Пока это все происходило, 5-й и 9-й союзные корпуса безуспешно атаковали левый и правый фланги конфедератов, а 6-й корпус присоединился к Хэнкоку, чтобы усилить давление на Подкову Мула. Так проходило сражение за знаменитый «Кровавый выступ» Спотсильвании. Восемнадцать часов под дождем, с раннего утра до полуночи, на участке всего в несколько сотен ярдов шла одна из самых жестоких битв войны. «Флаги обеих армий развевались над одними и теми же брустверами, — вспоминал ветеран 6-го корпуса, — где федералы и конфедераты пытались просунуть штыки между кольями»[1278]. Обезумев от ярости, и те и другие вскакивали на брустверы и стреляли вниз из винтовок с примкнутыми штыками, которые им подавали товарищи, а когда патроны заканчивались, то метали пустую винтовку во врага как копье. Потом они брали следующую, и так продолжалось до тех пор, пока храбрецов не убивали выстрелом или штыком. Огонь велся столь интенсивно, что в какой-то момент позади окопов южан рухнул дуб толщиной в два фута, не выдержавший попаданий пуль Минье[1279].
Рукопашный бой обычно заканчивается быстро, когда одна из сторон бежит с поля боя, но в тот раз никто не хотел уступать. Кровь текла рекой, смешиваясь со струями дождя и образуя липкую жижу, в которой лежали убитые и раненые, а на их телах оставшиеся сражались за свою жизнь. «Мне никто не верил до конца, когда случалось рассказывать про бойню у Спотсильвании, — писал офицер северян, — но ведь и я бы не поверил в такое, окажись я на месте слушателей». Уже глубокой ночью Ли наконец отдал своим истощенным войскам приказ отойти к новой линии обороны, находившейся в полумиле (которую лихорадочно оборудовали саперы). Наутро «Кровавый выступ» представлял собой кладбище. Похоронная команда федералов, обнаружившая 150 трупов южан, лежавших в траншее всего 200 футов протяженностью, предала их земле, просто обрушив на них сверху бруствер[1280].
Пока армии избивали друг друга в Виргинии, в тылу жители осаждали редакции газет и телеграф, пребывая в «состоянии ожидания чего-то страшного, непостижимого рассудком». Это были «решающие дни, полные страха и тревог, — писал житель Нью-Йорка, — решалась судьба целого континента». В Ричмонде эйфория от первых сообщений об успехах Ли в Глуши сменилась «мрачными предчувствиями» и «горячечной тревогой» после его отступления к Спотсильвании в тот момент, когда Батлер и Шеридан приближались к Ричмонду[1281]. За день до сражения у «Кровавого выступа» Грант послал депешу в Вашингтон, где заявил: «Я намерен сражаться на этом рубеже, даже если это займет все лето». Газеты подхватили эту фразу и сделали ее столь же знаменитой, как и требование Гранта о безоговорочной капитуляции гарнизона форта Донелсон. В сочетании с сообщениями о наступлении северян от Глуши на юг депеша Гранта породила торжествующие заголовки: «Доблестные победы!», «Ли разбит!», «Конец войны близок!». Один газетчик со стажем вспоминал: «Все сходились во мнении, что Грант закончит войну и возьмет Ричмонд раньше, чем начнется осенний листопад»[1282].
Линкольн опасался, что такие завышенные ожидания ударят по его войскам бумерангом, если что-то пойдет не так, и это случилось. «Население настроено излишне оптимистично, — говорил он в интервью, — люди ожидают всего и сразу». Группе политиков, приветствовавших его в Белом доме, он ответил: «Я очень рад тому, что произошло, но сделать нужно еще не меньше». Когда к 17 мая стало ясно, что Гранту не удалось прорвать порядки Северовиргинской армии у Спотсильвании, а Батлер заперт к югу от Ричмонда, настроение изменилось «на 180 градусов»[1283]. Цена на золото — извечный барометр общественного мнения — за две последние недели мая выросла со 171 до 191[1284]. Ужасающие отчеты о потерях, которые начали поступать из Виргинии, не способствовали улучшению настроения. С 5 по 12 мая Потомакская армия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 32 тысяч человек — никогда федеральные армии (все вместе!) не несли таких потерь за одну неделю. По мере того как встревоженные родственники изучали списки погибших, сотни северных городов погружались в траур.
