Союзные войска не были склонны щадить партизан, которых им удавалось схватить, или гражданское население, среди которого партизаны исчезали, словно рыба в море. Во время марша Хантера по долине партизаны кружили рядом с его обозом, и чем дальше он продвигался, тем более уязвимыми становились его коммуникации. В течение месяца после 20 мая к армии прорвался только один караван повозок. Федералы начали испытывать недостаток провианта, что подстегивало их ярость: они жестоко грабили местных жителей и жгли то, что не могли взять с собой. К 12 июня, когда солдаты вошли в Лексингтон, настроение армии упало до нуля. Мародерство постепенно вылилось в репрессии против населения, а уничтожение военного имущества — в сожжение здания военного института и особняка действующего губернатора, который призвал горожан взять в руки оружие и действовать как партизаны. Оправдывая поведение войск, один солдат писал: «Многие женщины боятся того, что происходит, и оплакивают свое имущество. Мы же считаем, что войну развязал Юг, и теперь штат Виргиния просто платит по счетам»[1293].
Нехватка продовольствия вынудила Хантера покинуть сожженный Лексингтон и двинуться на Линчберг. Ли считал эту угрозу самой серьезной из всех, поэтому он отрядил туда Джубала Эрли во главе бывшего корпуса Джексона, вернувшегося в места своих великих побед. Хотя после понесенных потерь корпус насчитывал всего 10 тысяч человек, с ним число защитников Линчберга выросло до 15 тысяч и сравнялось с силами Хантера. 17–18 июня последний осмотрел укрепления Линчберга, узнал о прибытии Эрли, посетовал на скудость припасов и решил отступить. Причем он отступил на запад, в Западную Виргинию, предпочтя не возвращаться в долину Шенандоа в сопровождении партизан на флангах и корпуса Эрли в тылу. Таким образом, дорога в долину оказалась открыта для южан. Веря в то, что Эрли отвлечет больше сил северян, если останется там, а не вернется к Ричмонду, Ли предложил ему повторить маневр Джексона, используя долину Шенандоа как плацдарм для создания угроз Мэриленду и Вашингтону. Хантер пытался оправдать свое отступление в Западную Виргинию, но вскоре потерял как свой пост, так и репутацию.
Рейд Шеридана окончился лишь немногим благополучнее экспедиции Хантера. Ли выделил 5000 кавалеристов против семитысячного отряда Шеридана. Всадниками мятежников командовал Уэйд Хэмптон — южнокаролинский плантатор и, по слухам, один из самых богатых граждан Конфедерации, уже трижды раненный в ходе войны.
Догнав федералов в 60 милях к северо-западу от Ричмонда, «серые мундиры» вступили с ними в двухдневное сражение при Трэвильян-Стейшн 11–12 июня. Каждая из сторон потеряла 20% личного состава, в результате чего битва стала самым кровопролитным кавалерийским сражением войны. Со стороны северян в самом пекле оказалась Мичиганская бригада Джорджа Армстронга Кастера. Шеридану удалось сдержать южан, пока его части демонтировали железную дорогу, но его план встречи с Хантером потерпел неудачу, и это позволило конфедератам быстро ее восстановить.
На фоне этих событий Потомакская армия ночью с 12 на 13 июня сняла осаду с Колд-Харбора. Пока один корпус посадили на корабли и отправили по Джемсу, остальные четыре под прикрытием кавалерийской дивизии, не ушедшей с Шериданом, двигались по суше. Операция была проведена филигранно, а ложные маневры на подступах к Ричмонду вынудили Ли несколько дней гадать о планах командующего северян. Между тем союзные инженеры построили (возможно, самый длинный — 2100 футов — во всей военной истории) понтонный мост, способный противостоять сильному приливному течению и четырехфутовым волнам. 14 июня «синие мундиры» начали форсировать Джемс, и на следующий день два корпуса приблизились к Питерсбергу, 2,5-тысячным гарнизоном которого командовал Борегар. Грант повторил свой маневр времен Виксбергской кампании и вышел врагу в тыл, прежде чем тот осознал, что произошло.
