Так и вышло, но основная борьба развернулась все же после войны. В 1864 году противоречия по вопросу о политике в отношении освобожденных луизианских рабов наложились на процесс обсуждения законопроекта по реконструкции. После казавшихся бесконечными дебатов проект Уэйда — Дэвиса 4 июля лег на стол Линкольну. Ограничивая избирательное право для белых, он не шел вразрез с политикой президента. В другой важной своей части — отмене рабства — отличия были кажущимися. Если законопроект гарантировал освобождение, то президентское предложение об амнистии требовало от кандидатов на нее поклясться в верности всем шагам правительства в вопросе о рабстве, и два уже «реконструированных» штата, Луизиана и Арканзас, отменили этот институт. Тем не менее у некоторых республиканцев оставались опасения, что в любом мирном предложении, выработанном Линкольном, могут сохраниться какие-то элементы рабства, поэтому они считали его законодательную отмену жизненно важной мерой.

Более существенными были другие разногласия между исполнительной и законодательной властью: проект Уэйда — Дэвиса говорил не о 10, а о 50% избирателей, которые должны были принести присягу, требовал созыва конституционного конвента до выборов должностных лиц штатов, причем право голосовать за кандидатов конвента получали только поклявшиеся на Библии в том, что никогда добровольно не поддерживали мятежников. Ни один штат Конфедерации (за исключением, возможно, Теннесси) не удовлетворял таким условиям, и настоящей целью проекта Уэйда — Дэвиса было отложить реконструкцию до послевоенного периода. Линкольн же, наоборот, хотел начать реконструкцию немедленно, чтобы превратить колеблющихся конфедератов в юнионистов и таким образом выиграть войну[1253].

Президент решил наложить вето на этот билль. Учитывая то, что Конгресс принял его в конце своей сессии, ему достаточно было лишь повременить с его подписанием, не превращая, таким образом, его в закон (так называемое «карманное вето»). Так он и поступил, но сделал также и заявление о причинах своего поступка. Линкольн отрицал право Конгресса упразднять рабство законодательно. Применить такое право значило бы «сделать фатальное допущение», что эти штаты не входят в состав Союза, а сецессия была законным шагом. Готовящаяся к принятию Тринадцатая поправка, говорил президент, остается единственным конституционным путем к отмене рабства. Линкольн также отказался «слепо следовать одному-един-ственному проекту реконструкции», как того требовал законопроект, потому что это может упразднить «конституции и правительства свободных штатов, уже принятые и избранные в Арканзасе и Луизиане»[1254].

Так как Конгресс не мог формально преодолеть такое подобие вето, Уэйд и Дэвис решили опубликовать в газетах свое собственное заявление. По мере написания едва сдерживаемый ими гнев из-за «узурпации исполнительной власти» побудил к риторическим преувеличениям. «Этот необдуманный, губительный акт со стороны президента, — заявили они, — является ударом по всем друзьям его администрации, по правам человека и по принципам республиканской формы правления». Билль Конгресса, в отличие от документа Линкольна, защищает «лояльных государству людей» от «огромной опасности возвращения к власти преступных лидеров мятежа» и «продолжения существования рабства». Демонстративное пренебрежение, с которым этот проект был отклонен президентом, явилось «предумышленным и грубым попранием полномочий законодательной власти». Если Линкольн хочет получить поддержку республиканцев на своих вторых выборах, то «он должен сосредоточиться на обязанностях главы исполнительной власти, то есть не создавать законы, а подчиняться им и исполнять их, а также подавлять вооруженный мятеж. Политическая же реорганизация должна остаться в ведении Конгресса»[1255].

Последняя фраза проливает свет на причины беспримерной атаки на президента лидеров его собственной партии. Проблема реконструкции оказалась увязана с внутрипартийными трениями республиканцев перед президентской кампанией 1864 года. Манифест Уэйда — Дэвиса был частью движения за замену Линкольна кандидатом, более подходящим радикальной фракции партии.