Потери Ли были в пропорциональном отношении столь же велики (около 18 тысяч человек), а потеря 20 из 57 командиров корпусов, дивизий и бригад опустошила командный состав. Не погрешив против истины, можно, однако, сказать, что обе стороны только начинали битву. Противники возместили почти половину своих потерь, подтянув резервы. К Ли присоединились шесть бригад, защищавших Ричмонд, и еще две из долины Шенандоа. Грант получил несколько тысяч новобранцев, а также перевел личный состав нескольких полков тяжелой артиллерии, оборонявших Вашингтон, в пехотные части. Хотя пополнения южан уступали количественно, качеством они превосходили, так как в Северовиргинскую армию влились ветераны, а артиллеристы из Вашингтона за два-три года несения гарнизонной службы ни разу не вступали в бой. Как только началось наступление армии Союза, уже первый из 36 полков, срок службы в которых истекал в ближайшие полтора месяца, начал разбегаться[1285]. Следовательно, хотя Север превосходил человеческими ресурсами, в эти решающие дни мая и июня ветераны Ли оказались более надежны.
После сражения на «Кровавом выступе» Грант не стал тратить время на зализывание ран. На протяжении следующих недель он предпринял несколько маневров против флангов южан и попытку лобовой атаки. С помощью дождей, замедливших темп движения северян, мятежники отразили все эти действия. Все, что янки смогли получить после шести дней маневрирования и стычек, — это еще ЗООО убитых и раненых. Признав невозможность взять твердыню конфедератов у Спотсильвании фронтальными атаками или фланговыми маневрами, Грант решил выманить Ли с помощью рейда на 25 миль к югу, где его целью стал железнодорожный узел за рекой Норт-Анна. Ли выяснил намерения противника, проведя 19 мая разведку боем, в которой потерял тысячу человек, а бывшие артиллеристы Гранта получили боевое крещение.
Двигаясь более короткой дорогой, южане перешли Норт-Анну раньше, чем туда подоспел авангард федералов. Капитально окопавшись на южном берегу, конфедераты отбили несколько атак, которыми прощупывалась их оборона. Грант принял решение пройти двадцать миль вниз по течению и еще раз попытаться обойти правый фланг Ли. Северяне благополучно форсировали реку Паманки, но и там наткнулись на мятежников, которые закрепились около Тотопотоми-Крик, в 9 милях к северо-востоку от Ричмонда. Южане умирали от голода, но по-прежнему были полны решимости сражаться. В конце мая после двух дней бесконечных стычек федералы продвинулись еще дальше на юг, чтобы получить короткую линию снабжения через приливные реки, охраняемую флотом.
Целью Гранта был Колд-Харбор — непримечательный перекресток дорог близ поля битвы при Гейнс-Милл в 1862 году. 31 мая в ходе ожесточенного боя с конницей южан под командованием Фицхью Ли (племянника генерала) кавалерия Шеридана захватила этот узловой пункт. На следующий день отряд Шеридана сдерживал атаки пехоты противника, пока подошедшие пехотные части федералов не отбросили южан. В ночь с 1 на 2 июня подошли оставшиеся силы и вырыли окопы друг напротив друга на протяжении семи миль от Тотопотоми до Чикахомини. Грант перебросил к себе один из корпусов армии Батлера, так что у Колд-Харбора 59 тысяч конфедератов противостояли 109 тысячам северян (то есть численность обеих армий практически вернулась к той, с которой начиналась кампания четыре долгие недели назад).
Этот месяц был донельзя изматывающим и кровопролитным. Федералы потеряли около 44 тысяч человек, конфедераты — около 25 тысяч[1286]. Война перешла в новую стадию. Раньше обе стороны вступали в генеральные сражения, за которыми следовал отход той или иной армии за ближайшую реку, после чего войска отдыхали, получали пополнение и начинали новый виток кампании. Однако с начала этой кампании армии не выходили из боя друг с другом. Почти каждые день и ночь солдаты сражались, маршировали либо рыли окопы. Психологическая и физическая усталость делали свое дело: рядовые и офицеры страдали от того, что позднее назовут «военным неврозом». Два корпусных командира армии Ли — Эмброуз Хилл и Ричард Юэлл — хоть и не были ранены, но серьезно подорвали здоровье, и Юэлла даже заменил Джубал Эрли. Сам Ли неделю был болен. С противоположной стороны один офицер замечал, что спустя три недели беспрерывных сражений его люди «похудели и осунулись. События этих двадцати дней как будто состарили их на двадцать лет». Капитан Оливер Уэнделл Холмс-младший писал: «Многие солдаты буквально сходили с ума, так как эта кампания произвела колоссальное давление на их тело и рассудок»[1287].
