Грант, размышлявший над своим следующим шагом, все прекрасно понимал. Еще один фланговый маневр мог бы привести его армию в пойму Чикахомини, где потерпел неудачу Макклеллан. А Ли бы тем временем отошел под защиту стен Ричмонда, который за прошедшие два года были укреплен настолько, что обычное преимущество обороняющихся в полевых укреплениях перед наступающими в данном случае только удвоилось бы. Еще дюжина федеральных полков собиралась покинуть армию, так как срок их службы истекал в июле — этот фактор не позволял отложить решающую битву. Стратегия Гранта отнюдь не предполагала ведение войны на истощение противника (хотя многие историки ошибочно приписывают ему такие намерения). С самого начала он пытался вынудить Ли принять бой на открытом пространстве, где должно было сказаться превосходство северян в живой силе и огневой мощи. Именно Ли вел войну на истощение, умело предвидя каждый шаг Гранта. Хотя самого командующего южан уступка инициативы раздражала, его оборонительная тактика приводила к тому, что на каждого потерянного им бойца приходилось два солдата противника. Такая тактика могла посеять в душах северных избирателей нежелание переизбрать Линкольна и стремление закончить войну. Чтобы избежать таких последствий, Грант обещал прорвать линию обороны, даже если придется потратить на это все лето. Сейчас эта линия проходила у Колд-Харбора, и результатом успешного ее прорыва могла стать победа в войне. Если конфедератов удастся разбить, они отойдут за Чикахомини, где их можно будет уничтожить окончательно. Грант знал, что мятежников терзают усталость и голод; то же можно было сказать и про его солдат, но он верил в их более высокий моральный дух. «Армия Ли морально готова к поражению, — писал он Хэллеку несколькими днями ранее. — Пленные, которые попадают в наши руки, явно показывают это, как и все действия его армии. Мы просто не можем проиграть им битву, если вытащим их из укреплений. Мои солдаты чувствуют свое моральное превосходство над врагом и пойдут в битву уверенно»[1288]. Исходя из всего этого, Грант назначил наступление на 3 июня.

Исход его выявил две основные ошибки Гранта. Южане не были морально готовы к поражению, федералы не были так уж уверены в себе. Сотни северян нашили на мундиры записки с именем и адресом, чтобы их тела можно было опознать после битвы. На рассвете началась лобовая атака, осуществленная главным образом силами трех корпусов на левом фланге и в центре. «Синие мундиры» с нашитыми записками встретил шквал огня. Мятежники сражались в траншеях, которые газетный репортер описал как «замысловатые, зигзагообразные линии внутри линий, линии, защищавшие другие линии с флангов, линии, выстроенные для стрельбы по линиям противника… словом, сооружения внутри и за пределами других сооружений»[1289]. Несмотря на то что несколько полков 2-го корпуса Хэнкока — того самого, который пробил брешь в обороне южан на Подкове Мула, — проникли за первую линию окопов, их быстро выбили оттуда, причем атаковавшие потеряли 8 полковников и 2500 других офицеров и солдат. На остальных участках урон был еще сильнее: федералы понесли самые тяжелые потери со времен штурма высот Мэриз-Хайтс под Фредериксбергом. Всего янки потеряли 7000 человек, конфедераты — менее 1500. На следующий день Грант признал свою неудачу и прекратил дальнейшие попытки. «Я сожалею о приказе наступать сегодняшним утром больше, чем о каком-либо другом», — сказал он вечером. «Я полагаю, что у Гранта наконец открылись глаза, — отчеканил Мид в письме своей жене, — и он начал понимать, что Виргиния и армия Ли — это совсем не Теннесси и не армия Брэгга»[1290].

