Вопросы эти били в самую сердцевину политики администрации, пытавшейся тушить «пожар в тылу». Линкольн не хотел вести обсуждение этих вопросов в таком ключе. Его привел в замешательство арест Валландигэма Бернсайдом, о котором президент узнал из газет. Поставленный перед фактом, Линкольн счел, что меньшим из зол будет поддержать Бернсайда, а не осудить его, однако, пытаясь свести к минимуму политические последствия этого дела, он заменил тюремное заключение Валландигэма высылкой. 25 мая союзная кавалерия препроводила его под парламентерским флагом к позициям генерала Брэгга к югу от Мерфрисборо, где мятежники с неохотой приняли нежданного гостя.
Рассудительной поступок Линкольна имел лишь один недостаток: находясь в изгнании, Валландигэм выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора Огайо на волне сочувствия от демократов штата. Попав в Уилмингтон, он сел там на корабль, прорвавшийся сквозь кольцо блокады, прибыл в Канаду и поселился в приграничном городе Виндзор, откуда и вел свою предвыборную кампанию. Перед тем как покинуть Юг, он разговаривал с несколькими конгрессменами Конфедерации и армейскими офицерами. Перед ними он развил свою идею воссоздать Союз путем заключения перемирия и ведения переговоров. Южане отвечали, что мир для них приемлем только на основе признания независимости Конфедерации. Если Валландигэм полагает, что Союз можно возродить путем компромисса, то он «жестоко заблуждается». В конфиденциальной беседе с агентом конфедератов Валландигэм сказал, что если Юг «сможет продержаться этот год, то сторонники мира на Севере сметут клику Линкольна с лица земли». Валландигэм не оставлял надежду на постепенное объединение, но у агента создалось впечатление, что если Юг откажется объединяться, то «тогда, возможно, он поддержит нашу независимость»[1078].
Именно на этих принципах (за исключением «возможного» признания независимости Юга) Валландигэм и строил свою странную кампанию за пост губернатора. Задолго до того, как избиратели Огайо в октябре пришли на участки, успехи северян на фронтах поставили под сомнение мирную доктрину Валландигэма. Тем временем Линкольн решил разрядить напряжение, связанное с подозрением в попрании гражданских свобод, дважды ответив открытыми письмами критикам из демократического лагеря. Он отверг обвинение в том, что Валландигэма арестовали «только за слова, произнесенные им на общественном собрании». Арест был продиктован скорее тем, что «он пытался, и небезуспешно, помешать призыву в войска [и] поощрял дезертирство… Он наносил ущерб армии, от существования и боеспособности которой зависит жизнь всего государства». После этого президент задал риторический вопрос, ставший самым веским (и знаменитым) его аргументом: «Неужели я должен расстрелять несмышленого мальчишку, который бежит из армии, и одновременно оставить целым и невредимым коварного агитатора, который подстрекает его к дезертирству?.. Я считаю, что в этом случае заставить умолкнуть агитатора и спасти мальчика является не только конституционным, но и милосердным актом». «Страшный мятеж» проник и на Север, продолжал Линкольн, где «под прикрытием „свободы слова“, „свободы печати“ и habeas corpus [мятежники] рассчитывают набрать среди армию шпионов, информаторов, осведомителей, пособников и подстрекателей». Таким образом, вся страна могла считаться театром военных действий, вот почему аресты военными в районах, удаленных от линии фронта, были оправданными. Гражданские суды оказались «совершенно неспособны» противостоять настолько массовой угрозе жизнедеятельности государства. Это и были те непредвиденные обстоятельства, возникновение которых предвидели творцы Конституции, когда оговаривали право на приостановление действия habeas corpus в случае мятежа или вторжения. Использовав безыскусную, но выразительную метафору, Линкольн выразил уверенность, что необходимое в военное время ограничение гражданских свобод не станет прецедентом, фатальным для них в мирное время: «Я верю в это не больше, чем в то, что человек, вынужденный принимать рвотные средства во время болезни, будет настаивать на их употреблении и после выздоровления»[1079].
