В себя город пришёл только через три дня, это когда схоронили павших и в город вошло войско московского царя. Польско-литовская рать, узнав о произошедшем развернулась в дне пути от городских стен. Ну, не уходить же с пустыми руками. Пшеки разграбили встретившиеся на пути населённые пункты и свалили.

К сожалению, у царя были свои взгляды на происходящее. Ещё неделю продолжались чистки. И не всегда они согласовывались с поданными нами списками. Были и показательные казни. Так на площади пред Собором Святой Софии казнили военачальника восставших тысяцкого Василия Казимера. Ожидаемо сняли вечевые колокола, и новгородская республика сделала ещё один шаг к потере своей независимости. Будут, конечно, ещё военные компании и окончательно точку поставит только Иван Грозный со своими опричниками.

Петра Шестунова затёрли поначалу в сторону, но затем его уже видели в царской свите. Стало быть, Иоанн Васильевич оценил его роль. Как бы и мне напомнить о себе? Ведь город открыл ворота и сдался. А потери просто смешные по сравнению с обычными при открытом столкновении.

Новгородский детинец расположен недалеко от моего дома. Он как бы является узловой точкой, к которой сходятся пучком улицы. В отличии от других городов Кремль не является резиденцией князей или посадников. Здесь сидит новгородский архиепископ и сейчас я рассматриваю Владычный двор. Именно здесь остановился государь и сегодня он устраивает нечто вроде праздничного приёма. И это абсолютно правильно, нужно налаживать правителю отношения с местными элитами. Кроме кнута нужен и пряник.

Что приятно, Иван, за небольшим исключением, придерживается договорённостей. Поданный ему список — кого карать, кого наоборот следует приблизить, он соблюдает. По-крайней мере так это выглядит на первый взгляд.

Ну, я и не ожидал бала с музыкой, с галантными кавалерами и шикарными дамами. Дам здесь нет. А есть привычные столы, за которыми уже пируют победители и представители местного, пережившего потрясения бомонда. Рассадка строго по ранжиру. Бородачи в горлатных шапках и тяжеленных шубах устраиваются согласно родовым признакам. Ну, понятно, ближе к царскому столу уселись его ближники. Их всего десяток, всё-таки царь в походе. Поодаль уже местные бояре. Этих хватает и многие могут посоперничать родовитостью с самим царём, являясь родичами по крови королевским домам Европы. Здесь Гюрятничи, Завидичи, Микуличи, Иванковичи, Роговичи, Якуньичи, Захарничи и многие другие. Но, на правах проигравших они занимают столы подальше и поскромнее. А таких как я вообще посадили на галёрке. Как говорится, скажи спасибо, что вообще позвали. Подобных всего несколько человек. Видать не на меня одного государь ставку делал. Мы скромно сели за стол и рассматриваем друг друга. Ну в принципе троих я знаю. Один корабел, у него имеется несколько больших верфей. Другой держит оружейные лавки на торгу и занимается именно убийственным железом. Третий купец– крупнейший торговец мехом в нашем регионе. Могу только догадываться, за какие услуги их позвали. Наверняка не за красивые глаза. Посмотрим, насколько царь умеет награждать.

Сам пир запомнился плохо, я устал от огромной толпы галдящих поддатых людей. Сам государь заявился позже всех, посидел часик и свалил, оставив народ догоняться. А потом ко мне подошёл служка и шепнув, что меня ждут, пошёл на выход. Мы сначала попали с бокового входа в другое крыло владычного дворца. Меня проверили на наличие оружия и пропустили.

Второй раз я вижу вот-так вблизи Ивана свет Васильевича. Выглядит он усталым и, по-моему, нездоровым. Глаза с красными склерами и кашель явно его мучает. Да и прихлёбывает он что-то горячее, идёт парок и пахнет травками.

— Сабуров мне передал о твоей просьбе. Я тобой доволен, поэтому вот, это тебе, — и он передал мне свёрнутую в рулон грамоту. С неё свисает золотой шнурок, выглядит документ солидно.

