— Но ты же уничтожаешь планеты! — вскинулся я. — Я сам видел это не раз! И на этих планетах…

— На этих планетах остановилась жизнь. Она ещё изображала по инерции какое-то движение, но по факту начала скатываться в небытие. И эти планеты превращались для меня в спелые плоды, которые вот-вот упадут и начнут гнить! Я не могла допустить гниения. Всё-таки я рачительная хозяйка!

— Рачительная хозяйка, — передразнил её я. — А если ты такая рачительная, то почему же позволила своим Патриархам поддаться мне? А? Почему растратила их?

— Мне же надо было как-то передать тебе свои силы, — широко улыбнулся Сахиб. — А лучшего способа, чем через бой и преодоление для тебя не придумать. Ты так забавно удивился, когда после первого Патриарха, Красного, у тебя усилились способности огня. Разве я не видела, как ты украдкой то и дело зажигал огоньки на кончиках пальцев и любовался ими?

Ну да, был такой грешок. Но кто же откажется от подобного баловства?

— Гордыня — его ещё называют самым страшным грехом, — продолжал говорить Сахиб… или Тычимба… или Бездна. — Ты же гордился, что справился с той девчонкой из «Ночных Ножей»?

— Она сама себя убила, — буркнул я.

— Да? А ведь ничего не дёрнулось, когда твой мишка пожирал её хладный труп. Или уже в Белоозере — ты спокойно отдал бандита на съедение оборотню. Ты не такой уж защитник людей, если позволяешь себе убивать их направо и налево. Или будешь говорить, что это всё необходимость?

— Это была необходимость, — рыкнул я в ответ.

— Для собственного существования это была необходимость! Вот и у меня она такая же! Вот поэтому мы похожи с тобой, Ваня!

— Мы не похожи!

— Ой ли? Не похожи? А что не так, Ваня? У меня есть… были Патриархи, у тебя они есть! Из числа опричников. Да что я говорю — вон они, Годунов, Ермак, Серебряный… Ещё назвать? Или не надо?

— Это не то, что у тебя!

Какой же всё-таки мерзкий смех у Бездны… Слушать его — одно сплошное мученье. А слушать и понимать, что она не так уж и не права — ещё хуже.

— Да как же не то? Вон твоя опричнина. Ты сам отделил её от людей. Сам позволил кошмарить бояр. Делаешь всё, чтобы власть сосредоточилась в одних руках! Или тебе напомнить — кого уже успел погубить для «нужного государства делу»? Что голову опускаешь, Ваня? Не хочешь признавать того, что мы с тобой схожи? Да ты даже сейчас пришел воевать Казань только потому, что хочешь захватить её, забрать новые земли!

— Я хочу прекратить нападения на свои границы! — ответил я. — Хочу задушить гадину, что с тобой связалась!

— А мне кажется, что хочешь ты присоединить Казань к себе, к своему государству. А что? Хороший и удобный выход для торговли, большие пространства, новый народ! Не надо прикрываться заботой о людях, Ваня! Ты такой же мироед, как и я!

Голос Бездны резанул слух, заползая в самую глубину мозга.

— Государь российский, великий православный монарх, — издевательски проговорила Бездна, подбираясь ближе, как кошка к добыче. — Прошло много веков с тех пор, как твои предшественники освободились от власти Золотой Орды. Но что дала та самая Орда Руси? Она создала почву для объединения разобщённых княжеств в единую мощную державу. История известна тебе прекрасно, напомню лишь вкратце: Русь окрепла именно благодаря угрозе внешних захватчиков.

Я молча смотрел на подходящего хана. Он шел неторопливо, не оставляя следов на горелой земле.

— Ты смеешь мне высказывать, но… Ты действуешь ровно так же, Ваня! Применяешь военные походы, чтобы усилить своё влияние, казни используешь для устрашения несогласных. Опричники созданы специально для уничтожения противников твоей воли. А до народа, простолюдинов, ремесленников и торговцев дела нет вообще. Они лишь тлен, грязь под ногами властелина! Важны лишь собственные амбиции, стремление сохранить власть любыми средствами. Признайся честно, государь: испытывал сожаление хотя бы однажды, убив кого-то собственными руками? Вспомни Митю Февраля — ловкого исполнителя приказов, умного и исполнительного лидера, которого ты собственноручно отправил на тот свет. Было тебе жалко позже? А его людей? Жалко?

