Если после Стоунз-Ривер в Вашингтоне вздохнули с облегчением, то в Теннессийской армии разлад достиг апогея. Все корпусные и дивизионные командиры утратили доверие к Брэггу. Заслуженные генералы Уильям Харди и Леонидас Полк обратились к Дэвису с просьбой назначить командующим армией Джонстона. Командир одной из дивизий Бенджамин Франклин Читэм поклялся, что больше никогда не будет служить под началом Брэгга, а Брекинридж хотел вызвать его на дуэль. Брэгг не стал отмалчиваться, отдав под трибунал за неподчинение приказу одного дивизионного командира, обвинив другого (Читэма) в пьянстве на поле боя и указав Брекинриджу на его несостоятельность как командира. Эта междоусобица грозила нанести армии больший урон, чем ей причинили янки. Павший духом Брэгг признался своему другу: «[Возможно,] будет лучше, если президент назначит кого-нибудь на мое место» — и действительно написал об этом Дэвису[1046].

Дэвис попытался переложить бремя решения на Джонстона, попросив того вникнуть в ситуацию и посоветовать пути выхода из нее. Джонстон ответил, что, хотя многие офицеры и настроены к Брэггу враждебно, солдаты находятся в хорошем состоянии и их боевой дух высок. Такая неоднозначность побудила его высказаться за то, чтобы оставить Брэгга на своем посту. Очевидно, Дэвис хотел, чтобы Джонстон сам принял командование Теннессийской армией, но последний (как явствует из его писем друзьям) хотел ни много ни мало вернуться к своей прежней должности командующего Северовиргинской армией! Если правительство так хочет сместить Брэгга, говорил он, то пусть они пошлют в Теннесси Лонгстрита, а если в Ричмонде полагают, что инспекторский пост начальника Западного округа столь важен, то пусть они назначат на него Ли, а его, Джонстона, переведут обратно в Виргинию. В марте военное министерство практически уже назначило Джонстона командующим Теннессийской армией, но тот возражал, говоря о том, что сместить Брэгга во время серьезной болезни его жены будет слишком жестоко. Вскоре заболел и сам Джонстон, а Брэгг остался на своем посту и продолжал вести холодную войну со своими ближайшими подчиненными[1047].

Подобные разногласия возникли и в Потомакской армии, однако Линкольн справился с ними более умело и решительно, чем Дэвис. После Фредериксберга деморализация армии достигла масштабов эпидемии. Четыре генерала из 6-го корпуса Уильяма Франклина обратились напрямую к Линкольну с жалобами на командование Бернсайда. Соратники Макклеллана заявляли, что «Макклеллана необходимо вернуть и предоставить ему неограниченные полномочия»[1048]. Джо Хукер плел интриги, также пытаясь получить командование армией. Кроме того, он заявил одному репортеру, что, по его мнению, стране нужен диктатор. Среди рядовых наблюдалось массовое бегство — только в январе каждый день дезертировало не менее ста человек. Солдаты заболевали тысячами по вине низкой дисциплины в полковых лагерях и коррупции на продовольственных складах, что приводило к антисанитарии и недоеданию. Поняв, что утратил доверие армии, Бернсайд подал в отставку, предложив Линкольну заодно уволить Стэнтона, Хэллека и нескольких недовольных генералов.

Недовольство в Потомакской армии достигло пика после бесславного «Марша по грязи». Необыкновенно сухая для января погода побудила Бернсайда запланировать переход реки Раппаханнок вброд в нескольких милях к северу от Фредериксберга. В случае успеха федералы выходили Ли во фланг и «выкуривали» южан из их траншей на открытую местность. Некоторые из подчиненных Бернсайда открыто критиковали этот план. Как указывал один артиллерийский полковник, Франклин «говорил об этом так много и громко, что полностью деморализовал свой корпус»[1049]. Против Бернсайда, казалось, были даже небеса: стоило генералу 20 января начать движение, как хлынули проливные дожди и все дороги Виргинии превратились в болота. Артиллерийские лафеты увязали по ось, люди проваливались по колено, а мулы — по уши. Пикеты конфедератов потешались над противником, выставляя дорожные указатели: «Дорога на Ричмонд». 22 января Бернсайд прекратил свою авантюру.

