас мы, например, на мужском этаже. Ничем не отличается, кроме оснащения ванных комнат.

— Вы здесь все так хорошо знаете, — отметила Элль, прилагая все усилия, чтобы голос не звучал резко или едко. Она запросто могла себе представить, как выглядела бы жизнь в башне, будь она наполнена людьми согласно плану Реджиса, и от нарисованных фантазией картин девушку бросало в дрожь. Ей сразу вспоминался храм Рошанны с ежедневными молитвами и работой над зельями.

Но Пенни не смутилась. Наоборот, кокетливо отбросила назад выбившуюся из серебристого пучка челку и взглянула на Элоизу поверх плеча.

— О чем речь, дорогая Элли? Я сама участвовала в строительстве этой башни.

— Что?

Элоиза на всякий случай перевела взгляд на Ирвина, но тот был мертвецки спокоен. То ли уже знал, то ли ему было абсолютно плевать. В целом, подумала Элль, уже можно было не переспрашивать, не задавать уточняющие вопросы и не удивляться, каким бы абсурдным ни было каждое следующее открытие. В конце-то концов, должен был у судьбы рано или поздно исчерпаться запас жестоких шуток.

— Конечно, — всплеснула руками Пенни. — До начала всех Чисток мой первый муж был важным лицом в тогдашнем городском совете. И мы решили, что если эта вся история не загнется в первый год, то надо будет придумать что-то, чтобы и сети были целы, и барракуды сыты. Мы решили создать крепость, в которой алхимики будут в безопасности от Реджиса, пока он думает, что стены защищают от алхимиков его самого.

— И он ничего не заподозрил?

— Мы смогли грамотно подать эту идею. А когда еще несколько влиятельных алхимиков подключились, выражая тем самым поддержку его правительству, он решил, что мы выбросили белый флаг.

— Но было же еще Подполье.

— Ах, да, наша дорогая Летиция и не менее дорогая Амаль. Как ты думаешь, кто был их профессором в старой Академии? — Пенни развела руки, и стала напоминать богиню, смиренно глядящую на предательство превзошедших ее учеников. — Надо отдать им должное, тогда еще совсем молодые, они прекрасно справились с задачей. Башня обеспечивала их информацией о заказах и планах Реджиса, а они эти планы обрывали, нарушали цепочки поставок. Все были в выигрыше до самого свержения этого безумца.

Превеликие боги, сколько лет уже тянется эта история. Элль попыталась сосчитать, но бросила это дело. Виски ломило от количества вопросов.