— Не увлекайся, а то надорвешься, — раздался насмешливый голос из гостиной. Ирвин подскочил, выпуская из рук стакан.

Лязгнуло стекло, отозвались перезвоном разлетающиеся по кухне осколки. Ирв обернулся и увидел, как в арке, ведущей в гостиную, от тени отделяется долговязый силуэт. Ночной гость не спешил показывать свое лицо, но это было и не нужно.

— Прости, — проговорил заклинатель воды, тяжело дыша.

Собеседник отмахнулся, будто прощая ребенку невинный проступок.

— Просто будь осторожнее. Вернуть тебя с того света было непросто, — хмыкнул гость. — Было бы обидно, если бы все усилия оказались потрачены впустую, просто потому что ты решил наесться плесневелого хлеба.

— Я понимаю, — торопливо произнес заклинатель воды. Ему показалось, или в неверном свете Феррис его кожа снова приобрела землистый оттенок и покрылась синюшными пятнами, как будто кто-то пролил чернила на пергамент. Ирвин усиленно заморгал, и видение исчезло, оставляя после себя только скребущееся беспокойство. Даже страх. Страх снова умереть, оказаться в небытии, без желаний, без воли, в окружении орущей толпы собственных мыслей.

Ирвин сдавленно вздохнул и произнес, будто в свою защиту:

— Просто… мне так нравится… чувствовать себя живым…

— О, я понимаю, Ирв, — ночной гость шагнул ближе, положил узкие ладони на его плечи и сжал. Со стороны выглядело ободряюще, но Ирвин видел лицо своего собеседника, его стальные глаза, спокойные и безжизненные, как у ящерицы. В них не было места теплоте или чему-то более-менее человеческому.

Собеседник мотнул головой, смахивая светлые пряди с угловатого лица. Уголок тонких губ дернулся вбок, на секунду создавая иллюзию улыбки.

— Но ты ведь понимаешь, что если тебе дан второй шанс, то нужно его использовать? И сделать это так, чтобы в следующий раз предстать перед Дремлющими богами без долгов.

«Нет там никаких богов», — хотел сказать Ирвин, но промолчал. Тот, кто вытащил его из темноты, не любил, когда с ним спорили.

Руки исчезли с его плеч, и молодому человеку тут же стало легче дышать.

Ночной гость обогнул Ирвина, достал из кухонного шкафчика пыльный бокал и сполоснул его. Придирчиво осмотрел бутылку, в компании которой Ирвин проводил свою варварскую трапезу, и, кривя губы, налил себе вина. Баюкая бокал в тонких пальцах, прошел обратно в гостиную и расселся на диване, подальше от пятна уличного света. Ирвин направился следом, будто на привязи.

Визитер дождался, когда детектив сядет на пуфик возле дивана, закинул ногу на ногу и поинтересовался.

— Как у нас дела? Капитан ничего не сказал?

Ирвин замотал головой так энергично, что хрустнула шея. Тело под конец дня деревенело, хотя, может, дело было в окутавшей город межсезонной сырости. В костях поселилась ноющая боль и как будто даже зрение стало подводить его.

— Я все так же занимаюсь делом о «Поцелуе смерти». Капитан поддержал идею обратиться к «Саламандрам», и теперь мы с мисс Элоизой занимаемся расследованием.

— Как и было задумано… — довольно отозвался человек и, словно собравшись с мыслями, отпил вина. Поморщился и отставил бокал. Затем запустил руку в карман и достал миниатюрный флакончик с пробкой, до краев наполненный вязкой красной жидкостью. Ирвин почувствовал, как во рту скапливается горькая слюна, а к горлу подкатывает приступ тошноты одновременно с невыносимым голодом.

— Да, — закивал Ирвин. — Вот только… я постарался расположить мисс к себе заранее, но она… Не то, чтобы располагается.

Вместо вопроса — легкое движение брови вверх-вниз. Этого оказалось достаточно, чтобы Ирвин, запинаясь, кляня собственное слабое жаждущее жизни тело, пересказал события прошлого вечера. Тяжело сообщать человеку, который достал тебя с того света, факты, которые ему с высокой долей вероятности не понравятся. Ирвин видел, как рот сжимается до состояния прорези, как ходят желваки, туго обтянутые кожей, как пальцы сжимают бокал, грозя раздавить стекло. Но заклинатель не мог ничего поделать, его как будто дергали за нити, одна из которых была привязана прямо к языку. И Ирвин говорил, говорил, говорил, все быстрее, пока легкие не начало жечь от недостатка воздуха. Когда он дошел до сегодняшних попыток Элоизы отделаться от него, ночной гостью выдохнул. Даже усмехнулся. И Ирвину и самому задышалось гораздо легче.