Мне хватило ума не пытаться знакомиться с грамоткой прямо тут, вместо этого искренне поблагодарил его и мне даже протянули длань для поцелуя.

Видимо я всё правильно сделал, потому что он внимательно на меня посмотрел и улыбнулся. Но тут же жестом отправил меня прочь.

Меня сжигало нетерпение, так хотелось прочитать, чем там меня царь-батюшка наградил. Вполне мог и просто отделаться и подарить деревеньку под Рязанью, где кочевники гуляют как у себя дома. Поэтому сердчишко предательски ёкало, я очень многое поставил на кон.

Глядючи со стороны, можно было бы сравнить меня с Иудой, получившим свои 30 серебреников. Типа предал Родину и с вожделением думаешь о награде. Но для меня это немного иначе выглядит. Я не местный и Новгород для меня лишь очередной этап в моей жизни. Наоборот, я считаю, что уберёг простых горожан от бессмысленной гибели, города и веси от разорения. Пострадала лишь небольшая часть высшего сословия и их прихлебатели. В городе чёрный народ пирует и ожидает от московского царя облегчения гнёта бояр. Поэтому на душе у меня кошки не скребли. Скорее наоборот. Я помешал планам польского круля захапать этот регион. Он и так бы обломался, но зато удалось избежать больших жертв с обеих сторон.

Выглядит документ солидно, снизу печать, всё как положено. Но я с трудом продираюсь сквозь канцелярский язык.

Идёт длинное перечисление всех регалий государя и только потом суть грамотки. А его я долго и задумчиво пережёвывал.

Меня можно поздравить, я таки дворянин. И теперь назвать меня Алексашкой или Лёшкой Сомовым уже нельзя. Ну, без вреда здоровью. Я Алексий Сомов, отчество ещё не заслужил. А может и полагается, я ещё не разобрался в своих правах. Я просто пытался понять логику царя и, наверное, он-таки прав.

Насколько я знаю, сейчас есть три группы придворных званий:

Первая — это чисто думские чины. Бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки.

Вторая — это служивые люд. Там дворяне и дети боярские, которые служат патрону, получая от него в награду поместья и людей. Эти люди полностью зависят от воли царя.

Есть и третья — это служивые московские. Стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы.

Первая и третья группы входили в окружение монарха и могли привлекаться на особые должности.

Ну и на самом верху иерархической лестницы конюший, постельничий, оружничий и дворецкий. Это бояре из самых-самых приближённых. Именно они формировали ближайшее окружение и могли влиять на царя, нашёптывая ему на ушко. Разумеется, были и министры, так называемые путные бояре, которые отвечали за те или иные приказы.

Так, царь мне даровал не самый скромный чин. Стольник — это дворянское звание и по идее он должен крутиться возле стола, подавать кушание и питьё. Но на самом деле подают слуги, а это придворная должность. Хитрость в небольшой приписке к указу — «стольничий митрополита московского». Как выяснилось этот чин присваивается с указанием принадлежности. Стольничий царя, царицы или первого церковного сана, то есть митрополита. Как это скажется на мне, я пока не знаю. Всё, что связано с церковниками меня дико бесит. Но ведь для чего-то царь вывел меня из-под своего крыла. Получается, что я придворный при митрополите Феодосии. О нём могу сказать только одно, это первый митрополит, которого назначил сам великий князь, а не Константинопольский патриарх. Я его ни разу даже не видел.

В тягостных размышлениях провёл полночи, потом уснул. А с утра поехал за семьёй, хватит им там прохлаждаться в Сомово. Я тут голодный сижу, забыл, что такое женская ласка, грязью совсем зарос. А они там на природе свежим воздухом дышат.

А Петенька то поднялся, после отъезда государя он теперича у нас самый главный. Царёв наместник, во как. Но меня принял сразу и конечно я ему поплакался. Что вызвало у него гомерический смех. А пока он ржал, я пытался представить способы отомстить побольнее. Чтобы я значиться ржал, а он сидел напротив весь из себя печальный:

— Да не обижайся, Алексий. Ты просто весьма далёк он наших дел.