Однако развязка отличалась от того, что случилось под Виксбергом, так как Гранта подвели его корпусные командиры, да и Борегар и Ли отличались от Пембертона и Джонстона. Первым корпусом, подошедшим к Питерсбергу, был 18-й, позаимствованный Грантом у Батлера двумя неделями раньше перед штурмом Колд-Харбора. Им командовал «Плешивый» Уильям Смит, бывший у Батлера в немилости и не проявивший своих качеств на этом театре. Получив шанс восстановить свою репутацию, Смит на подходе к Питерсбергу сделался очень осторожным: ему предстояло штурмовать великолепную оборонительную линию, состоявшую из десяти миль массивных, двадцати футов толщиной, брустверов и траншей, связанных сорока пятью реданами, готовыми в любой момент изрыгнуть огонь, а также дополнительно защищенную с фронта пятнадцатифутовыми рвами. Будучи свидетелем того, что стало с солдатами, атаковавшими гораздо менее внушительные редуты Колд-Харбора, Смит выжидал, не подозревая, что в распоряжении Борегара находится лишь горстка людей. Ближе к вечеру северяне все же перешли в наступление и легко захватили больше мили укреплений и 16 орудий. Одна из трех дивизий Смита состояла из негров, которые получили здесь боевое крещение и выглядели достойно. Яркая луна озаряла захваченные окопы. Смит поверил слухам о том, что к защитникам крепости прибыло подкрепление от Ли и отказался продвигаться дальше. Борегар писал после войны: «В этот час Питерсберг был полностью в руках командира северян, который так и не решился его взять»[1294].
Следующие три дня вместили в себя еще больше упущенных возможностей. Ночью 15 июня оставшиеся у Борегара солдаты лихорадочно сооружали новую линию укреплений, когда к ним из-за Джемса подошли еще две дивизии. На следующий день к Питерсбергу прибыли еще два союзных корпуса, и во второй половине дня 48 тысяч федералов захватили еще часть укреплений, но так и не прорвали их. К 17 июня Ли уже догадался, что к югу от Джемса находится почти вся армия Гранта. Хотя союзные войска в этот день упустили шанс обойти правый фланг конфедератов, их несогласованные атаки все же вынудили Борегара отойти в предместья Питерсберга, произнеся мелодраматическую фразу о том, что «пробил последний час Конфедерации»[1295]. На заре 18 июня около 70 тысяч федералов начали новую волну атаки, но не обнаружили перед собой ничего, кроме пустых окопов, а когда перегруппировали силы для атаки новой линии обороны, то на ее защиту уже прибыл Ли во главе большей части своей армии.
«Синдром Колд-Харбора» помешал союзным войскам завершить начатое. Командиры корпусов исполняли приказы в замедленном темпе, предпочитая пропускать вперед соседей справа или слева, так что в результате вперед не двигался никто. Всем известный темперамент генерала Мида проявился днем 18 июня. «Я не понимаю, каких еще дополнительных приказов о наступлении вы просите?» — вопрошал он одного подчиненного по полевому телеграфу. «Найдя невозможным эффективное взаимодействие во время атаки, я разослал приказы по всем корпусам начинать наступление в любом случае, не сообразуясь с другими частями», — втолковывал он другому[1296]. Но подчиненные, едва выжившие после прошлого штурма окопов, не горели желанием повторять попытку. В одной из бригад 2-го корпуса ветераны еще соглашались ползти вперед под прикрытием, но отказывались вставать и бежать в лобовую атаку под градом пуль. Рядом с ней один из бывших артиллерийских полков, 1-й Мэнский, решился наступать как на пропагандистском плакате 1861 года. «Ложитесь, идиоты, — кричали им ветераны, — вы не сможете взять их укрепления!» Однако те не слушались и продолжали маршировать вперед. Их расстреляли в упор — полк потерял 632 из 850 человек в одном только этом бою. Мид в конечном итоге прекратил бесплодные попытки, заявив: «Наши солдаты устали и атаки ведутся не так энергично и стремительно, как это было в Глуши. Если бы они велись как тогда, то, я полагаю, мы бы достигли большего успеха». Грант соглашался с ним: «Дадим отдохнуть нашим людям и используем окопы для их защиты, пока у них не поднимется боевой дух»[1297].
