Подобно Саксону Грамматику, Снорри связывает прошлое своего народа с миграцией из Трои, это особенно проявляется в его другой книге – «Младшей Эдде»[41]. Он начинает книгу с того, что «Всемогущий господь вначале создал небо и землю, и все, что к ним относится, а последними он создал двух человек, Адама и Еву, от которых пошли все народы» («Пролог»). Примечательно, что даже эрудит Снорри, вполне разделявший идею божественного творения и вмешательства, не вполне точен как христианин, и это дает представление о степени проникновения скандинавов в Библию в его время. Первую часть этого труда занимает обширное «Видение Гюльви», в котором автор искусно обобщил множество мифов; в результате эта песнь стала уникальным «путеводителем» по скандинавской мифологии. Вторую и третью части книги составляет руководство по языку и метрике скальдической поэзии, изощренный стиль которой в ХIII в., видимо, был уже не вполне доступен читателю. Возможно, Снорри участвовал и в составлении родовых саг, во всяком случае, его авторству принято приписывать великолепную «Сагу об Эгиле», знаменитом скальде.

Снорри был убит в собственном доме во время очередного побоища между видными кланами Исландии в сентябре 1241 г., как иногда полагают, не без умысла короля Хакона Старого (1204–1261), а его владения разделили между собой родичи и враги. Гибель писателя описана его племянником Стурлой в обширной «Саге об исландцах» (гл. 151).

В свое время Стурла и его брат Олав Тордарсоны, сыновья видного аристократа и хёвдинга, проходили обучение у своего дяди Снорри. Олав сын Торда, по прозванию Белый Скальд (1210/12–1259), прославился как эрудит и лучший поэт своего времени. Его перу принадлежит «Третий грамматический трактат», посвященный стихосложению.

Младший племянник Снорри, Стурла сын Торда (1214–1284), в течение 40–50-х гг. контролировал значительную часть Северо-Западной Исландии, в 1251–1252 гг. был законоговорителем. Он активно участвовал в распрях, охвативших тогда всю исландскую элиту, а также выступал против власти Норвегии и ее институтов. Однако при этом он ухитрился заключить союз с тем же конунгом Хаконом, обещая ему содействовать в подчинении всей Исландии[42]. А благодаря своим стихам, знанию саг и искусству рассказчика Стурла попал в милость к следующему норвежскому королю – Магнусу Хаконарсону Исправителю Законов (1263–1280), при его дворе стал рыцарем. Вернувшись в Исландию (1271), он получил пост лагмана – теперь уже в качестве наместника короля, и стал именоваться «господин лагман Стурла».

При всем этом, оставаясь поэтом, большим знатоком и рассказчиком стихов, саг, разных устных и письменных текстов своего времени, Стурла стал крупнейшим норвежско-исландским историком. По заказу верхушки победившей партии повстанцев – «берестяников» он создал «Сагу о Хаконе Старом», сохранившуюся в отрывках «Сагу о Магнусе Исправителе Законов» и оригинальную версию «Книги о заселении земли», так называемую «Книгу Стурлы», где описываются события VIII – Х вв. Он составил и генеалогический свод исландцев – от первопоселенцев до XI – ХIII вв.

Созданная Стурлой в последней трети столетия огромная «Сага об исландцах» – типичная «сага о современности» и вполне может служить «атласом междоусобиц». Автор не заботится о красотах стиля. С грубоватой прямотой и откровенностью, натуралистично, подробно, явно стремясь к полной достоверности событий и их деталей, он рассказывает о жестокой и длительной вооруженной борьбе между двумя могущественными кланами исландской знати в условиях надвигающегося господства норвежского короля. Свое изложение он начинает с 1187 г. и доводит до зимы 1264/65 г. Стурла лично участвовал в этой борьбе и включил себя в число ее персонажей, ведя повествование от третьего лица. Эта книга – уникальный по выразительности текст, раскрывающий накал, парадоксы, трагедию междоусобицы, с ее яростью, жертвами, верностью и предательством. Наряду с враждующими мужчинами в борьбу включаются их жены и дети, нередко участвующие в схватках; причем теперь уже не принимается во внимание принцип эпохи викингов – не убивать детей, равно как и принцип неприкосновенности жилища и женщины. Сага содержит немало попутных сведений бытового характера, бесценных для историка повседневности. Материалы о первых десятилетиях междоусобиц Стурла, по его словам, почерпнул в разговорах со своим отцом Тордом[43].

Таким образом, действительность побудила и Снорри, и Стурлу посвятить свои саги политической истории. Но если Снорри, рассказывая о далеком прошлом, все же находит возможности для известной героизации своих персонажей, чтобы придать жестокой личной борьбе некий общий смысл и проявления романтики, нередко и эпическое звучание, то Стурла отказывается от любого проявления романтики. Даже описание родственных отношений и свадеб он заменяет краткой информацией о родстве, свойстве, иных связях союзников – как бы «ставит читателя в известность», чтобы прояснить расстановку сил. Он безжалостно вскрывает сугубо корыстные мотивы групп знати, соперничавших из-за власти, территорий и имений, и не ищет оправданий всеобщему ожесточению. Как и Снорри, Стурла включает в свои сочинения стихи, собственные и брата Олава Белого Скальда.

При изучении саг возникает немало вопросов и предположений. Один вопрос касается авторства саг, другой – их хронологии, еще один – формы бытования саг, особый – степени достоверности сообщаемых ими сведений; и все эти важные вопросы неразрывно связаны между собой.

Те события, которые легли в основу саг, обычно служат ориентиром для определения истоков саги, ее первоначального образа и обстоятельств создания. И при этом сага могла создаваться как по следам событий, так и много позднее их, как участником события, так и со слов очевидцев или потомков очевидцев, а также иных свидетельств. Например, известно (и об этом говорил, в частности, сам Снорри), что некоторые саги создавались по мотивам скальдических стихов, как, например, «Сага о Названых Братьях», временами буквально повторяющая текст одного из них. Иногда позднейший автор сочинял или компилировал сагу, время действия которой относится к далекому прошлому. Так было, например, с «Сагой о Хальвдане Эйнстейнссоне», автор которой в ХIII в. описывает события до 850 г., притом на основе явно неких литературных источников. Аналогична ситуация с «Сагой о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне», сыне богатого знатного норвежца Ингольва, одного из первопоселенцев в Исландии. Сага описывает события второй половины IX в., но создана около 1300 г., включает множество сказочных элементов и также основана преимущественно на литературных источниках. Однако она включает детальную характеристику внешности и характера Стурлауга, что подразумевает наличие и фольклорной основы[44]. Эти случаи не вполне типичны, поскольку в подавляющем большинстве записи саг опирались на фольклорную основу, современную описываемым событиям или составленную непосредственно после них. Обычный разрыв между созданием фольклорной основы саги и ее фиксацией путем записи, т. е. перевода из вербальной в письменную форму, включал не менее двух поколений: рассказчик(и) и слушатель(ли) – записыватель(и). Но если фольклорная основа саги возникала в ходе событий эпохи викингов, ее бытование до записи могло продолжаться несколько столетий, путем неоднократной передачи из уст в уста[45].

Так что же происходило с сагой в течение ее существования в устной форме? Насколько и как она могла видоизменяться – и изменялась ли? Какую роль в биографии саги играли те, кто ее записывал, компилировал, редактировал? На какие образцы они опирались? И в какой мере эти последние люди могут являться сочинителями, или соавторами, или создателями саги – из отдельных «кусков» и преданий? Иначе говоря, в конечном счете основная дискуссия вокруг саг сводилась и сводится к их авторству и достоверности.