Сначала была попытка окончания строительства обводного канала, который солдаты и беглые рабы начали копать прошлым летом. Эту задачу весьма энергично, но безуспешно пытался выполнить корпус Шермана. Река отказалась сотрудничать в этом проекте, который проходил бы вне досягаемости пушек Виксберга, но даже если бы воды Миссисипи оказались благосклонны к северянам, мятежники могли бы просто передислоцировать свои артиллерийские батареи. Хотя рытье канала продолжалось вплоть до февральского паводка, подвергшего опасности жизнь людей Шермана, Грант возлагал больше надежд на вторую попытку, известную как «дорога Провиденс-Лейк». Эту дорогу должны были осилить солдаты корпуса Джеймса Макферсона, бывшего главного инженера армии Гранта и второго (после Шермана) его самого ценного боевого командира[1054]. Это был извилистый путь от пойменного озера в пятидесяти милях выше Виксберга по многочисленным болотам и рукавам рек Луизианы к Миссисипи, но уже на 400 морских миль ниже по течению. Сыновья фермеров со Среднего Запада, вступившие в армию, чтобы сражаться с мятежниками, вместо этого месили ногами тонны грязи и пилили деревья на глубине восьми футов под водой, чтобы очистить канал для прохода канонерок и транспортных судов. Однако затраченных колоссальных усилий не хватило для успешного завершения мероприятия: создавалось впечатление, что работа не закончится до второго пришествия.
Более многообещающими (по крайней мере, так казалось поначалу) выглядели два водных маршрута через заросшую дельту реки Язу к северу от Виксберга. Если бы канонеркам и транспортам удалось доставить армию по этому лабиринту на сухую местность к северу от укрепленных склонов, люди Гранта смогли бы наконец поработать солдатами, а не землекопами. Несколько канонерок и часть корпуса Макклернанда направились к Хелене в 400 милях к северу от Виксберга, где соорудили пристань. Однако вскоре флот попал в западню. Нависающие над водой ветви кипарисов и тополей повредили трубы, спасательные шлюпки и такелаж. Бревна, принесенные приливом, врезались в лодки, когда те двигались по каналам, едва превышавшим их ширину. Конфедераты также рубили деревья прямо перед лодками. Вскоре начальник речной экспедиции оказался на пороге нервного срыва. Когда его флотилия попала под огонь наспех сооруженного форта южан близ Гринвуда (Миссисипи), он совсем пал духом, как и все его спутники.
Между тем другая флотилия под командованием самого Портера, на которой разместилась одна из дивизий Шермана, прокладывала путь через лабиринт из рукавов и притоков длиной 200 миль к северу от Виксберга. Этим лодкам также мешали ветви деревьев, бревна, коряги и дровосеки мятежников. Змеи, еноты и дикие кошки падали прямо с деревьев, и матросы вынуждены были буквально сметать их за борт. Увязшие в лапах джунглей 20 марта канонерки Портера попали в тяжелое положение, когда пехота конфедератов собиралась захватить их в плен в полном составе. Портер проглотил свою гордость и обратился за помощью к армии, отправив к Шерману, находившемуся в нескольких милях позади с транспортами, беглого раба с запиской: «Дорогой Шерман, ради Бога, поспешите. Я даже не подозревал, насколько беспомощным может быть броненосец, маневрируя между деревьями без поддержки армии»[1055].
Шерман высадил своих людей на берег, заставив их двигаться по пояс в трясине и отбросить мятежников. Колесно-паровые монстры Портера бесславно убрались из удушающего желоба каналов, положив тем самым конец очередной попытке взятия Виксберга.
Армия Гранта месила грязь добрых два месяца. Многие солдаты выползали из трясины больными, подхватив пневмонию, брюшной тиф, дизентерию и десяток других болезней, а Виксберг стоял как ни в чем не бывало. Издатели республиканских газет мало-помалу присоединялись к своим коллегам-демократам, называвшим Гранта бездарным неудачником и пьяницей. «Грант не может придумать, как ему взять Виксберг», — писал генерал Кэдуолладер Уошберн своему брату Илайху, главному покровителю Гранта в Конгрессе. «Он понапрасну тратит время и силы. Необходимо сказать правду, какой бы горькой она ни была. Нельзя пошить шелковый кошелек из свиного уха». Хотя Линкольну поступало много подобных жалоб, он отказался выдать Гранта на растерзание. «Судя по всему, у Гранта больше не осталось друзей, кроме меня… — сказал президент. — Мне нужны… генералы, способные одерживать победы в битвах. Грант доказал это, и я намерен оказывать ему поддержку»[1056].
