Уголок страницы загнут и обожжен, а сама запись была едва видна. Создавалось впечатление, что ее пытались стереть или даже сжечь, но ничего не получилось. Алексей Валерьевич захваченный изучением таинственного договора, не заметил как побледнела Анна. Она схватилась за изголовье кровати побелевшими пальцами и часто задышала, закрыв глаза, ее сердце бешено колотилось. Все о чем она старалась не думать произошло: над ее семьёй давлеет проклятие и началось оно с основателя ее рода, графа Алексея Вольского, которого так восхваляла ее маменька, а она сама боялась ещё с детства.

Сейчас ей было страшно, как никогда в жизни: если ее предок заключил договор с темными силами, то что может сделать она — слабая женщина, лишённая поддержки. Как ей найти брата и спастись самой?

— Анна Петровна, я думаю мы нашли то, что искали — легенду вашего рода, — почти торжественно сказал сыщик, пробегая глазами по договору. — И она записана здесь. Ах, если бы Изольда Васильевна ещё тогда посвятила меня в эту тайну…

Кравцов сокрушенно покачал головой, понимая как упущено время.

— В чем смысл этого договора? — твердо спросила Анна

— Что? Ах да… — Алексей Валерьевич вздрогнул, вопрос Анны застал его врасплох. — Ваш предок смертельно раненный на поле боя заключил договор с кем-то, кто пообещал ему жизнь, богатство и славу.

— А взамен? Что он потребовал взамен? — тихо спросила Анна.

Алексей Валерьевич пожал плечами и пробежал глазами по трудночитаемым буквам.

— Здесь об этом ничего не сказано, — извиняющимся голосом произнес сыщик. — Хотя… смотрите, а тут утолщения. Листы склеены между собой. Сейчас узнаем.

Алексей Валерьевич достал из сапога нож и осторожно разрезал склеенные листы. Эти листы были явно написаны гораздо позднее. Но нигде не стояло дат.

— Вот это да. Тут целая история, — произнёс с восторгом Алексей Валерьевич, счастливо улыбаясь, словно ребенок, которому разрешили взять некогда запрещённую игрушку. Он переволновался, сильно покраснел и почувствовал нехватку воздуха. Его голова закружилась, а по вискам начали бить чугунные молотки, вызывая острую боль. Уже не молодой организм сыщика, с трудом справлялся с сильными эмоциями. Анна поспешно подхватила его за локоть и вывела из комнаты брата. С помощью слуги они дошли до зелёной комнаты.

— Прошу меня простить. Нервы! — смущённо улыбнулся Кравцов, удобно усаживаясь в предложенное кресло.

— Может, лучше оставить эти изыскания на потом? — с лёгким разочарованием спросила Анна, открывая окно.

Ветер взметнул портьеры и ворвался внутрь комнаты, вдогонку солнечным лучам.

— Ни в коем случае, Анна Петровна! — торопливо возразил Алексей Валерьевич. — Мне намного лучше. Мы так близко подошли к разгадке тайны!

Он попытался вставать, но Анна тут же подхватила его и усадила обратно.

— Тогда продолжим, но читать, как вы выразились “историю” моего прадеда буду я, — сказала она решительно, садясь напротив. — А вы пока насладитесь чаем.

Старинная тетрадь снова оказалась в ее руках. В этот миг, девушка почувствовала как кожа ее рук вспыхнула и на ней проступили пятна крови. В нос ударил запах гари и пороха, а бедро ее ноги заныло от острой боли, будто его разорвало изнутри. Анна поморщилась. Захотелось отбросить тетрадь подальше, а самой убежать в свою комнату и забраться под кровать — как делала в детстве. Но вместо этого, Анна глубоко вздохнула, разгоняя видения, и, гордо выпрямив спину, открыла тетрадь, быстро пролистнув сам договор.

Склеенные листы содержали записи сделанные чернилами. Они напоминал днивник. Торопливые, но ровные строчки написаные твердым размашистым почерком, сменялись неровными, в которых буквы разбегались в разные стороны и между словами были большие расстояния. Складывалось впечатление, что дневник, не содержащий дат, был написан в разные периоды жизни человека. И этот человек к концу записей был сильно напуган. Анна бросила взгляд на Алексея Валерьевича, который еле сдерживал себя, чтобы не поторопить девушку. И, перебарывая свой страх, сосредоточившись на тетради в ее руках, начала читать.

