Элль оглядела себя: черная мантия «Саламандр» сменилась студенческой — темно-синей, с нелепыми нашивками факультета. У нее, как и у всех алхимиков, была серая нашивка с колбой и пузырьками, криво посаженная на чары. Элль помнила эту мантию — она сдернула ее с бельевой веревки в паре кварталов от съемной квартиры. Рядилась студенткой и приходила на лекции вольной слушательницей.

— Потерялась? — кто-то придержал ее за локоть.

Элль обернулась, и наткнулась на взгляд, горевший веселыми искрами серебра. Молодой человек нависал над ней и умиленно улыбался, как будто нашел прибившегося к мусорным бочкам котенка. Он перехватил книги так, чтобы одна рука осталась свободной, и спросил:

— Куда тебе? Я тут все знаю.

— На лекцию, — ответила она первое, что пришло в голову. Он был так близко, а его взгляд так беззастенчиво блуждал по ее лицу, что хотелось закрыться, сжаться, спрятаться. И все в груди и животе завязалось тугим узлом, будто он мог вскрыть ее одним движением и похитить что-то жизненно-важное, например, печень.

Парень усмехнулся и мотнул головой, отбрасывая светлые волосы со лба.

— На какую лекцию? — с нажимом проговорил он, шутливо показывая, что теряет терпение. Элль невольно запустила пальцы в волосы.

— История алхимии.

— О! — он вскинул руку, и стайка старшекурсников за его спиной разразилась смехом. Молодой человек склонил голову, как актер на сцене. — Мне там появляться не стоит, но для тебя я сделаю исключение. Доминик Верс, к вашим услугам.

Он протянул руку. Элль, словно одурманенная, подала свою. Парень взял ее под локоть и повел вдоль коридора, пока они не остановились у двери аудитории. Элль уже хотела поблагодарить своего провожатого и шмыгнуть на лекцию, но тот не выпустил ее руку из своей хватки.

— А благодарность? — улыбнулся он.

— Спасибо, — ответила девушка. Улыбка Доминика стала только шире. Его взгляд… Элль не знала, куда от него деться. Как будто из всего в мире он решил заострить внимание на ней одной, а она чувствовала себя, как бабочка, приколотая к листу бумаги.

— Ты не из Темера, да? Давай я вместо лекций покажу тебе город?

Она тогда отказалась и скрылась за дверью аудитории, как будто в окружении парт и автоперьев была в безопасности, как в самой надежной крепости.

Элль перевела дыхание. Сердце тяжело ухало в груди, разрываясь от волнения, будто за ней гналась стая диких зверей. Будто в нее впились десятки взглядов, а следом за ними все когти и зубы мира. Девушка прижалась лбом к двери, запоздало подумала о том, что следующий вошедший может запросто разбить ей голову. «Пускай», — тут же ответила себе она. Это была бы очень дурацкая смерть, но в тот момент она казалась Элль заслуженной. Она готова была сквозь землю провалиться, лишь бы только этот Доминик Верс больше не окружал ее своим пристальным вниманием, от которого становилось жарко, как в пятне солнечного света.

Сзади на нее налетел порыв ветра. Элль обернулась и прикрыла глаза рукой, закрываясь от пляски бликов на серебристых спинках мелких волн. Воздух наполнился шумом: плеском воды, шипением пены, сползавшей по камням волнореза, музыкой, песнями, гомоном разговоров, хлопаньем флагов. Вокруг постоянно что-то звякало, трещало, хлопало. Элль огляделась и увидела, что стоит на смотровой площадке Плавучей Ярмарки — искусственного острова прямо в сердце самой широкой части Солари. До берега было рукой подать, и все же для большинства горожан Ярмарка была недостижимой — билет стоил как хороший праздничный ужин для большой семьи или как месяц аренды комнаты с отдельной ванной. И это без учета того, что на территории Ярмарки были аттракционы и музеи, где билеты нужно было покупать отдельно.

От ярких красок кружилась голова, а в ушах звенело от гомона. Элль было не по себе, но как-то по-новому. Тревога смешивалась с робкими искрами радости, словно ей не верилось, что это происходит с ней. И от ощущения, что все взаправду, что она действительно оказалась на этом острове радости, в груди боязливо расцветало счастье.