Одновременно подавленный и взбешенный командующий поспешил в Вашингтон и заявил президенту, чтобы он отправил в отставку либо Хукера, Франклина и с полдюжины других генералов, либо его самого. Линкольн решил отстранить Бернсайда (возможно, к облегчению последнего), но также перевел и некоторых других недовольных на незначительные должности. К изумлению Бернсайда, президент назначил его преемником как раз Хукера. «Боевой Джо» вряд ли являлся образцовым командиром. Он не только строил козни против Бернсайда, но и его моральный облик был далек от безупречного. Штаб-квартира Хукера, как насмешливо писал Чарльз Фрэнсис Адамс, была «местом, куда бы не хотел попасть ни один уважающий себя мужчина и который не могла посетить ни одна приличная женщина. Это было нечто среднее между баром и борделем»[1050].

Однако Хукеру удалось снискать популярность среди простых солдат. Он немедленно начал увольнять проворовавшихся интендантов, улучшил питание, привел в порядок лагеря и госпитали, стал предоставлять увольнительные и заставил солдат гордиться принадлежностью к своим частям, введя особые эмблемы для каждого корпуса. Хукер реорганизовал кавалерию, выделив ее в особый корпус по образцу конфедератов — эта реформа назрела уже давно. Таким образом, боевой дух армии заметно укрепился. Заболеваемость пошла на спад, дезертирство прекратилось, а объявленная амнистия вернула многих обратно в армию. «При Хукере мы начали жить», — писал один солдат. А офицер, относившийся к Хукеру без симпатии, признал: «Я никогда еще не видел человека, которому бы за столь короткий срок удалось привести полностью разложившуюся армию в отличное боеспособное состояние»[1051].

При назначении Хукера Линкольн вручил ему письмо, которое генерал позже назвал своего рода наставлением мудрого отца сыну. Президент писал Хукеру: «[Вы должны знать,] что существуют вещи, из-за которых я не вполне доволен вами… [Интригуя против Бернсайда,] вы пошли на поводу у вашего честолюбия… и нанесли огромный вред стране и вашему весьма заслуженному и достойному собрату-офицеру. Также я слышал и склонен этому верить, будто вы говорили, что армии и государству нужен Диктатор. Разумеется, не ради этого, а несмотря на это я вручил вам командование армией. Только те генералы, которые одерживают победы, могут рассуждать о диктатуре. Таких побед я и требую от вас, а о диктатуре думать буду я»[1052]. Через два месяца после назначения Хукера Линкольн приехал в расположение Потомакской армии на Раппаханнок. Президент был удовлетворен увиденным и согласился с гордыми словами Хукера о том, что это «лучшая армия в мире», хотя и не разделял самонадеянности генерала. Вопрос не в том, рассуждал Хукер, возьмем ли мы Ричмонд, а в том, когда это произойдет. В ответ на это Линкольн остроумно заметил: «Из всех живых созданий самое умное — курица. Она кудахчет лишь тогда, когда снесет яйцо»[1053].

Пока в Виргинии обе армии отсиживались на зимних квартирах, а в Теннесси — зализывали раны после Стоунз-Ривер, главные действия (хотя и почти не сопровождавшиеся боями) развернулись около Виксберга. После провала первой кампании по захвату этой речной цитадели Грант отправился вниз по Миссисипи к Миликенз-Бенд, чтобы лично возглавить новую комбинированную операцию сухопутных сил и флота. Погода чинила даже большие препятствия этому предприятию, чем мятежники: хотя союзные войска и контролировали реки и болотистые земли к северу и западу от Виксберга, бесконечные зимние дожди сделали практически невозможным передвижение войск, к тому же многие солдаты из 45-тысячной армии Гранта гибли от смертельных болезней. Какие-то операции были возможны лишь на сухой местности к востоку от города. Задачей Гранта было вывести свою армию на этот участок с достаточным для ведения полноценной кампании количеством артиллерии и припасов. Заручившись поддержкой канонерок под командованием Дэвида Диксона Портера, Грант рассчитывал по максимуму использовать поднявшийся в реках уровень воды. В течение зимы он предпринял целых четыре попытки обойти Виксберг по реке и переправить войска на восточный ее берег выше или ниже города.