Мотив был ясен. Теперь нужно было понять, где жертвы нашли приворотное зелье.

— А как бы ты действовала на их месте? — спросил Ирвин, отрывая взгляд от карты. Они оказались на самой границе квартала Рек. В предыдущем доме их и вовсе не пустили на порог, и список Ирвина стремительно сокращался. Оставалась всего пара адресов. Большинство из них находилось на окраинах, и Элль совершенно не хотелось туда отправляться. Чем дальше они оказывались от центра, тем настороженнее и злее были люди. Им достаточно было увидеть полицейский шеврон Ирвина и мантию Элль, чтобы сбросить напускное радушие и с чувством полной правоты рассказывать, как плохо работает полиция и как вредят миру алхимики.

— Я бы не стала искать решения проблемы в приворотном зелье, — категорично отрезала Элоиза. Ирвин удивленно посмотрел на нее. — Что?

— Ничего, — пожал плечами он. — Просто удивительно. У тебя, считай, есть все необходимое. Подлила пару капель в суп, и муж навсегда забыл о длинноногой соседке. Неужели ты никогда не думала об этом?

Этот вопрос был частым для представителей их сферы. Остальным магам и малоодаренным было не понять, каково это — день за днем разрабатывать новые формулы, дающие чувство влюбленности, а потом приходить на свидание в кафе и видеть, как за каждым третьим столиком кто-то находится под действием приворота. Такие зелья раньше были крайней мерой и просто так их было не купить. Сейчас же они стали доступными и популярными, как жевательная резинка, сигареты и готовые обеды.

«Это неудивительно, люди хотят почувствовать что-то помимо усталости от прошлого и страха перед будущим», — пришли на ум слова одного из членов Верховной Коллегии, который совсем недавно выступал на радио в защиту свободного оборота приворотных средств. Его, кстати, после этого выступления исключили и заставили быстро искать преемника. Об этом Элль рассказали уже в Алколлегии, там с пониманием относились к взвинченности девушки.

— Можно создать чувство влюбленности, можно искусственно вырастить привязанность и даже одержимость, но какой в этом смысл? — спросила она. — Человеческое сердце — предмет сложный, и как на него ни воздействуй, оно все равно останется верным своим желаниям.

— Так ты веришь в истинную любовь? — вскинул брови Ирвин. То ли искренне удивился, то ли мастерски издевался, Элоиза и сама не знала, что думать.

— Ни во что я не верю, — хмыкнула она, теребя цепочку. — Просто считаю, что хоть магия и способна на многое, она не всесильна.

— Но люди с помощью магии смогли свергнуть Дремлющих богов.

— Вот только богословской аргументации мне не хватало.

— Прости, вырос в очень верующей семье, поэтому готов цитировать Писание наизусть.

Элль только пожала плечами и неловко улыбнулась. В нагретом воздухе повисло неловкое молчание, и все звуки вокруг как будто сделались громче: кашель торговца в соседней лавке, звон ложек о фарфоровые стенки чашек и блюдца. Нервы натянулись от ощущения, что нужно что-то сказать. Прямо сейчас. Люди ведь не просто так делятся историями из своего детства, они дарят их, как милые безделушки, от которых невозможно отказаться, и после которых нельзя не подарить что-то взамен…

— А твоя семья — тоже заклинатели?

Это было первое, что пришло ей на ум. Очевидный вопрос с предсказуемым ответом, но иногда бывали ведь исключения! Вот у Элль все были заклинателями, а она оказалась первым алхимиком за несколько поколений. Правда, это исключительное явление обернулось кучей проблем и подмочило репутацию матери.

— Да, — улыбнулся Ирвин. — И связаны только с водой. У нас, можно сказать, династия. Но Реджиса мы не поддерживали. Мой отец и дядя работали тогда в береговой охране и помогали алхимикам бежать на грузовых судах. Дядю, правда, поймали и потом судили как предателя, но он никого не выдал.

— Герой, — кивнула Элль.

— Да, сама Амаль Мартинес дала ему награду. Но это было посмертно.

— Мне жаль.

— Ничего страшного, я его почти не помню, — отмахнулся заклинатель воды. — А у тебя что?