Главной темой жалоб на Гранта была его склонность к спиртному. Согласно одному свидетельству, Линкольн реагировал на такие жалобы с юмором, говоря делегации конгрессменов, что он хотел бы узнать любимый сорт виски Гранта, чтобы посылать его другим генералам[1057]. В этой истории сложно отделить правду от вымысла. Многие «свидетельства» о пьянстве Гранта во время войны фальшивы, а другие в лучшем случае сомнительны. Головокружительная карьера Гранта стала предметом зависти многих современников, которые сочиняли очернявшие его сплетни. Страдавший мигренями, вызванными напряжением и недосыпанием, Грант иногда вел себя не совсем адекватно, что давало тем, кто находился с ним рядом, повод подозревать опьянение. Не все, конечно, было придумано. Вполне возможно, что он был алкоголиком с медицинской точки зрения, запойным пьяницей. В течение нескольких месяцев он мог обходиться вообще без спиртного, но стоило ему выпить, как остановиться уже было трудно. Самую большую поддержку Гранту оказывали жена и начальник штаба Джон Роулинс. С их помощью Грант держался практически всю войну. Если он и напивался (в чем сомневаются историки), то никогда в ущерб военным действиям. Если сегодня алкоголизм считается болезнью, то во времена Гранта он слыл проявлением слабоволия. Грант и сам считал так, и испытывал стыд и чувство вины за свою «слабость». Согласно одному предположению, возможно, именно его тяга к спиртному и сделала его лучшим генералом. Его стремление к самодисциплине позволяло ему дисциплинировать и понимать других; память о довоенных невзгодах воспитала в нем сдержанность, которой так недоставало иным генералам с не самой блестящей репутацией. Кроме того, Гранту было нечего терять, и он мог действовать с большей смелостью и решительностью, чем другие командиры, опасавшиеся возможных неудач[1058].
Несмотря на свое доверие к Гранту, Линкольн в марте 1863 года позволил военному министру Стэнтону послать специального уполномоченного для расследования положения в Теннессийской армии. Уполномоченным этим был Чарльз Дейна, бывший главный редактор New York Tribune, а ныне помощник военного министра. Официально Дейна прибыл на Миссисипи для исправления положения с денежными выплатами, но Грант был осведомлен о его настоящей миссии. Вместо того чтобы оказать Дейне холодный прием (как советовали в его окружении), Грант встретил его весьма радушно. Это было мудро. Дейна отнесся к генералу благосклонно и начал отсылать в Вашингтон одобрительные отчеты. «[Грант оказался] самым скромным, бескорыстным и честным человеком, которого я когда-либо видел, к тому же абсолютно невозмутимым, — резюмировал позже Дейна свои впечатления. — Он не строит из себя великого деятеля, но обладает нравственным величием; он не оригинал и не блестящ, но искренен, склонен размышлять, к тому же он одаренный генерал, чью отвагу ничто не может смутить»[1059].
Простые солдаты разделяли мнение Дейны. Они ценили в Гранте отсутствие «лишней рисовки», его стремление носить обычный мундир «без шарфа, шпаги и всяческих украшений, за исключением погон с двумя звездами». Один рядовой заметил, что солдаты больше «склонны видеть в нем дружелюбного товарища, нежели властного командира». Вместо того чтобы приветствовать его, когда он проезжал мимо, они «здоровались с ним, как со своим соседом: „Доброе утро, генерал!“, „Прекрасная погода, генерал!“, и подобные обращения он слышал повсюду… Это не было ни абсурдом, ни панибратством; Грант — простой слуга республики, перед которым здесь и сейчас стоит всего одна задача: переправить войска через реку в кратчайшие сроки»[1060].
