Но до этого момента ещё есть время. Из хорошего, даже замечательного — я молод и здоров. Если и болел, то в далёком детстве ангиной. А как перебрался к деду, тот начал меня учить по-своему. Помню, как немолодой уже кузнец истязал подростка с этими своими упражнениями и закаливанием. У деда голова повёрнута немного по-своему. Каждое утро мы с ним на пару делали зарядку, потом обливались холодной водой. Зима — не исключение, разбивали лёд в бочке и окатывались из ведра, раздевшись по пояс.

После плотного завтрака шли работать. На мне была вся подготовка. Разжечь печь, подготовить инструмент, а потом ассистировать деду в процессе работы.

От чужих воспоминаний меня отвлекла вошедшая в избу женщина.

Тётка Марья, она вроде из нашей родни. Но не из близкой, можно сказать, что она двоюродная моя тётка, причём не по крови. Но, насколько я знаю, она единственная, кто тесно общается с нами. Так-то мы с соседями расходимся краями. Видимся в основном по воскресеньям в церкви, куда ходим на службу в обязательном порядке. Ну и когда те сами к нам приходят с просьбами. А мы занимаемся всем, ну пожалуй только оружие явно не наша сфера. Хотя у деда есть настоящая сабля, но её он привёз из дальнего похода.

Женщина неслышно подошла ко мне, я же притворяюсь спящим. Она ткнула прохладную ладошку мне на лоб, убедилась, что жара нет и опять усвистала. Вернулась она минут через пять.

— Ну, очнулся наконец? Что же ты нас так пугаешь? Всю ночь пролежал как бревно, мы с дедом уже хотели за дохтуром посылать.

Я не просто так открыл глаза, просто не смог дальше убедительно симулировать. Непросто это делать, когда тебя поливают водичкой. Женщина держит на коленях тазик, окуная в воду тряпицу она осторожно промывает моё лицо. Тряпка сразу окрасила воду в красный цвет.

Ну да, у меня же вчера пошла носом кровь, вот она засохла и, наверное, выгляжу я не очень. А ещё от меня несёт рвотой, видать на себя попал.

— Не, тётка Марья, я лучше сам умоюсь, — отвёл я её руку.

— Да куда тебе, давай помогу, — но я уже сел и стал пробовать подняться.

Вроде нормально, вот только горит спина от вчерашних побоев. Это дед от широты души приголубил, любит он это дело. Говорит, что и его так отец учил уму разуму. А так как он мне вместо родителя, то вот и учит как умеет.

У нас во дворе есть закуток, типа летнего душа. Там мы приладили бочку, куда я набираю воду. Летом под вечер она неплохо прогревается, но сейчас утро и вода весьма бодрящая.

Не знаю, как они тут обливаниями на холоде занимаются, но я задубарел, пока отмылся. Тётка сунула мне плошку со щёлоком, и я натер тело мочалом, старался особо не зверствовать, учитывая мою посечённую шкуру.

Потом тётка меня усадила за стол во дворе и бухнула мне полную чашку каши и здоровенный ломоть хлеба. К этому мне ещё перепала пара вкрутую сваренных яиц. Умял я всё без остатка, потом накинул рубаху и пошёл на звон молота.

На деда я зол, поэтому посмотрев издалека на его работу, решил прогуляться по селу. Я уже убедился, что полученные мною воспоминания не совсем соответствуют действительности. Это как два разных человека будут смотреть на одну и туже вещь. И описывать её по-разному, просто потому что их мировоззрение в корне отличается.

Вот и сейчас я вышел на главную улочку села, ведущую к церкви и с умилением смотрю на эту патриархальную картинку. Небольшой и мелкий прудик, в нём возлежат хрюшки, довольно похрюкивая. Между ними снуёт домашняя пернатая живность. Тут же на бережку промышляют мелкие пацаны, пытаясь поймать на самодельные удочки что-то плавающее.

Прикольно, что у меня в сознании осталась картинка длинной и широкой улицы, которая одним концом упиралась в шикарный барский дом, а другой в двуглавую красавицу церковь.

Я же вижу одноэтажное строение с перекосившимся крыльцом и неудачными потугами на хоромы. Вот только сновавшая по двору живность, убого одетая дворня и общая убогость навевала мысли о том, что лучшие годы этой усадьбы в далёком прошлом.

Церковь в этом плане выгодно отличалась, всё-таки паства регулярно жертвовала на святые вещи, но деревня — она и есть деревня. Невзрачная обстановка и внутреннее убранство храма не впечатлило. Темно и душно.

