Ирвин выругался сквозь стиснутые зубы и запрокинул голову. Слегка стукнулся затылком о стену, но это не принесло ни отрезвляющей боли, ни забытья. Просто к голодной головной боли добавилась зудящая пульсация удара.

— Благо, я перестраховался, — ухмыльнулся Доминик. — Избавься от Милли, она стала слишком… заметной. Из-за нее могут быть проблемы.

— Зачем это все? — устало спросил Ирвин. — Почему просто не рассказать…

— Правда, дружище, как алкоголь. Выпьешь на пустой желудок — и она уничтожит тебя изнутри. К ней лучше все-таки подходить подготовленным и с осознанным желанием познать ее. Элоиза важна, и мы не можем упустить ее. К моменту нашей с ней встречи, она должна быть полностью уверена в том, что готова предать мою мать.

— Все еще не понимаю.

— А тебе и не нужно, — раздраженно фыркнул Доминик. — У тебя одна задача — быть рядом с ней, быть ее проводником и делать так, чтобы она всегда находила утешение рядом с тобой. Поверь мне, я знаю Элли. Она не устоит.

— А что потом? — скрестил руки на груди Ирвин. Доминик удивленно глянул на него.

— В прошлой жизни этот вопрос тебя не волновал, — и осклабился, показывая, что любая попытка продолжить разговор наткнется на новые нападки. Ирвин вздохнул и потушил сигарету. — Справишься как следует — получишь двойную порцию лекарства.

— А насчёт Элль?

— Тоже не твое дело, — Доминик раздраженно закатил глаза. — Слушай, у тебя в жизни не так много целей, зачем ты пытаешься все усложнять и ищешь себе новые проблемы? Просто делай то, что тебе говорят, и будет тебе счастье. И лекарство.

Мимо пронесся автокэб. Дребезжа и вычихивая на улицу едкий пар, он, казалось, через мгновение рассыпется на запчасти. Доминик скривился, но через секунду замер. Рука с фиолетовыми ногтями сжала ткань пальто на груди. Дом судорожно выдохнул через стиснутые зубы.

— Ты чего? — насторожился Ирвин.

— Она, — надсадно выдохнул Доминик.

— Ирвин! — послышался оклик с другой стороны улицы.

Детектив обернулся и увидел Шона. Заклинатель огня торопливо перебежал дорогу, прижимая к груди бумажный пакет, покрывшийся масляными пятнами.

— Обед? — кивнул на пакет Ирв. Украдкой обернулся на Доминика, но того и след простыл.

— Вроде того. Я тут вспомнил кое-что, может, тебе это поможет. Ты говорил, что ваш отравитель использует формулы любовных зелий. А что, если он работает там, где их можно легко найти и воспроизвести кустарно?

Догадка была очевидной. Настолько очевидной, что было даже подозрительно, что Ирвин сам не предложил такую гипотезу. «Делай, что тебе говорят, и будет тебе счастье», — мысленно передразнил он Доминика.

— Бордели, да, — кивнул он.

— Это же золотая жила. Они постоянно попадаются на использовании зелий.

— И их постоянно отпускают, — напомнил Ирвин.

— У меня есть наводка, — Шон пропустил его слова мимо ушей. — По торговле людьми, ну, по твоему старому делу. Возможно, нам стоит копнуть в одном направлении.

— То ли ты пытаешься раскрыть два дела сразу, то ли у меня паранойя, — неохотно ответил Ирвин. Вот ему еще не хватало быть под присмотром этого во всех отношениях правильного копа.

— Мы ведь все знаем, что подполье работает сообща. Тянешь за одну нитку — вытягиваешь целый клубок.

— Вот только это клубок не ниток, а гребаных змей.

— В общем, я направлю запрос, чтобы тебе дали разрешение участвовать в облаве. Капитан говорил, что ты нанял консультанта. Можешь взять и его.

— Хреновая мысль, — отозвался Ирвин, но Шон уже ушел, загоревшийся своей идеей.

И как только капитан позволил ему подняться так быстро? Этот парень либо разрушит хрупкий мир между полицией и бандами, либо найдет бесславную смерть в какой-нибудь канаве, как и другие честные копы до него.

***

Возможно, уже стоило обзавестись походной фляжкой, как у Пенни Лауб.

