Вскоре Гранту удастся переправить их через реку, и результат будет впечатляющим. Однако в конце марта 1863 года общественное мнение на Севере как на Миссисипи, так и в Виргинии видело только неудачи последних четырех месяцев. «Эта зима сравнима с той самой зимой в Вэлли-Фордж»[1061], — писал один офицер из Висконсина. В таком замечании, по крайней мере, можно было услышать надежду на лучшее, однако многие другие янки бросили даже надеяться. Капитан Оливер Уэнделл Холмс-младший, оправившись от полученной при Энтитеме раны, писал в подавленном настроении: «Армия устала от тяжелого и жестокого эксперимента… Я уже могу сказать, что Юг получил свою независимость». А неизменно лояльный Джозеф Медилл, редактор Chicago Tribune, был уверен, что «в 1863 году обязательно будет заключено перемирие. Нынешняя государственная машина не в состоянии противостоять мятежникам»[1062]. В обстановке кризиса доверия на авансцену опять вышли «медянки» со своей программой мира без победы.

Несмотря на всю свою занятость в январе 1863 года проблемами ведения войны, Линкольн заявил Чарльзу Самнеру, что опасается «пожара в тылу» в результате деятельности демократов (особенно на Северо-Западе) больше, чем неудач на фронте[1063]. Президент имел достаточно оснований для беспокойства — с каждым поражением северян фракция «мирных демократов» приобретала все больший вес, а введение закона о всеобщей воинской повинности в марте 1863 года придало антивоенному движению дополнительный стимул.

Лидером «мирных демократов» к 1863 году стал Клемент Валландигэм. Всего 42 лет от роду, обладавший импозантной внешностью конгрессмен из Огайо приобрел политический капитал пропагандой джефферсоновской философии «ограниченной власти». Вскоре после начала войны он заявил: «Я от всего сердца желаю восстановить Союз, Федеративный Союз, каким он был сорок лет назад». При этом Валландигэм питал сочувствие к южанам, будучи выходцем из виргинской семьи, женатым на дочери плантатора из Мэриленда. Хотя республиканцы Огайо с помощью избирательных махинаций не допустили его переизбрания, Валландигэм ушел не жалуясь, а громко хлопнув дверью. В своей прощальной речи в Палате представителей 14 января 1863 года и в последующей поездке из Нью-Джерси в Огайо он бранил войну и пропагандировал свои мирные предложения[1064].

Валландигэм позиционировал себя как больший юнионист по сравнению с республиканцами, фанатизм которых спровоцировал разрушительную войну. Эти самые республиканцы, продолжал он, сражаются не за Союз, а за аболиционизм. И чего им удалось добиться? «Пусть на этот вопрос ответят павшие под Фредериксбергом и Виксбергом». Им никогда не удастся покорить Юг; единственными завоеваниями войны являются «поражения, долги, налоги, могилы… приостановление действия habeas corpus, попрание… свободы прессы и свободы слова… которые за последний год превратили страну в одну из самых ужасных тираний на земле». Какой выход из этого? «Нужно прекратить войну. Заключить перемирие… Вывести армию из отделившихся штатов». Начать переговоры о воссоединении страны. Валландигэм не переносил «фанатизма и лицемерия» возражений о том, что перемирие приведет к сохранению рабства. «Для меня в тысячу раз большее варварство и больший грех — продолжение этой войны… и порабощение белой расы бременем долгов, налогов и деспотической власти, [чем рабство негров]. Думая об условиях мирного соглашения, мы [должны] руководствоваться благополучием, миром и безопасностью лишь белой расы, невзирая на последствия этого соглашения для африканцев»[1065].

Это стало программой фракции «мирных демократов» на следующие два года. В начале 1863 года эта фракция пользовалась поддержкой весомой части партии, если не ее большинства. Съезд демократов Нью-Йорка постановил, что война «против Юга является незаконной, неконституционной, и поддерживать ее невозможно». Между тем губернатор Нью-Йорка Горацио Сеймур пообещал «сделать все… чтобы сохранить Союз», осудил освобождение рабов как «кровавый, невежественный, революционный акт» и поклялся «укрепить и защитить суверенитет» Нью-Йорка от антиконституционного насилия федеральных властей[1066].

В регионах проживания «серых» на Северо-Западе проблемы в экономике повлияли и на мировоззрение населения, происходившего от поселенцев-южан. Война отрезала их от привычных торговых маршрутов по Миссисипи и ее притокам, и они попали в зависимость от железных дорог и каналов янки, обслуживавших товарообмен между западными и восточными регионами страны. Реальное и мнимое возмущение высокими расценками и плохим обслуживанием на этих маршрутах еще больше усилило враждебность «серых» к выходцам из Новой Англии, которых они обвиняли в том, что те вершат их судьбы, контролируя как Конгресс, так и экономику. «Неужели мы превратимся в рабов бессердечных, расчетливых янки — обманутых их тарифами, ограбленных их налогами, обобранных их железнодорожными монополиями?» — вопрошал один редактор из Огайо[1067].

Ощущение солидарности «серых» с южанами и враждебность их к северо-восточным штатам дали западным демократам основание говорить о создании «Северо-Западной Конфедерации», которая смогла бы перестроить федерацию вместе с южанами, оставив за ее пределами Новую Англию, покуда та не признает свои ошибки и смиренно не попросится обратно в состав Союза. Какой бы вычурной не виделась эта схема сейчас, в то время она пользовалась немалой поддержкой. «Люди Запада требуют мира, и они начинают подозревать, что Новая Англия мешает им в этом, — предупреждал Валландигэм в январе 1863 года. — Если вы, жители Востока, развязавшие войну против Юга и за свободу негров, войну, призванную насытить вашу ненависть и наполнить ваш кошелек, продолжите ее… [будьте готовы к] вечному разрыву между Западом и Востоком». Хотя конгрессмен от Огайо Сэмюэл Кокс не впадал в такие крайности, он тем не менее соглашался, что «об объединении штатов, омываемых водами Миссисипи и ее притоков, в независимую республику говорит каждый второй житель Запада»[1068]. Эта угроза заключения сепаратного мира в бассейне Миссисипи и подтолкнула генерала Макклернанда предложить начать независимую кампанию против Виксберга и дала Гранту новый импульс к захвату этой твердыни; в конце концов критики его первых неудач были посрамлены.

В феврале 1863 года Конгресс принял важный закон, еще больше отпугнувший западных демократов: закон о национальных банках. Этот шаг был во многом обусловлен желанием министра финансов Чейза увеличить рынок облигаций военных займов, но еще больше он отвечал стремлениям бывших вигов привести в порядок децентрализованную, нестабильную структуру банков штатов и унифицировать национальную бумажную валюту. Казначейские билеты («гринбеки») выполняли функции национальной валюты, но они циркулировали наряду с сотнями других банкнот различных степеней надежности. Со времен Джексона не принималось эффективных мер по государственному регулированию банковской сферы. По словам конгрессмена от Массачусетса Сэмюэла Хупера, государство, «которое передает право на регулирование своей валюты в компетенцию тридцати четырех различных штатов, утрачивает один из неотъемлемых атрибутов своего суверенитета». «Стратегией нашего государства, — добавлял председатель финансового комитета Сената Джон Шерман, — должно стать как можно скорейшее становление общенациональных институтов»[1069].