— Алхимики. Мама в основном занималась домом, отец… был довольно известным историком алхимии. Открыто выступал против Реджиса, поэтому нам пришлось уехать в Галстерру.

— Но вы вернулись, когда все закончилось, — попытался нащупать позитивную ноту Ирвин.

— Отец вернулся и пропал. Погиб в стычке банд, скорее всего. Мама не пережила этого. Я в документах как дочь не числилась, меня скрывали, поэтому никакого наследства или возможности найти отца, — она пожала плечами и стала с усиленным интересом рассматривать чьи-то фиалки в горшках на узком балкончике второго этажа. Мама тоже такие выращивала.

Ирвин поджал губы и шумно вдохнул, будто наступил в собственноручно установленный капкан. По выражению его лица Элль догадалась, что парень явно ожидал другого. Какой-нибудь истории об интеллигентной жизни в эмиграции с семьей алхимиков, полной взаимной поддержки, внушающей надежду на лучшее. Но нет.

— Нелегко тебе пришлось, — наконец отозвался молодой человек.

— Нормально, — отмахнулась Элль, чувствуя, как все ее существо восстает против звучавшего в голосе заклинателя сочувствия. — Я привыкла.

— У тебя точно стальные яйца, — мягко рассмеялся Ирвин. — Я видел людей, которых и меньшее выбивало из колеи.

— Когда жизнь постоянно тебя пинает, рано или поздно учишься уворачиваться.

Она прибавила шагу, отрываясь вперед. Шею свело от напряжения, а ногти впились в ладони. Элль прикладывала все усилия, чтобы не поморщиться. В конце концов, какое Ирвину было дело до ее жизни? И зачем надо было делиться с ним подробностями? Можно было ведь просто обозначить общие моменты, а потом как ни в чем не бывало вернуться к разговорам о погоде или о деле. Но все это она осознавала слишком поздно. Было в Ирвине что-то безопасное, такое знакомое, что Элль не сопротивлялась и отпускала контроль.

— Кстати, о деле, — она развернулась, цепляясь за мысль, — почему мы обходим дома свидетелей, а не вызываем их в участок?

Ирвин удивленно посмотрел на девушку и хмыкнул.

— Во-первых, участок и так перегружен из-за демонстрантов и забастовщиков. Одни требуют снижения налогов, другие — ускорения выдачи жилья. Есть еще эти… умники, которые утверждают, что сирены и дельфины разумны, и Верховная Коллегия обязана запретить охоту на них. В общем, в комнаты для допроса очередь расписана на неделю вперед, — он перевел дыхание и добавил. — К тому же, в своих домах люди ведут себя спокойнее.

— Не особо заметно.

— А ты веди себя так, будто в гости зашла, а не для того, чтобы решить их проблемы, — предложил детектив. В ответ на обжигающий негодованием взгляд он лишь развел руками. — Просто попробуй. Может, нам стоит пройти через «Колодец» перед следующим домом? Настроение себе поправишь.

— Пошли уже.

Домик их свидетельницы уютно устроился между доходными домами квартала Рек, и с непривычки его запросто можно было не заметить. Что Ирвин и Элоиза и сделали. Они несколько минут бегали кругами, не видя ничего, кроме ухоженного палисадника, приютившегося между четырехэтажными домами из белого камня, украшенного барельефами. И только когда прошедшая мимо них старушка, больше напоминающая одуванчик, подхваченный ветром, направилась вглубь шелестящего скверика по белой дорожке среди розовых кустов, напарники решили проследовать за ней.

Оказалось, что доходные дома с двух сторон обнимали довольно просторный двор, в котором заботливой рукой разбили целый сад с деревьями и кустами. В центре расположился дом: в нем было всего два этажа, и на фоне окруживших его строений он выглядел совсем игрушечным. Покатая крыша, аккуратные окошки, на каждом подоконнике уже цвела примула. Элль стянула перчатку и протянула руку к розовым бутонам, распустившимся несмотря на все еще холодные ночи, и тут же уловила на кончиках пальцев знакомое покалывание магии. Защитные чары, но само плетение было одновременно знакомым и незнакомым. Интуитивным, как делала сама Элль.