Эта мысль посетила Элоизу, когда автокэб остановился перед палаццо Летиции, грохотом и дребезжанием извещая весь район, что к достопочтенной госпоже Верс прибыла гостья. Массивные двери распахнулись и на пороге замер дворецкий. Неодаренный мужчина-суварнец среднего роста, постепенно становившийся все уже и уже, как будто время выпивало его, иссушая. Его кожа была белоснежной, как и его волосы, и даже немолодые глаза подернула бледная пленка, но Вон продолжал служить госпоже Верс. Как он сам говорил в комнате для прислуги, он столько лет провел в палаццо, что ему уже не нужны были глаза, чтобы заботиться о доме.

Когда Элоиза подошла вплотную, Вон смог рассмотреть ее. Он тепло, с ноткой жалости, улыбнулся Элль и сообщил, что госпожа с гостьей расположились во внутреннем саду. Потом подмигнул и добавил, что они обе в хорошем настроении. Элль благодарна кивнула.

Когда она появилась в этом палаццо впервые, Вон с неожиданной радушностью взялся за будущую невестку госпожи Верс. Снабжал девушку книгами по этикету, отправлял ее одежду в ремонт, помогал девушке готовить себя и дом к приемам Летиции. А еще успокаивал, когда Элоиза чувствовала себя нескладной, лишней, неуместной, и пряталась в просторных, будто разверзнутые пасти, комнатах палаццо. Чем она заслужила такую доброту, Элль не знала. Но при виде старика и его понимающей улыбки на сердце потеплело.

Из коридора она попала в широкую галерею. Солнечные блики плясали по натертому до блеска мраморному полу. Каждый шаг эхом разносился во все стороны, звук прокатывался по лестницам и таял уже где-то на втором этаже. Элль поежилась. Раньше она с замиранием сердца представляла, как назовет это место своим домом. Как сроднится с ним, и ей перестанет казаться, что эхо слишком громкое, потолки слишком высокие, а люстры слишком ярко блестят. Время прошло, стены и потолки все также давили, и Элль не могла не поглумиться над собственной наивностью. Идиотка какая, думала, что будешь здесь своей.

Разве что чьей-то… помощницей, прислугой, собственностью.

Девушка мотнула головой — несколько прядей выбились из пучка и упали на лицо. Элль кое-как убрала их за уши и поспешила пересечь галерею широкими шагами, пока не оказалась у противоположной стены, сделанной из прочного стекла.

Палаццо Летиции с улицы выглядело как доходный дом, в котором — можно было подумать — госпожа Верс снимала комнату. Но стоило оказаться внутри, и становилось ясно, что это просто изящный обман. Выстроено здание было квадратом, внутри которого расположился внутренний сад с фруктовыми деревьями, кустами роз и даже небольшим прудом, в котором плавали жемчужно-белые карпы. Если протянуть руку, то рыбы забавно показывались из воды и принимались чмокать губами и пускать пузыри, выпрашивая угощение.

Возле пруда установили два шезлонга и столик, на котором сверкало боками ведерко со льдом. Летиция и Амаль сидели по разные стороны от столика. Летиция — лицом к стеклянной стене, Амаль же повернулась к пруду. Видимо, чтобы никто даже из прислуги не вздумал посмотреть, сколько и чего съела или выпила советница Верховной Коллегии. Амаль была, как всегда, одета в строгое черное платье, ряды мелких пуговиц тянулись от высокого воротника до подола, от манжет к локтям. Черные волосы с нитями седины она стянула в тугую косу, от которой лицо с прямыми чертами разгладилось, стало еще строже. Если не знать, то можно было подумать, что это она — настоятельница храма, а не Летиция, утопавшая в жемчужном шелке домашней мантии, отороченной пушистыми перьями. Строгая во всех отношениях и беспощадная, как сам закон — в этом была Амаль Мартинес.

— А, Элли, дорогая. Наконец-то ты приехала, — замахала рукой Летиция. Только после этого ее собеседница обернулась и села в кресле так, чтобы Элоиза могла рассмотреть ее безукоризненный профиль.

— Добрый… — она запрокинула голову, чтобы убедиться, что не ошибается. Все еще был день. В укрытом со всех сторон стенами саду царил уже совершенно летний зной, не прогоняемый своенравным ветром. Неудивительно, что Летиция носила домашнюю мантию нараспашку, демонстрируя струящееся платье.