— Я принес мороженое, — раздался над ухом веселый смешок. Элль почувствовала, как к ее спине прижалась крепкая грудь. Не успела обернуться, перед ее глазами появились изящные руки — каждая держала по вафельному рожку с шариком мороженого. Один — красный, другой — розовый с шоколадной крошкой. Второй рожок перекочевал в руку Элоизы прежде, чем она успела заговорить.

— Ешь скорее, пока не растаяло, — улыбнулся Доминик Верс, наконец изволивший показаться полностью в ее поле зрения. Его пристальный взгляд блуждал по лицу и фигуре Элоизы, но в этот раз девушка не испытывала желания спрятаться.

Наоборот, ей хотелось стать еще заметнее, купаться в его внимании, как в лучах солнца, чтобы он видел, как она счастлива. Как она почти светится рядом с ним.

У мороженого оказался вкус малины и розовых лепестков, а от шоколадной крошки по языку разлилось щекочущее покалывание магии. Элль тут же стало легко и весело. Волнение схлынуло, оставляя после себя только желание попробовать тут все: прокатиться на каждом аттракционе, потанцевать и съесть то огромное облако сахарной ваты. А еще хотелось целоваться, и Доминик с готовностью удовлетворял это желание каждый раз, стоило Элль только посмотреть на него.

Уже немолодые женщины недовольно косились на них, но Элль знала, это от зависти. Их-то самих, наверное, давно никто так не целовал. Не водил кончиками пальцев по их лицам, повторяя каждую черту, не считал поцелуями веснушки, не упивался запахом их волос и кожи.

— Ты такая красивая, — в очередной раз сказал Дом. Они сидели в кабинке на колесе обозрения, под ними раскинулся Темер с его каналами и лабиринтами улиц, а Доминик все равно смотрел только на Элль. От его взгляда, а еще от высоты, у Элоизы перехватывало дыхание. Казалось, что она падает — ее сердце пропускало удар каждый раз, стоило Доминику что-то сказать о ее красоте. Никто прежде не называл ее красивой так — не пряча взгляда и не скрываясь за дежурной улыбкой.

— Спасибо тебе, — сказала она, пытаясь вложить в эти два слова все чувства, что распирали ее грудную клетку.

— Спасибо богам, что свели нас в тот день, — легко отмахнулся Доминик и снова потянулся к Элль, закрывая собой весь мир, пряча девушку в своих объятиях. — А то так бы и бегала в краденой мантии.

Элль запрокинула голову, чтобы глотнуть воздуха после еще одного тягучего жаркого поцелую, и затылок утонул в мягкости подушки. Кожу щекотали шелковые простыни. Дом шумно вздохнул и повалился рядом. Тут же притянул Элль к себе и укутал в объятия.

— Я обожаю тебя, — шепнул он ей на ушко. Элль блаженно прикрыла глаза, растворяясь в его нежности, но прикосновение испарилось.

Девушка подняла голову и оглянулась. Дом сидел на краю кровати и боролся с жестянкой. Он пыхтел от напряжения, пальцы скользили по металлу, но плотно прилегающая крышка отказывалась поддаваться.

— Что это? — спросила Элоиза, переворачиваясь к нему.

— Это? — он показал жестянку. — Конфетки. Леденцы. Алхимические. Купил на Ярмарке. Мама сказала, что Коллегия готовит новый закон, чтобы запретить их продажу, так что скоро их будет не раздобыть. Хочешь?

Внутри заворочалось неприятное чувство. Как когда проносящийся мимо автокэб поливает из лужи. Вроде мелочь, но хорошее настроение испаряется.

— Не очень, — только и ответила Элль. Повалилась на постель и попыталась уснуть. Ей это как будто даже удалось.

Ненадолго она провалилась в сон, но стоило только осознать эту разлившуюся по мышцам негу дремоты, как все тело напряглось, и девушку выбросило обратно. Она все еще была в спальне Доминика, но за окном хлестал дождь, вдали гудели насосы. Настала зима с ее шквалами и потопами.

Из-за приоткрытой двери в комнату лился тусклый золотистый свет. Несмотря на поздний час, в палаццо спали далеко не все. Элль, превозмогая желание вернуться ко сну, поднялась с постели и накинула ночную сорочку. Немного подумала и подняла с пола халат. Хоть госпожа Верс и относилась к ней с теплотой, вряд ли оценила бы, броди ее будущая невестка по дому голой. Невестка…