— Так что никто не прилетит нас спасать, — подытожил он. — А если и прилетит, то вовсе не с этой целью.

— Что ты имеешь в виду? — уточнила Маеда.

— Официально Пожирателей не существует, — отозвался дроид. — Но такая флотилия не появляется за два года. Кто-то наверху давно знает о них. И, судя по тому, как тщательно всё скрывается и чистится инфополе, делает всё возможное, чтобы так и оставалось, — после добавил холодно и чётко, — подумайте сами, нужны ли им свидетели?

— Ты ошибаешься, — срывающимся голосом возразила Маэда. — Это… это абсурд. Такого просто не может быть.

В её интонации прозвучало не столько убеждение, сколько отчаянная попытка удержать собственную веру в порядок, в систему, в то, что хоть кто-то там, наверху, всё ещё следит за всем и придёт на помощь.

Но её слова повисли в воздухе, не встретив поддержки. Никто не отозвался. Даже заместитель безопасницы, всегда державшийся уверенно и жёстко, сейчас выглядел потерянным. Он молча сидел, уставившись в одну точку, будто бы пытаясь разглядеть в ней хоть какую-то лазейку, хоть крупицу надежды.

— Если выберемся и будем помалкивать о произошедшем, нас вряд ли станут целенаправленно разыскивать. Но если застукают здесь, то финал будет только один.

В помещении стало ощутимо тише. Люди не спорили — они слушали молчание. То самое, которое наступает, когда начинаешь понимать: всё гораздо хуже, чем хотелось бы верить.

— Нужно убираться из этой системы. Для этого нам необходимо топливо. Мысль улавливаете?

— Топливо есть у Пожирателей, — произнесла Маеда, почти шёпотом. Она неотрывно, словно зачарованная смотрела на Ская.

— Поэтому нам обязательно нужно с ними столкнуться, — в гробовой тишине подмигнул ей дроид. — Но перед этим обязательно подготовиться. И наконец договориться кто, где и чем будет занят.

— Ненавижу тебя, — прошипела Ниамея Скаю.

— Я тоже, — добавила Маеда.

— Руки убрал! — резко рявкнул рабочий, и в ту же секунду тонкая пластиковая спица с резким звуком опустилась на пальцы подростка. Парень взвизгнул, одёрнул руку и прижал её к груди, сдерживая слёзы. Кожа тут же вспыхнула красным.

— Я… я только посмотреть хотел, — зашипел он сквозь зубы, бросая недовольный взгляд на взрослого.

— Смотреть надо глазами, а не лапать, — сухо отозвался рабочий, не отрывая взгляда от оружия. Он был невысок, но довольно крепок, с прямой осанкой, выдававшей военное прошлое. На вид лет пятидесяти, с лицом, испещрённым сетью старых ожогов и мелких шрамов. Биомеханические протезы, заменившие ему обе руки, серые, местами поцарапанные, с пятнами смазки на шарнирах, двигались с пугающей точностью.

Разобранный карабин лежал перед ним прямо на полу, на кусках ткани, аккуратно разложенный в строгом порядке. Каждый штифт, каждая пружинка имели своё место. Он провёл протезом по щетинистому подбородку, потом пригладил тонкие, нервные усики над губой — скорее жест привычки, чем тщеславия — и только после этого вновь посмотрел на собравшихся вокруг мальчишек и девчонок.

— Без спроса больше ни к чему не тянуться, ясно? — произнёс он уже чуть мягче, но взгляд при этом оставался цепким, как у старого инструктора, привыкшего, что за его словами всегда следует порядок. Дети молча кивнули. Никто не решился спорить. Один за другим они отступили на полшага, но глаз от оружия не отводили.

Рабочий снова вернулся к чистке.

— Это что, бластер⁈ — восторженный детский голос раздался с другого конца отсека, откуда-то из-за ящиков, где засели охотники за головами.

Группа детей, будто сговорившись, дружно обернулась и потянулась в ту сторону. Оружие манило их, как огонь мотыльков.

— Пи-ай-си-экс-четыре, — с нескрываемой гордостью ответил один из бойцов, щёлкнув предохранителем и продемонстрировав гладкий корпус фазера. Боец был молод, лицо скрыто визором, но по интонации и манере держаться было видно — перед детьми он чувствовал себя героем из старых голографических сериалов.

— Позёры, — едва слышно процедил рабочий сквозь зубы, даже не поднимая головы. Он терпел много чего, но пижонство при оружии — особенно перед детьми — считал верхом глупости.