Выдвижение кандидатуры Линкольна на второй срок и его переизбрание вовсе не были решенным вопросом, несмотря на народную мудрость о том, что коней на переправе не меняют. Начиная с 1840 года ни один действующий президент не был выдвинут повторно, и ни один не выигрывал такие выборы с 1832 года. Даже война не обязательно должна была сломать эту традицию. Если дела на фронте шли плохо, избиратели могли предъявить счет тому, кто находился у власти. А если глава государства не действовал в интересах своей партии, та могла отказать ему в повторной номинации на пост. В Республиканской партии имелось несколько деятелей, которые в 1860 году считали себя более достойными занять президентское кресло, чем тот, кому оно досталось в итоге. В 1864 году по крайней мере один из них не изменил своего мнения — Салмон Чейз.

В конце 1863 года он писал: «Я считаю, что на следующее четырехлетие потребуется человек, чьи качества отличны от качеств действующего президента… Я не рвусь стать таким человеком; я вполне готов оставить этот вопрос на усмотрение тех, кто согласится со мной в том, что такого кандидата необходимо найти». Это было обычным эзоповым языком выставлявшего свою кандидатуру политика. Чейз был столь же амбициозен, сколь и талантлив. Страна доверяла ему множество важных постов: он был губернатором, сенатором, министром финансов, председателем Верховного суда. Но высший пост в этом государстве ускользал от него, несмотря на неустанное стремление его занять. У Чейза не было никаких сомнений насчет своей компетентности; как о нем говорил его друг Бенджамин Уэйд: «Чейз отличный малый, но его богословие ошибочно. Он верит, что в Троице есть и четвертая сущность»[1256].

Чейз использовал министерство финансов как политический аппарат для выдвижения своей кандидатуры. Неудовлетворенность линкольновским видением реконструкции лишь укрепило его решимость. В декабре 1863 года в Вашингтоне возник комитет в поддержку Чейза, возглавляемый сенатором от Канзаса Сэмюэлом Помроем. Приняв ропот в Конгрессе за широкое недовольство Линкольном, Помрой выпустил «циркуляр», где заявлял, что «выраженное стремление Линкольна к полумерам» делает «„принцип одного срока“ абсолютно необходимым» для того, чтобы гарантировать победоносное окончание войны и справедливый мир. Человеком, способным достичь этих целей, был Чейз[1257].

Эта попытка создать ажиотаж вокруг имени Чейза неожиданно привела к обратным результатам. Снова, как и во время правительственного кризиса 1862 года, президент оказался гораздо искушеннее министра в политической игре. Если Чейз вербовал своих сторонников в министерстве финансов, то и Линкольн не брезговал сомнительными приемами. Здесь ему оказал немалую помощь генеральный почтмейстер Монтгомери Блэр, чей брат Фрэнк, сменивший командование корпусом в армии Шермана на место в Конгрессе, выступил в роли того, кого позже станут называть «политическими киллерами» администрации. Через неделю после появления «циркуляра» Помроя Фрэнк Блэр произвел скандал, выступив в нижней палате с гневной речью против Чейза, где в числе прочего обвинил министерство финансов в коррупции при выдаче разрешений на торговлю хлопком. Многие радикальные республиканцы так и не простили семейству Блэров их решающей роли в серии внутрипартийных схваток, в ходе которых Блэр возглавил консервативное крыло. Тем временем республиканские комитеты штатов, легислатуры, газеты и союзные лиги по всему Северу, включая родной штат Чейза Огайо, приняли резолюции, одобряющие выдвижение Линкольна. Ошеломленный внезапным крахом своих надежд, Чейз лицемерно заявил о том, что не имеет ничего общего с циркуляром Помроя, вычеркнул свое имя из числа возможных кандидатов в президенты и подал прошение об отставке со своего поста. Со своей стороны, Линкольн (возможно, столь же лицемерно) дистанцировался от эскапады Блэра и отказался принять отставку Чейза. Называя президентские амбиции Чейза одним из видов «легкого помешательства», Линкольн считал его менее опасным в составе правительства, чем вне его[1258].