Её едкие слова проникали внутрь, оставляя болезненное покалывание и неприятное чувство раздражения. Но Бездна продолжала язвительно рассуждать, водя указательным пальцем перед лицом:

— Видишь, Ваня, как мы похожи? Ты пришёл сюда якобы спасителем, обвинив меня в жестокости и бесчинствах, но в глубине души мечтаешь завладеть новыми землями, богатствами и славой. Будь честным с самим собой, приятель! Признай откровенно: ты ничем не отличаешься от меня и вскоре станешь моим официальным наследником, новым бессмертным властителем!

— Бессмертным? — хмыкнул я в ответ. — Но как же так?

— А всё просто, Ваня! Бездна живёт, пока питается душами. Как ведари питаются сущностями, исходящими за мертвых тварей, так и мы с тобой…

— Нет никаких мы! — бухнул я. — Есть ты, а есть я! И я не стану подчиняться тебе!

— Ха! Ты громко заявляешь, но слова сердца твоего противоречивы, Ваня! — осклабившись, протянул Сахиб-Гирей. — Уже слышу возражения, оправдания, недовольства. Уж больно похоже на мой собственный манёвр, когда возмущаюсь несправедливостью прошлого, забывая о собственных грехах. Согласись, ведь большинство твоих деяний продиктовано исключительно желанием власти и величия. Конечно, у тебя найдутся причины объяснить, что жертвы необходимы, однако результатом остаётся одно: усиление личной власти и укрепление позиций. Да-да-да! Жестокий правитель оправдывает любые поступки необходимостью защиты страны и порядка, однако часто теряет грань дозволенного, превращаясь в тирана.

— Тиран? — процедил я сквозь зубы. — Лучше тиран, чем бессердечный паразит вроде тебя!

— Твоя ненависть очевидна, но обрати внимание, — тихо продолжил хан, приблизившись вплотную. — Любой абсолютный правитель рано или поздно сталкивается с проблемой преемственности. Кто продолжит твоё наследие? Кто унаследует твои решения и политику? Один трон стоит дороже тысячи жизней, и никто не станет оспаривать твои методы управления страной, зная, что именно ты определяешь дальнейшую историю империи.

— Моё правление служит интересам страны, а не моему эгоизму, — бросил я резко.

— Интересы страны совпадают с твоими интересами, Ваня? — шептал Сахиб-Гирей, склоняя голову набок. — Не лги самому себе. Всегда думаешь о стране, но фактически преследуешь личные цели. Желание распространять влияние, контролировать территории, защищать честь царствующего дома — всё это заставляет жертвовать сотнями тысяч человеческих судеб ради сохранения династии и престола. Признай же наконец: власть важна для тебя гораздо больше, чем справедливость или счастье простого люда.

— Ты пытаешься сбить меня с толку речами, — зло ощерился я. — Пусть у меня будут косяки, пусть поступки вызывают споры, но одно знаю точно: я не намерен следовать твоей участи и позволять кому-то другому решать мою судьбу!

— Решать твою судьбу уже поздно, — криво усмехнулся хан. — Ты шёл к этому долгие годы, и теперь момент истины настал. Лишь решив для себя окончательно, кем ты являешься на самом деле, найдёшь правильный путь.

— Я всё равно не стану твоим преемником! Ни за что!

— Знаешь, почему у меня Патриархи были без имени, но обозначались только разным цветом? — склонила голову на плечо Бездна.

Тянет время? Или выгадывает момент?

— И почему же? — спросил я, прикидывая расстояние до хана и то, как его будет сподручнее ударить.

Бездна взмахнула правой рукой и в воздухе зависли семь прямоугольников. Вот прямо как будто детские листы из альбома, только разного цвета. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Прямо радуга какая-то…

Взмахнула левой рукой и рядом с ней зависли семь сияющих разными цветами шаров. Похожие на ёлочные украшения, только светящиеся изнутри.

— Потому что при смешении цветов получается один цвет, — Бездна щелкнула пальцами и прямоугольники начали накладываться друг на друга, постепенно темнея, а в конце став угольно-чёрным. — А при смешении световых оттенков получается совсем другой! — на этот раз шары стали соединяться друг с другом, но на этот раз в финале появился белый свет. — Казалось бы — цвет и свет одинаковый, но вот соединение различное. И всё зависит только от того, кто смотрит на всё это. Что он увидит? Цвет или свет?