Ужасы этого дня и бойни под Спотсильванией создали в Потомакской армии нечто вроде синдрома Колд-Харбора. Солдаты узнали об окопной войне то, с чем европейские армии столкнутся на Западном фронте лишь полвека спустя. «Рядовые сейчас смертельно боятся снова идти в наступление на земляные укрепления», — так описал царящие в армии настроения один офицер[1291]. После этого Грант наметил новый, состоявший из трех частей план по выходу южанам в тыл и по выманиванию их из траншей. Он приказал армии в долине Шенандоа, возглавленной Дэвидом Хантером, возобновить проваленное Зигелем наступление к югу по долине и вывести из строя железную дорогу, затем пересечь Блу-Ридж, уничтожить базу снабжения конфедератов в Линчберге и продолжить движение на восток к Ричмонду, разрушая железные дороги и канал реки Джемс. Одновременно Шеридан с двумя кавалерийскими дивизиями должен был совершить рейд на запад, разрушить другие участки тех же самых железных дорог и встретиться с Хантером на полпути. После того как вместе они уничтожили бы все, что не смогли поодиночке, они должны были соединиться с Потомакской армией южнее Ричмонда, поскольку Грант собирался снять осаду Колд-Харбора, быстро форсировать Джемс и захватить Питерсберг — крупный железнодорожный узел, связывавший Ричмонд с югом страны; в результате Ли пришлось бы покинуть свое укрытие.

Войска блестяще выполнили первые этапы каждой части этого сложного плана, но впоследствии энергичное сопротивление противника в сочетании с нерешительностью подчиненных Гранта застопорили развитие операции. 15-тысячная армия в долине Шенандоа, вверенная генералу Хантеру, была первым крупным оперативным соединением, поступившим под его команду с тех пор, как он был ранен в первом сражении при Манассасе. Хантер приобрел известность после своей неудачной попытки отменить рабство по всему южноатлантическому побережью в 1862 году и создать первый негритянский полк в этом регионе. Разумеется, он жаждал и воинской славы. 5 июня в Пидмонте (Виргиния), на полпути между Гаррисонбергом и Стонтоном, казалось, начинается второй этап его карьеры: его армия разбила уступавших ей по численности мятежников, убила их командира и захватила больше тысячи пленных. Хантер двинулся через Стонтон к Лексингтону, где находился Виргинский военный институт.

По дороге его солдаты уничтожали далеко не только военное имущество. Многие из них имели большой опыт сражения с партизанами в западной части Виргинии. Их злейшим врагом был Джон Синглтон Мосби — низкорослый, но бесстрашный человек, десятью годами ранее исключенный из Виргинского университета и посаженный в тюрьму за убийство однокашника. В тюрьме Мосби изучал юриспруденцию и после получения помилования от губернатора стал адвокатом. Поначалу он служил конным разведчиком у Джеба Стюарта, а после закона о рейнджерах, принятого в апреле 1862 года, сформировал партизанский отряд. Его слава росла, особенно после таких предприятий, как захват генерала северян прямо в постели в десяти милях от Вашингтона в марте 1863 года. Отряд Мосби никогда не насчитывал больше 800 человек, партизаны действовали группами по 20–80 рейнджеров, нападая на федеральные аванпосты, караваны повозок и заблудившихся солдат с такой яростью и эффективностью, что целые округа в северной части Виргинии стали именоваться «Конфедерацией Мосби». Перевозка припасов союзных войск по этой территории была возможна только под усиленной охраной.

Южане преклонялись перед рейнджерами Мосби и другими партизанскими отрядами, отличавшимися отвагой и решительностью на грани безрассудства. Северяне придерживались противоположного мнения. По словам одного негодующего федерала, рейнджеры Мосби были «„честными фермерами“, которые несколько раз давали клятву верности [Союзу], а потом вооружались всем, что попадало под руку — пистолетами, саблями, карабинами, охотничьими ружьями, — и поджидали несчастных в синих мундирах. Если им удавалось поймать безоружных бедняг, пошедших в лес по ягоды, для них высшая доблесть — расстрелять таких на месте… Но стоит появиться карательному отряду, как они бросаются в леса, прячут оружие и залегают на дно… Галантный южный кавалер Мосби по-прежнему нападает на обозы, оставшиеся без всякой защиты, и обычно захватывает их, не теряя ни одного человека. Время от времени он не брезгует и санитарными повозками, полными раненых»[1292].