Многие кеннинги перечислены в поэме «Беовульф»: «одежды битвы», «орудия сечи», «наряд воителя» (гл. 36, ст. 2000–2670) и т. д., а также кеннинги вождя и воинства, верного дружинника, побед, ран и гибели, пиров, корабля и моря. Большинство кеннингов относятся к мужчине, точнее, к одному из синонимов мужчины в представлении скандинавов – мужу-воину: он «опора силы», «носитель мужества», «участник битв» и «победитель врагов». Синоним женщины – жена и «охранительница мира»; но часто для создания ее кеннингов используется неистребимое женское пристрастие к нарядам и украшениям.
Скальдическая поэзия родилась, как песни воинов-викингов, отважных воинов и певцов воинской славы, группирующихся вокруг своего покровителя – боевого вождя.
Например, скальд Халльфред Оттарссон, на основании вис которого была создана сага о нем, написал в честь короля Олава Трюггви, которому служил, драпу, часть которой сохранилась. Вот отрывок из нее:
Хёрдов друг на диво / дюж был и лишь дюжину
Лет имел, как смело / Мара зыби вывел
С Руси с разным грузом, / С бранным звоном ратным
Шлемов и шильев броней шел из края градов
[1785].
В этом отрывке поэт рассказывает о том, как король Олав выехал из «края градов» (Гардарики), где жил при дворе великого князя Владимира. Он называет короля другом хёрдов (жителей Хёрдаланда, Западная Норвегия), что указывало на старинную связь Олава с этим краем. Говорит, что уже в 12 лет будущий король повел корабль («Мару зыби», где «Мара» – великанша) с грузом – шлемами, мечами («шилья броней»), издающими звуки битвы («бранный звон ратный»). И слушателям ясно, что скальд напоминает о том, как будущий король – креститель Норвегии еще юным возвращался из Киевской Руси, готовый сражаться за престол родной страны, в надежде на помощь жителей Хёрдаланда. Обращают на себя внимание богатые аллитерации, передающие то хвалу (диво, дюж, дюжину), то звуки битвы (бранный, ратный, броней), отлично воспроизведенные переводчиком.
А в поминальной драпе этого скальда, посвященной тому же королю, можно увидеть и переплетение строк, на сей раз простое (вплетенная строка здесь и далее отмечена мной курсивом). Халльфред пишет:
Речем же о кончине! / Час пришел печальный. Мертв – как мне то молвить? – / Мощный вождь полнощный.
Многим в зло из блага / Людям смерть та стала.
Смутен мир от скорби / По сыне Трюггви ныне
[1786].
Построение скальдического стиха и кеннинги необыкновенно сложны, образуют настоящий шифр. Не случайно Снорри Стурулсон во второй части своей «Младшей Эдды» – своего рода руководстве по поэзии и искусству скальдов – расшифровывает множество кеннингов и мифологических отсылок: видимо, в XIII столетии, в век записи большинства саг и многих поэтических произведений, уже не все читатели и слушатели могли понять многое из того, о чем говорится в творении скальдов[1787]. Использование сложных стихотворных форм, употребление кеннингов явно отражают древние традиции. Здесь и необыкновенное уважение к слову, особенно стихотворному, по звучанию сходному с заклинанием и нередко все еще так и используемому, в частности в нидах. Здесь и древнее стремление замаскировать обсуждаемый предмет, сделать его недоступным для воздействия злых сил. Двойные и тройные наименования, что несут родовую традицию, и имена-обманки, и заговоры на особое везение были приняты у многих народов издревле (и используются по сей день!).
А вот как характеризует поэма о Беовульфе выступление скальда на пире в честь этого героя. Тот скальд – «приближенный любимец конунга, славный знаток, многопамятный, сохранитель преданий старинных». Когда он заговорил, то «раскрыл сокровищницу слов благодатных» (т. е. рот). Беовульфа он восхвалял, «сочетая созвучия в искусный лад… вплетал в песнопение повесть новую, неизвестную людям поведовал быль» и т. д. (ст. 210 и сл., 810–890 и др.).
Когда же выступал Эгиль, то свою памятную стихотворную речь он начал словами:
Венцом словесным / Украшу / Прах родичей,
Открыв врата / В тыне зубовном
[1788]…
Уже одно это выразительное пятистишие дает Эгилю право так говорить о своей поэзии: «В укроме души / дивный дар…»
При немалом числе скальдов, а у них – благодарной аудитории, имеющей навык восприятия стихов, некоторые кеннинги, метафоры и даже сюжетные повороты превращались в штампы, как бы носились в воздухе и поэтому использовались неоднократно и даже, вероятно, разными поэтами[1789], что, впрочем, характерно для поэзии вообще.
Знаменитые скальды и их висы
Яркой особенностью скальдической поэзии было осознанное авторство, гордое и ревнивое. Скальды ценят свое искусство как необычный, волшебный дар. И хотя повторю, что в те времена немало людей самых разных статусов при случае могли сочинить пару складных строк, но искусством подлинного стихосложения, со всеми его стилями и со всей особой, изощренной выразительностью и стройностью стиха, владели только избранные люди – скальды.
Древнейший исторически засвидетельствованный «королевский скальд» – норвежец Браги Старый сын Бодда (первая половина IX в.). Сохранились отрывки из его «Щитовой драпы» – стихотворения в честь конунга Рагнара, где воспевается изображение на щите, подаренном скальду. Некоторые исследователи даже считают, что именно этот поэт был как бы мифологизирован, дав имя богу скальдической поэзии Браги. Снорри Стурулсон в «Младшей Эдде» цитирует его стихи, в которых излагается легенда о создании территории Дании («видение Гюльви»). Легенда гласит, что богиня Гевьон захотела иметь собственные владения и попросила у Гюльви, божественного короля обширной Швеции, дать ей для этого землю. Он разрешил ей взять в шведских пределах столько земли, сколько смогут вспахать за сутки четыре быка. Гевьон обратила в быков своих четверых могучих сыновей, рожденных от северного великана. Они нарыли много мягкой земли, Гевьон набрала полный передник. Перетащили, высыпали землю в море у пролива (Зунда), а могучие быки вспахали всю ее за одну ночь. Так появилось множество датских островов, самый большой из которых назвали Зеландией. А в Швеции, в том месте, откуда забрали землю для датчан, образовалось озеро (Меларен). По этому случаю написаны стихи, которые Снорри приписывает Браги Старому:
У Гюльви светлая Гевьон / злато земель отторгла,
Зеландию. Бегом быков / вспенено было море.
Восемь звезд горели / на лбах четырех быков,
когда по лугам и долам / добычу они влекли
[1790].
К числу первых скальдов, память о которых сохранилась, относился и «сказитель» Кэдмон, который, в отличие от Браги Старого, принадлежал к раннехристианской культуре. Он отличался искусством стихотворной импровизации, сочиняя стихи по мере их исполнения. Такой способностью отличались многие скальды, что особенно удачно сочеталось с обычаем «воспевать» стихи (отмеченным в Англии еще Бедой Достопочтенным).
С Х в. начался подъем популярности стихосложения в Исландии, а с XI столетия центр скальдической поэзии вообще перемещается в Исландию, где затем, особенно в XIII в., стихосложение стало чуть ли не массовым явлением.