Первая запись.

Я жив. Жив. Провидение услышало меня. Господи, как хорошо дышать и не чувствовать невыносимую боль, которая изматывает, заставляет выть от предчувствия приближающейся смерти. Я дышу полной грудью и могу встать и идти. Ха-ха. Да я могу идти вперёд. Наверное, мне все привиделось, ведь если бы я умирал, то меня бы уже не было на свете. Вон, Петрович ещё вчера рассказывал, что к умирающим приходит демон и предлагает сделку. Но соглашаться нельзя, а то впоследствии можно лишиться большего. Думаю, после его страшилок, мне всё и почудилось… А бой то уже закончился. Интересно, кто победил? Хотя о чем я, конечно, мы…

Странное чувство — я один, среди покойников. Никто не откликается на мой зов. Ничего, сейчас огляжусь и найду наш лагерь. Самое главное, я жив…

Вторая запись.

До лагеря добрался к следующей ночи — далеко ушли. Много наших погибло, да и раненных не меньше. Когда я окликнул Петровича, он шарахнулся от меня, закричал и с выпученными глазами стал пятиться. Говорит видел, как в меня снаряд попал. Думал помер я, поэтому и искать не стал. Я обиделся, а он: “Глянь, на свой мундир. Он весь разорван, точно тебе в живот шандарахнуло.” Я осмотрел себя — сам цел, а одежда вся в лохмотьях и в крови. Хотел ему рассказать, что привиделся мне человек без лицах Да решил не буду. Я то знаю, что все это мне померещилось. Главное, я жив!

Третья запись.

То что сегодня произошло, не поддается объяснению, если только… Даже думать об этом не хочу. Но по порядку. Я уже несколько месяцев как дома. Отец помер тем летом, а мать совсем разум потеряла — боится меня, словно я прокаженный. За дверью прячется. Несколько раз за попом посылала, жаловалась ему, мол не сын ее вернулся, а антихрист. Батюшка оглядел меня, да перекрестил. “Крепись, говорит. Мать твоя уж не верила, что ты вернёшься. Вот умом и тронулась”. А я, грешным делом, слова его мимо ушей пропустил — обрадовался сильно. Раз уж поп изменений во мне не нашел, значит точно тогда мне все померещилось.

Написать то не об этом хотел, а о чуде. Недавно наследство получил. Огромное. Наш род то знатный, да обедневший. Усадебка совсем скоро развалится. Думал, как жить? А тут. Неожиданно двоюродный дядя отыскал меня. У него сын погиб ровно в том самом сражении. Может это и странным кому-то покажется, но думаю счастливый случай просто. Так что я теперь богат.

Четвертая запись.

Сегодня меня наградил сам царь. Говорят я в том бою заслонил его собой. Не помню такого, но им видней. Теперь я при дворе. Обязанностей навалили. А когда мне — усадьбу перестраиваю. А что — деньги есть…

Пятая запись.

Заснуть сегодня не мог. Как то все гладко идёт. Все что хотел сбылось — жизнь, богатство, слава. А на душе тревожно. Все время думаю о Тени. Может оно, конечно, и померещилось тогда, но кровью то я договор зачем-то написал? А вдруг это правда было. И я согласился, вот ведь моя подпись стоит. Тогда выходит Тень свою часть договора выполнила. А моя в чем заключается? Получается забыл я. А ведь Петрович говорил: “соглашаться нельзя, а то впоследствии можно лишиться большего”. А чего “большего” не понятно.

Шестая запись.

Мне кажется я вспомнил… Сегодня случайно порезался. Кровь хлынула так, будто это вовсе не порез был. Мне б лекаря вызвать, а я застыл на месте и в льющейся крови будто увидел написанные слова: “Все будет выполнено в обмен на то, чтобы каждые сто лет, начиная с твоих детей, все наследники, рожденные в твоем роду, отдавали по требованию близнеца, родившегося первым, когда ему исполнится четырнадцать.”