После 1856 года нативизм как организованное политическое движение надолго был предан забвению. Его враждебность к папистам (а равно и к рому) оставалась подводным течением в недрах Республиканской партии, потому что для основной массы республиканцев именно рабовладение, а не католицизм представляло угрозу американским свободам. «Вы находитесь сегодня здесь, — обратился председатель партии к делегатам республиканского съезда, — для того, чтобы придать нужное направление тому движению, которое должно решить, останется ли народ Соединенных Штатов отныне и во веки веков привязан к той государственной политике распространения рабства, которая проводится в наши дни»[311].
Кандидат в президенты от демократов был полной противоположностью Фримонту. Следопыт в свои 43 года был самым молодым кандидатом в президенты за всю историю, тогда как 65-летний Джеймс Бьюкенен — одним из самых пожилых. Если колоритный Фримонт и его честолюбивая жена за долгие годы нажили множество врагов, но и завели множество друзей, угрюмый холостяк-пресвитерианин Бьюкенен слыл осторожной посредственностью. В то время как Фримонт провел на государственной службе лишь три месяца, будучи сенатором от Калифорнии, Бьюкенен в течение своей жизни занимал столько должностей, что его прозвали «Старым службистом» (Old Public Functionary): десять лет он был конгрессменом, еще десять — сенатором, пять лет провел на дипломатической службе, будучи посланником в России и Великобритании, и еще четыре года на посту государственного секретаря. Однако у Бьюкенена было одно общее с Фримонтом качество — он был подходящим кандидатом. Он не принимал участия в прениях по закону Канзас — Небраска, ибо как раз тогда был посланником в Великобритании. В отличие от Пирса и Дугласа, других претендентов на номинацию, он не имел ни малейшего отношения к канзасским беспорядкам. Важным было и то, что Бьюкенен представлял Пенсильванию, которая обещала стать решающим полем битвы во время предвыборной кампании.
Во время национального съезда демократов Пирс и Дуглас в основном были поддержаны южанами, благодарными им за их роль в отмене Миссурийского компромисса. Большинство же голосов за Бьюкенена принадлежало северянам — парадокс, так как Бьюкенен оказался более рьяным сторонником южан, чем оба его соперника. Когда количество раундов поименного голосования перевалило за дюжину, сначала Пирс, а потом Дуглас сняли свои кандидатуры во имя согласия, позволив таким образом Бьюкенену победить в семнадцатом раунде. В отличие от программы республиканцев, постулаты демократов лишь на одну пятую от своего немалого объема были посвящены проблеме рабства. Демократы поддержали доктрину народного суверенитета и заклеймили республиканцев как «партию раздора», подстрекающую к «измене и вооруженному сопротивлению законной власти в территориях». Остальные положения программы являли собой привычный перепев джексоновских мотивов: права штатов; ограниченные полномочия правительства; запрет государственной поддержки «внутренних улучшений» и национального банка как слишком «опасной меры для наших республиканских институтов и народных свобод»[312].
Предвыборная кампания превратилась в два отдельных поединка: Бьюкенен против Филлмора на Юге и Бьюкенен против Фримонта на Севере. На Юге по большей части кампания шла вяло, ибо ее исход там был предрешен. Хотя Филлмор и получил 44% голосов избирателей в рабовладельческих штатах, ему удалось победить в одном лишь Мэриленде. Фримонт же победил во всех самых северных штатах — в Новой Англии вместе с Мичиганом и Висконсином — с преимуществом в 60% голосов избирателей против 36% у Бьюкенена и 4% у Филлмора. Преобладание республиканцев в вотчинах янки, таких как Верхний Нью-Йорк[313], северные части Огайо и Айовы, принесло Фримонту победу и в этих штатах. Решающая борьба развернулась в штатах, лежащих южнее: Пенсильвании, Индиане, Иллинойсе и Нью-Джерси. Пенсильвания плюс любой из названных штатов или все минус Пенсильвания приносили Бьюкенену президентство.
Демократы и сосредоточили свои усилия на этих штатах, где они выставляли себя консервативными приверженцами сохранения Союза и альтернативой экстремистам-республиканцам. Во время этой кампании мало кого интересовали прежние споры о банках, «внутренних улучшениях» и тарифах. Да и недавние вопросы нативизма и трезвости по большому счету что-то значили лишь на местном уровне.
