Хотя большинство республиканцев вскочило на подножку «омнибуса» Линкольна, некоторые из них расценивали это как компромисс со своими убеждениями. По мере того как проблема реконструкции все глубже раскалывала партийное единство, некоторые радикалы продолжали надеяться, что «омнибус» можно остановить. Хорас Грили тщетно предлагал перенести национальный конвент партии с июня на сентябрь в легкомысленной надежде на какой-нибудь случай. Другие запускали пробные шары, называя самых невероятных кандидатов, таких как Грант, Батлер и Фримонт. Из них только кандидатура Фримонта являлась абсолютно непроходной, и ее поддерживали только самые большие оригиналы, в которых, впрочем, в американской политике за всю ее историю никогда не замечалось недостатка.

Обиженный на президента, который не доверял ему важных командных должностей, Фримонт (как и Макклеллан) с 1862 года пребывал «в ожидании дальнейших распоряжений». Эти два раздраженных генерала представляли для Линкольна главную политическую угрозу. Макклеллан выглядел более опасным, так как летом с большой вероятностью должен был стать кандидатом от демократов. Тем временем Фримонт сколотил коалицию аболиционистов и радикально настроенных выходцев из Германии и попытался создать третью партию. Ряд республиканцев оказывал закулисную поддержку этому движению, рассчитывая с его помощью удалить Линкольна из кандидатских списков и вернуть из небытия Чейза. Однако немногочисленный конвент, собравшийся в Кливленде 31 мая, чтобы объявить о кандидатуре Фримонта, не почтил своим внимание ни один влиятельный республиканец. Наиболее известным сторонником кандидатуры Фримонта был Уэнделл Филлипс, в своем письме конвенту заявлявший, что политика реконструкции по Линкольну «превращает свободу негров в фикцию и увековечивает рабство под более приличным названием». Конвент выработал безусловно радикальную программу, призывавшую к принятию поправки к Конституции, запрещавшей рабство и «гарантирующей всем людям абсолютное равенство перед законом». Также программа выражала уверенность в том, что ход реконструкции должен контролировать не президент, а Конгресс, и предлагала конфисковать землю, которой владели «мятежники», для распределения ее среди военнослужащих и переселенцев. В то же время программа осуждала приостановление действия habeas corpus и подавление Линкольном свободы слова, в чем, по сути, повторяла главное обвинение администрации со стороны демократов. Вице-президентом конвент выдвинул демократа, и новая партия назвала себя радикально-делюкратической[1259].

Дальновидные демократы не прошли мимо возможности посеять смуту в стане своих политических противников. Они просочились в конвент и предложили наивному Фримонту перспективу коалиции с демократами, чтобы нанести поражение Линкольну. «Безработный» генерал проглотил наживку. В письме, где он принимал предложение, Фримонт отказался от пункта о конфискации имущества, от «всеобщего равенства перед законом», но весьма подробно остановился на ненадлежащем ведении войны Линкольном и попрании им гражданских свобод. После того как игра демократов, ставившая целью увести у республиканцев несколько тысяч голосов к «третьей силе», большинство радикалов (за исключением Филлипса) отказались от участия в этой авантюре и пришли к выводу, что их единственной кандидатурой может быть только Линкольн.

Конвент республиканцев в Балтиморе, собравшийся во вторую неделю июня, представлял собой шумную дружескую встречу, как обычно и бывает в партии, выставившей кандидатуру действующего президента. Собрание приняло имя Национального союзного конвента, чтобы привлечь «военных» демократов и южных юнионистов, которых могло оттолкнуть слово «республиканский». Конвент этот, тем не менее, принял полностью республиканскую программу, включавшую одобрение непрерывной войны до «безоговорочной капитуляции» армии Конфедерации и принятие поправки к Конституции, запрещающей рабство. Когда прозвучал этот пункт, «все делегаты в едином порыве вскочили со своих мест… и разразились ликующими возгласами, — прокомментировал Уильям Ллойд Гаррисон, присутствовавший в качестве репортера своей газеты Liberator. — Не является ли такая чудесная картина достаточной компенсацией за более чем тридцать лет оскорблений?»[1260]

Программа решила вопрос о реконструкции, ставший предметом борьбы, очень просто — она проигнорировала его. На конвент были допущены делегаты из реконструируемых Линкольном Луизианы, Арканзаса и Теннесси, а по тайному указанию президента конвент сделал и шаг к примирению с радикалами: там присутствовала настроенная против Блэра делегация Миссури, символически проголосовавшая за Гранта, а затем изменившая свое решение; таким образом, выдвижение Линкольна было единогласным. Единственным реальным вопросом конвента стал выбор вице-президента. Безликий действующий вице-президент Ганнибал Хэмлин никак не мог усилить список кандидатов. Попытка сохранить имидж юнионистской партии привела к выдвижению на этот пост «военного демократа» из южных штатов. Лучше всех для этого подходил Эндрю Джонсон. После закулисной борьбы, детали которой до сих пор неизвестны публике, Джонсон получил пост вице-президента в первом же раунде голосования[1261]. Эта кандидатура оказала противоречивое действие на трения радикалов и умеренных: с одной стороны, Джонсон сурово обходился с мятежниками в Теннесси, с другой — олицетворял подход Линкольна к вопросу о реконструкции.

Единодушие, проявленное в Балтиморе, лишь на время сгладило остроту противоречий в партии. С момента манифеста Уэйда — Дэвиса, поносившего президентскую политику реконструкции, минуло два месяца, а трещина стала настолько сильной, что зародилось даже серьезное движение за замену Линкольна другим кандидатом. Однако мотивом образования этого движения был не вопрос о том, что делать с Югом после победы в войне, а вопрос: когда же эта война закончится? Конфедерация, совсем, казалось, сокрушенная в конце 1863 года, воспряла духом и уцелела в огне нескольких кровавых сражений, по количеству жертв с обеих сторон превзошедших даже ужасы лета 1862 и 1863 годов.

«Все по-прежнему зависит от успеха нашего оружия», — говорил Линкольн в конце войны[1262]. Это утверждение было как никогда справедливым в 1864 году, когда «все» включало в себя и отмену рабства, и судьбу Союза, и переизбрание самого Линкольна.

Весной 1864 года успехи союзных армий казались несомненными. Конгресс возродил звание генерал-лейтенанта (последним его носил Джордж Вашингтон), и Линкольн тут же присвоил его Гранту, попутно сделав его и главнокомандующим. Генри Хэллек занял пост начальника генерального штаба. Грант назвал своим преемником на посту командующего западными армиями Шермана и прибыл на восток, обосновавшись в расположении Потомакской армии. Хотя Мид остался во главе этой армии, подчиняясь лишь стратегическим приказам Гранта, на восток также прибыл и Фил Шеридан, приняв командование кавалерией. Конфедерация, получив в противники трех лучших генералов противника — Гранта, Шермана и Шеридана, казалось, могла уже и не оправиться.

После всех неудач второй половины 1863 года армия мятежников пострадала еще и от суровой зимы и нехватки продовольствия. Людские резервы Юга также были почти исчерпаны. Конгресс Конфедерации отменил привилегию замены (превратив тех, кто уже воспользовался ею, в потенциальных призывников) и потребовал от солдат-«трехгодичников», чей срок службы подходил к концу, остаться в армии. Также Конгресс расширил возрастные границы призывников: с 17 до 50 лет. Несмотря на все усилия, к тому моменту, когда весеннее солнце начало сушить дороги из красной глины в Виргинии и Джорджии, армия южан уступала неприятелю по численности более чем вдвое.