Односельчане тоже не поразили моё воображение, все поголовно наряжены в очень непритязательную одежду, зачастую ходят босиком. Но зато все мужики и даже молодёжь могут похвастаться головными уборами, а бабы носят платки. Многие мне кивают, я отвечаю учтиво, подымая свой картуз — зачем наживать врагов на пустом месте.

Вот так, прогулявшись по селу, я почувствовал дикое разочарование. Я категорически не хочу становится частью всего этого. Ни за какие коврижки здесь оставаться не желаю. Даже если дед для внука хочет иного. Но у меня пока нет ни одной приличной мысли, как устроить свою жизнь в новых условиях. Нужно потерпеть, и я обязательно что-нибудь придумаю.

К вечеру я вернулся и даже успел встретить деда после тяжёлого трудового дня. Как-то так родич завёл, что хозяйство сами мы не вели. Вообще наша усадьба выглядела следующим образом. Изба окнами наружу, представляет собой два помещения. Это большие холодные сени и непосредственно жилое помещение с печью. Моя кровать в углу отгорожена от остальной части простой занавеской. Дед спит на печи, летом на лавке. К дому пристроен сарай, где мы хранили сено. Рядом с воротами навес для лошади и телеги, но живности у нас вообще нет, никакой. За домом небольшой огород, где у нас растут немудрёные овощи и зелень. Это моя епархия, я поливаю и окучиваю это хозяйство. А вот дед любит ухаживать за яблоньками, которые стоят чуть подальше. С противоположной стороны участка расположена непосредственно кузня и она выходит задами на речку. Разумеется, наш участок расположен в отдалении от остальных домов в виду высокой пожароопасности.

Мы сами практически не готовили, для этого у нас была Дуня. Относительно молодая баба явно не тянула на тётю Дуню и я звал её просто по имени, как впрочем и она меня. Женщине было лет тридцать и она тянула одна троих детей, пацаны погодки лет по двенадцать и девчонка лет пяти, отзывавшаяся на имя Парашка. Родни у них в селе нет и одна женщина бы не вытянула мелких, даже если бы батрачила на наших богатеев с раннего утра до поздней ночи. Жили они недалеко от нас и у деда с этой самой Дуней была связь определённого свойства. Несмотря на значительную разницу в возрасте, Дуняша частенько приходила к нам под вечер и тогда мне приходилось гулять, оставляя их наедине. Соседке не трудно было готовить на нас двоих, обстирывать и прибираться в доме, если была такая необходимость.

Вот и сейчас она кивнула мне и почесала к своей избе. А на летней кухне в небольшой печи томится чугунок с вкусно пахнувшим варевом.

— Ну, отошёл уже малёхо? Ну и хорошо, а то я уже думал, что недуг твой серьёзнее, чем казалось вначале. Давай-ка полей мне.

Дед скинул пропахшую потом рубаху и нагнувшись упёрся руками в колени. А когда я щедро лил воду из ведра, дед кряхтел от удовольствия.

Интересный товарищ, я с любопытством смотрю на него. На лице заметен приличный возраст, глубокие морщины прорезали лоб. Особенно заметны обострившиеся носогубные складки. Также я отметил точечки, оставленные горячими каплями металла. На крупных кистях тоже заметны следы ожогов. А вот тело будто взято от другого человека. Белая и здоровая кожа без малейших возрастных изменений. Без пигментных пятен. Более того, под кожей перекатываются тугие валики мышц. Особо выделяются плечи, это конечно не тело бодибилдера. Те же ноги вполне обычной формы и лёгкий животик не портит впечатление. Передо мной крупный и сильный мужчина. В одежде это не сразу бросается в глаза, а вот сейчас я оценил стати своего старшего родича.

Переодевшись, дед подошёл к столу, после короткой молитвы мы приступили к еде. Дед ухватом вытащил горячий чугунок и снял крышку.

Гречневая каша с мясом, но по консистенции больше похоже на первое блюдо. У нас на ужин всегда жидкое, не знаю как в других семьях, но у нас так заведено. Едим прямо из чугунка, для этого у нас вместительные деревянные ложки с длинными ручками. Такой черпанёшь и пять минут насыщаешься. Я был уверен, что половина содержимого чугунка останется. Куда там, смолотили всё, да ещё закусывая кисловатым на вкус ржаным хлебом. А потом пили чай из самовара. Как дед говорил, по-купечески. Наливали в блюдца ароматный кипяток и дули на него, с шумом втягивая в себя. Рядом красовались колотые кусочки желтоватого колотого сахара.