Разумеется, демократы не преминули заклеймить республиканцев как новых вигов, стоящих за банки и протекционистские тарифы, или как фанатичных наследников партии «ничего не знающих», однако ключевыми проблемами были рабство, расовый вопрос и — прежде всего — судьба Союза. По этим вопросам демократы Севера могли отстаивать свои позиции не столько как защитники рабства, сколько как защитники Союза и белой расы от разрушительно настроенных «черных республиканцев».
Демократы обвиняли фанатичных янки в регионализме, что, в общем-то, было правдой. Тандем Фримонт — Дейтон появился лишь в четырех рабовладельческих штатах (все на Верхнем Юге), и в них республиканцы получили меньше 1% голосов. Демократы предостерегали, что если Фримонт единогласно победит на Севере, то Союз рухнет. Как считал сам Бьюкенен: «„Черных республиканцев“ необходимо… смело критиковать как сепаратистов и повторять это обвинение снова и снова»[314]. Южане также подливали масло в огонь, угрожая выйти из состава Союза в случае победы республиканцев. «Избрание Фримонта, — заявил Роберт Тумбс, — может стать концом Союза, и оно им станет»[315]. Когда сентябрьские выборы в легислатуру штата Мэн закончились триумфальной победой республиканцев, губернатор Виргинии Генри Уайз привел свои воинские формирования в боевую готовность, а в частной переписке заметил: «Если Фримонт будет избран президентом, нас ждет революция». Сенатор от Виргинии Джеймс Мэйсон добавил к этому, что Юг «должен не выжидать, а стремиться к немедленному, абсолютному и окончательному отделению»[316].
Эти пророчества не пропали даром. Многие влиятельные виги, включая последователей Генри Клэя и Дэниела Уэбстера, объявили о своей поддержке Бьюкенена как единственного гаранта сохранения Союза. Даже тесть Фримонта Томас Харт Бентон, несмотря на ненависть к верхушке демократов, убеждал своих сторонников отдать голоса Бьюкенену. Другие виги-консерваторы в спорных штатах, таких как Нью-Йорк, Пенсильвания и Иллинойс, голосовали за Филлмора (чью кампанию демократы негласно помогали финансировать), раскалывая таким образом антидемократический электорат и способствуя тому, чтобы два последних штата встали под знамена Демократической партии.
По словам демократов, победа республиканцев могла не только разрушить Союз, но и создать угрозу главенству белой расы как на Юге, так и на Севере по причине нарушения баланса рабства и межрасовых отношений. «Черные республиканцы, — обращалась к избирателям демократическая газета в Огайо, — [намерены] спустить с цепи… миллионы негров, которые станут расталкивать вас у мастерских, создавая конкуренцию всем честным труженикам». Демократы из Питтсбурга видели главную проблему в дилемме «белая или черная раса», потому что «одной из целей партии, поддерживающей Фримонта», является «совершенствование африканской расы в нашей стране, дабы она добилась окончательного равенства с белыми людьми в политическом и экономическом отношении». Демократы Индианы организовали шествие девушек в белых одеждах, несших плакаты, на которых было написано: «Отцы, спасите нас от черномазых мужей!»[317]
Подобные обвинения в расколе Союза и пропаганде расового равенства перевели республиканцев в партер. Тщетно они обращали внимание, что настоящими сепаратистами являются как раз южане, угрожающие выходом из Союза. Тщетно убеждали общественность в том, что никоим образом не намерены «совершенствовать африканскую расу, дабы она добилась окончательного равенства с белыми людьми». Наоборот, объясняло большинство из них, основной целью недопущения рабовладения на новые территории является защита белых поселенцев от губительной конкуренции черных работников. Для опровержения несостоятельных обвинений в эгалитарном аболиционизме в свободной «конституции» Канзаса, например, было прописано положение, исключающее права как рабов, так и свободных негров. Лаймэн Трамбулл так обращался к съезду республиканцев: «Мы собрались здесь не столько для благоденствия негров, сколько для защиты белых тружеников, для защиты нас самих и наших свобод». Такие аболиционисты, как Льюис Тэппен и Уильям Ллойд Гаррисон, осуждали Республиканскую партию именно за то, что в ней «нет места рабам или свободным чернокожим… Ее моральные принципы… ограничены 36°30′ с. ш.… это „цветная“ партия, причем исключительно для людей белого цвета, а не любого иного»[318].