Два письма Линкольна о гражданских свободах были широко распространены новообразованной Юнионистской лигой и Обществом лояльных издателей. Будучи уверенными в том, что «медянки» организованы в могущественные тайные общества, такие как «Золотой круг» и «Орден американских рыцарей», юнионисты вознамерились ответить созданием своих обществ. Основанные бизнесменами и другими состоятельными и влиятельными людьми, эти юнионистские, лоялистские лиги и их печатные органы оказались гораздо более могущественными, чем «тайные общества» демократов, несметная армада которых существовала скорее в воспаленном воображении республиканцев, чем на самом деле. Юнионистские лиги стали большим подспорьем Республиканской партии, которая в некоторых штатах стала называть себя Юнионистской партией, подразумевая тем самым, что оппозиция стремится к разъединению страны[1080].
Первые успехи контрнаступления на позиции демократов-пораженцев были отмечены в Нью-Гэмпшире и Коннектикуте. В этих штатах губернаторские выборы проходили весной, и их результаты были своего рода моделью всех прочих выборов. В обоих штатах демократы номинировали членов «мирной» фракции, разделявших взгляды Валландигэма и надеявшихся воспользоваться разочарованием избирателей в войне. Республиканцы и юнионистские лиги были полны решимости сопротивляться возрастающей популярности демократов. Военное министерство предоставило весьма своевременные отпуска тем солдатам, которые, как ожидалось, направятся домой и будут голосовать за республиканцев. Этих усилий, пусть и с огромным трудом, но хватило. Республиканский кандидат в Коннектикуте победил с 52% голосов, а в Нью-Гэмпшире присутствие третьей силы — «военных демократов» — не позволило никому набрать большинство, после чего выборы были перенесены в республиканскую легислатуру, избравшую своего представителя[1081].
Ключевым спорным вопросом на обоих выборах стал военный призыв, узаконенный Конгрессом 3 марта 1863 года. Демократы добавили всеобщую воинскую повинность в перечень грехов республиканцев наряду с освобождением рабов и военными арестами. Закон о призыве 1863 года имел целью главным образом под угрозой призыва стимулировать запись в добровольцы. Эту задачу закон выполнял, но был недостаточно эффективен из-за коррупции и вопиющих проявлений несправедливости, почему и стал предметом самых ожесточенных разногласий во время войны и примером того, как не нужно проводить призыв в будущих войнах.
К началу 1863 года набор добровольцев на Севере зашел в такой же тупик, как и на Юге годом ранее. Желавшие завербоваться в армию из патриотических соображений, искатели приключений или те, кого пристыдило общественное мнение, уже были на фронте. Усталость от войны и суровые реалии армейской жизни никак не способствовали увеличению числа волонтеров. Бурный рост военной экономики до минимума сократил количество безработных. По-прежнему осторожные попытки зачисления чернокожих солдат едва-едва начинали покрывать потери армии от болезней, ранений и дезертирства последних шести месяцев. Подобно Конфедерации в начале 1862 года, союзная армия год спустя испытывала колоссальную нехватку живой силы из-за окончания сроков набора: 38 «двухгодичных» полков, набранных в 1861 году, и 92 полка ополченцев, нанятых всего на девять месяцев, весной–летом 1863 года должны были разойтись по домам. Все это побудило Конгресс действовать.
Общенациональный характер поставил этот закон в один ряд с недавно принятым законом о банках. Во главе набора добровольческих полков в 1861–1862 годах стояли губернаторы штатов, призыв же был заботой всей страны. Для соблюдения положений о призыве Конгресс создал в структуре военного министерства службу начальников военной полиции. В каждый избирательный округ были посланы военные полицейские, чьей задачей было учесть каждого гражданина и иммигранта, подавшего прошение о гражданстве, в возрасте от 20 до 45 лет[1082]. Это заложило основы распределения квот для каждого округа, что позволило провести еще четыре набора после издания Линкольном в марте 1863 года указа о всеобщей воинской повинности. В ходе первого призыва (июль 1863 года) удалось мобилизовать 20% призывников, определенных в каждом округе по жребию. В ходе трех этапов призыва 1864 года военное министерство назначило каждому округу квоту на волонтеров. Каждому округу выделялось 50 дней для набора добровольцев по квоте. Тем, кому не удавалось уложиться в сроки, должны были добрать квоту жеребьевкой.