Он ещё раз проверил затвор, защёлкнул его с тихим металлическим щелчком и продолжил сборку, не обращая внимания на то, как детская стайка покинула его в пользу более «весёлой» компании.

— Хочешь быть крутым — сначала научись чистить ствол, чтоб не клинанул в бою, — буркнул он себе под нос, сдвинул очки на нос и снова склонился над карабином.

…

— Скорострельность… количество режимов… поражающая мощность… ёмкость картриджей… перегрузка силовых полей вплоть до… — охотник в полицейском скафандре буквально расцветал, стоя перед кучкой восхищённых детей. Он осыпал их спецификациями с жаром первооткрывателя, будто это был не серийный фазер, а его собственное детище.

— А в ручном режиме? А на ближней дистанции? — поддакивали дети, затаив дыхание.

— Зачем забивать детям головы подобной чушью? — не выдержал Хотчкис, бросив раздражённый взгляд поверх оптики. Он чистил оружие на автомате, но давно уже краем уха ловил каждое слово этой самопрезентации.

Охотник моментально смолк и медленно направился в его сторону, раздвигая цепочку любопытных малышей.

— Ты это мне, старик? — произнёс он негромко, но достаточно, чтобы дети попятились назад. — Ты вообще кто?

— Хотчкис я, — не моргнув, отозвался рабочий. Он не встал, не поднял голос, не прекратил разборку, только чуть наклонил голову, признавая, что диалог начался. — И да, это тебе. А кому же ещё?

— Забавно слышать это от кого-то вроде тебя.

— «Вроде меня»? — переспросил Хотчкис, на этот раз отложив деталь и медленно подняв взгляд. — Ага… понял. Шутки про железного человека?

Он поднял обе руки, и металл заиграл в свете ламп. Медленно, с едва уловимой грацией, он пробежался пальцами по выложенным деталям, извлекая из них звенящую, почти музыкальную трель — как пианист перед началом концерта.

— Думаешь, сможешь меня обезвредить магнитом из ближайшей кухни? — он усмехнулся, но в этом не было веселья. Лишь металл, скупая злость и усталость. — Попробуй. Только потом не удивляйся, если проснёшься с этой штукой, — он кивнул на новенький фазер, — у себя в… месте, где ты обычно хранишь гордость.

Полицейский явно не ожидал такого дерзкого отпора. Он прищурился, сердито засопел и тяжело выдохнул, сдерживая себя.

— Магнитом, может, и не выйдет, — наконец с насмешкой изрёк он. — Но своим бластером я уложу целый взвод таких доисторических динозавров, как ты, и даже не вспотею.

— Очередная жертва маркетинга, — устало покачал головой Хотчкис, не поднимая глаз. — Ладно, раз уж начал, так и быть, объясню для тех, кто всё ещё верит в рекламные ролики с подписями «тактический» и «специального назначения». Луи Бластéр — не оружейник. Он даже не инженер. Он всего лишь посредственный дизайнер. Отличный продавец, признаю. Только вот вся его «инновационная линейка» — это переделанный обычный серийный фазер в новом глянцевом корпусе. С подсветкой и голограммой логотипа под новым именем.

— Ты гляди, — ухмыльнулся полицейский, склонив голову набок. — Да у нас тут специалист нарисовался.

Хотчкис на мгновение замер. Пальцы его всё ещё лежали на деталях карабина, но теперь он их не трогал.

— Берём любой стандартный фазер, — начал он сдержанно, но в голосе уже слышалась нарастающая сталь. — Что мы там видим? Универсальный слот под энергоячейку, модульную архитектуру, интерфейсный разъём под большинство стандартов… Идеальная машина для работы в поле. Удобство. Надёжность. Одним словом, всё, что должно быть в оружии.

Он поднял голову.

— А теперь взглянем на твой «бластер», — сдержанно продолжал Хотчкис. — У каждой модели — свой, уникальный разъём. Ни стандарта, ни унификации. Про модификации и говорить нечего — их просто не предусмотрено. Картриджи? Удачи. Даже «родные» с более ранних моделей не подойдут. В бою такая игрушка превращается в дорогой, бесполезный фонарик, если под рукой не окажется точной копии нужной батареи. Или, лучше скажем, десятка батарей — ведь ты не знаешь, сколько тебе ещё стрелять. И уж точно не можешь рассчитывать на то, что у твоего напарника окажется совместимый заряд. А у врага? Скорее всего тоже нет. Ты сам по себе.