При всей декларируемой верности дружины по отношению к своему патрону, она, несомненно, несла на себе и пороки своего времени. Одним из них было пьянство. Например, в «Роскилльской хронике» (гл. XIV) сохранился рассказ о том, что норвежские королевские дружинники, которым была поручена охрана важного пленника, напились до такой степени, что того выкрали друзья.

Дружина, несомненно, представляла собой комбинированный по функциям институт, со своими обычаями и ритуалами. Но сведений о ее институциональном оформлении в сагах нет. В поэме о Беовульфе упоминается «дружинная казна» (букв. «часть [доля] меченосцев»), которую вместе с достоянием «кольцедарителя» – конунга, теми же «пластинами золота», прячут близкие люди; а чтобы лучше все сохранить, произносят над кладом заклятие (ст. 2241 и сл.). Лишь в 70-х гг. XIII в. королем Норвегии Магнусом Исправителем Законов был принят «дружинный устав» – хирдскра. Скорее всего, подобно всем тогдашним корпоративным уставам, хирдскра во многом опиралась на уже выработанные традиции. Однако времена были уже другие…

Служить королевским дружинником было почетно, такая служба являлась отличной рекомендацией не только для молодого человека. Очевидно, что служба королю органично соединяла в себе военную, административную и финансовую деятельность. Именно дружина играла огромную роль не только в укреплении военной организации тогдашнего общества и положения правителя, но и в создании того, что мы называем государственной службой, которая тогда, в период сложения государства, находилась еще в элементарном состоянии, и в придворной жизни. Фактически дружинники были ближайшими вассалами короля и нередко держателями владений in capito – непосредственно от главы [государства]; они входили в его двор, в его ближний круг и поставляли кадры служилой знати; не случайно термин «хофман», «ховман», букв. «придворный», толкуется так же, как «воин», «рыцарь». В саге описывается, например, такой случай. Состоятельный дружинник-норвежец Бард, умирая, завещал все свое наследство, а также жену и сына своему другу Торольву. Тот принял наследство – землю и добро, женился на вдове. В результате он стал управлять округом-фюльком, затем стал лендрманом – вошел в состав высшей служилой знати[1484]. Вхождение в высшую элиту благодаря не только славе и богатству, добытым в викингах, но и вследствие усердной и разнообразной службы королям и хёвдингам, как и удачный брак, пролагали путь в ряды служилой знати столь же верно, как родовитость и унаследованное богатство.

Как институт власти дружина выполняла важные военные, фискальные, торгово-хозяйственные, контрольно-административные и, видимо, различные другие функции, которые возникали вместе с системой организации государства. При этом на королевской службе оказывались знатные молодые люди, которые, как мы увидим далее, зачастую постепенно превращались в местных начальников, но уже назначенных или настоятельно рекомендованных тингу королем, т. е. становились служилой знатью. При этом сохранялись патерналистские традиции, когда прочная связь между дружиной и королем строилась по принципу семейно-родовой связи – отношений между pater familias и его детьми и домочадцами.

Мне представляется, что, судя по материалу о хирде, служилая знать не просто сменяла знать родовую, а преимущественно (хотя и не полностью) сливалась с ней, точнее, с ее частью. При дальнейшем изложении этот вывод, как мне кажется, будет подтвержден.

Как видно из всего предшествующего изложения, саги упоминают такие посты и должности в государстве и непосредственно при короле, как тегн и дренг, брюде (напомню, что это управляющий имением), лендрман, стурман, ярл и др. Но кто и что еще – кроме дружинников и дружины – участвовали в управлении только-только сложившимися едиными государствами скандинавов? Что еще сообщают саги об институтах и людях власти в ту эпоху?

Прежде всего упоминается совет при короле. Еще поэма о Беовульфе сообщает: «Думали мудрые в совете, думали» или «Старцы седоголовые совет держали, решили мудрейшие…» (ст. 172–173, 1590). Очевидно, что речь идет о некоем «совете мудрейших», каковыми были опытные «старцы». Этот совет представлял в значительной мере наследие родо-племенного строя, с его личностным накоплением и передачей опыта и знаний, с его коллективизмом. Вместе с тем в этой же поэме есть и иное определение: «…старейшины… из лучших лучшие…» (ст. 410). Средневековые «старейшины» – это вовсе не обязательно самые старые, но непременно влиятельные, облеченные властью и именно так называемые «лучшие люди». И понятия «мудрейший», «старейшина» и т. п. постепенно повсюду стали применяться преимущественно к высокопоставленным людям; при этом сам термин «совет мудрых» хотя и оказался довольно живучим, но постепенно превратился в «государственный совет».

Пока что в «Саге об Эгиле» упоминается именно «совет мудрейших», причем это упоминание представляется очень важным, поскольку оно свидетельствует о стабильном совещательном органе при конунге. Снорри считает, что в «совет мудрейших» входило 12 человек[1485]. Напомню, что именно 12 лендрманов, «могущественных людей» с каждой стороны, подписывали мирный договор между конунгами Магнусом сыном Олава и Свейном сыном Кнута, т. е. были уполномочены своими королями для совершения важного международного акта. О том, что избранные «знатнейшие мужи государства» выдвигают на своем «собрании» конунга или помогают молодому, неопытному правителю[1486], говорилось и раньше. Не исключено, что по мере развития единых, укрупненных государств, когда общее число знатных людей стало внушительным, наряду с советом избранных собирались и какие-то более широкие совещания знати, некие зародыши будущих односословных собраний господ.

К сожалению, мы не знаем, как формировался «совет мудрейших». Судя по государственным советам при королях Дании и Швеции уже в XIV столетии, можно заключить, что, хотя само существование института совещательного органа при короле было стабильным, его состав не был постоянным и зависел от личного желания и, соответственно, приглашения короля. Можно предположить, что в эпоху викингов приглашение «мудрейших» на совещание к королю также зависело от его расположения, возможно также от места проведения совета, ведь поездка на большие расстояния отнимала в Скандинавии много времени. Поэтому, когда было срочное дело, король мог пригласить на совет каких-либо авторитетных людей из числа знатных соседей того хусабю, где он в данный момент находился, особенно из тех, кто был ему по нраву или чьим содействием ему надо было заручиться. Не случайно в «Саге о Названых Братьях» составитель замечает, что, например, под началом Олава Святого было очень много хёвдингов, причем во всех землях, «на которые простиралась власть» этого короля. «И Богу были угодны все те, кто был по душе конунгу[1487]. «Сага о Магнусе Добром» прямо называет лендрманов, руководивших государственными делами при юном короле, «могущественными людьми».

Таким образом, король охотно пользовался советами своих доверенных лиц, но был вынужден считаться и с влиятельными местными хёвдингами, даже если они не вызывали у него симпатии. Не случайно в «Саге о Хаконе Добром» подчеркивается, что «Законы Фростатинга» и другие областные законы конунг «учредил» по совету Торольва Умного и ярла Сигурда. И весьма правдоподобным может служить предположение, что король чаще собирал совет из числа своего непосредственного окружения – совещался со «своими людьми», или, по точному выражению Римберта, очень принятому в Европе того времени, «со своими верными» (cum fidelibus suis).