— Кажется… — как бы невзначай произнес гость, разглядывая собственные ногти, — я просил тебя расположить ее к себе. А ты что сделал? И не говори, что перестарался.

— Я… признаю, не сдержался. Но она первая начала, — выпалил Ирвин, чувствуя, как зубы сводит от отвращения. Как будто он совершил преступление.

Собеседник лишь поднял руку.

— Я тебя не виню, — с обманчивой мягкостью произнес он. — Ты, считай, заново родился. Но второй такой ошибки я не допущу. Ты должен выполнить свою работу. У тебя времени до Карнавала.

Ирвин склонил голову и вперил взгляд в бороздчатый узор половиц. По серебристым пятнам света скользнули ленты теней. Скрипнули пружины дивана. Шаги зазвучали в сторону коридора, все дальше и дальше, а Ирвин так и продолжал сидеть, будто ночной гость был призраком. Видением. Будто Ирвину нельзя было знать, как он появляется в квартирке в Квартале Рек, не дозволялось лишний раз смотреть на его лицо. Никаких подобных запретов, конечно же, не существовало на самом деле, заклинателю просто хотелось, чтобы гость поскорее исчез, не оставив и следа. И когда раздался долгожданный хлопок двери, а квартиру заполнила тишина, нарушаемая редким цоканьем капель о металлическую раковину, Ирвин выдохнул. Схватил оставленный гостем флакон и вылил содержимое в рот, проглотил и почувствовал себя почти по-настоящему живым. Почти свободным.

Голод и жажда развеялись. Сменились тяжелой сытостью и клонящей ко сну усталостью. Ирвин невольно поежился. Ему все еще не хотелось спать, бодрость вспыхивала от одной мысли о том, чтобы снова погружаться во тьму, где его поджидали бесформенные чудовища. Сколько дней он не спал? Пожалуй, с момента пробуждения после смерти. Получалось только недолго сидеть или лежать с закрытыми глазами, это вроде обманывало привыкший ко сну разум.

Под закрытыми веками снова замелькали огни, узкая улица, залитая светом. Лучи, пронзающие облака плотного дыма, едкий и терпкий запах, от которого кружится голова. Чуть сладковатый, напоминающий благовония, но в нем не было ничего святого. Хотя, сделав пару вдохов, можно было увидеть перед собой даже очнувшихся от вечного сна богов. Ирвин видел свои ноги, спускающиеся в подвал, сгущающиеся вокруг тени, а затем обрушившуюся на него гранитной плитой боль, ослепляющую, раздирающую мышцы, выворачивающую суставы, которая схлынула так же неожиданно, как появилась.

Ирвин рывком сел на диване. Шея онемела и не давала как следует дернуться, чтобы вытрясти из тела скопившееся напряжение. Ирв глянул на часы — утро только вступило в свои глаза. Детектив тяжело вздохнул, попробовал улечься, но уже через несколько секунд злобных ворочаний поднялся. Взял куртку и ключи и вышел в объятия сонного города. По его прикидкам, в участке никого не было. Значит, можно было влезть в архив и попытаться узнать, кто тогда его убил.

— Почему мой кабинет занят? — Элоиза не видела лица Эллиота, но готова была поклясться, что мужчина закатил глаза с такой силой, что при желании мог бы рассмотреть свои зубы мудрости.

Она снова провела беспокойную ночь, болтаясь между сном и явью, а когда за окном забрезжил рассвет, решила немного поработать. Хоть Летиция и освободила ее от работы в лаборатории, рутина успокаивала. Перебирать ингредиенты, разрабатывать новые формулы — Элоиза была сильна в этом, и даже находила извращенное удовольствие в том, чтобы наслаивать свойства компонентов друг на друга, пока не получится нужный результат. Так некоторые люди успокаивались, вышивая крестиком, в то время как другие рисковали выколоть иглой глаз или ненароком убить соседа-вышивальщика.