Барнс трезво оценивал риски. На борту «Церы» он и его люди оказались бы в меньшинстве, уязвимые и зависимые. Здесь же, на своей базе, окружённый верными бойцами и на укреплённых позициях, он был хозяином положения. План избавиться от корпоратов зрел в его голове с самого начала этого вынужденного сотрудничества.

Доводы Хотчкиса звучали более чем правдоподобно. Это объясняло и самоуверенность Барнса, и его готовность идти на такой риск, захватывая «Церу». Он не боялся Маеду — он шёл домой, где его ждала поддержка.

И теперь мы, похоже, столкнулись с этой самой поддержкой. Только вот сами «хозяева», Барнс и Флако, уже не могли их поприветствовать.

Осознание этого не добавило оптимизма. Теперь перед нами встал новый, ещё более сложный вопрос: как поступить дальше? Уйти тихо, пока нас не обнаружили?

С другой стороны, можно было попытаться вступить в контакт. Мы не знали, сколько их там, каковы их намерения. Можно было нарваться на очень серьёзные проблемы, на бой, который мы вдвоём вряд ли вытянем. Но, как ни странно, в этой идее был и призрачный шанс. Шанс найти общий язык на почве совместного выживания. Если объяснить им ситуацию — о Пожирателях, о том, что система Адлаг обречена, о нашей отчаянной нужде в топливе, чтобы убраться отсюда — возможно, они проявят благоразумие. Они тоже оказались в ловушке — их база разрушена. Может быть, они сами будут готовы к сотрудничеству, чтобы спасти свои шкуры. Помогут нам добраться до уцелевших хранилищ топлива и поделятся запасами, если таковые ещё остались.

Я посмотрел на Хотчкиса. Он понял мой невысказанный вопрос.

— Рискованно, капитан, — тихо сказал он. — Очень рискованно. Но с другой стороны… они в такой же заднице, как и мы… может, и догово́римся.

Я кивнул. Его прагматизм мне импонировал. В конце концов, мы пришли сюда за ресурсами, и если есть хоть малейший шанс получить их не с боем, а путём переговоров, стоило попытаться. Терять нам было уже почти нечего.

— Хорошо, — решился я. — Попробуем вызвать их. Без агрессии. Просто обозначим своё присутствие и предложим поговорить. Но будь готов к любому развитию событий.

Мы медленно, стараясь не производить лишнего шума, двинулись к тому коридору, откуда доносился звук. Прожекторы на наших шлемах были приглушены до минимума, чтобы заранее не привлекать лишнего внимания. Я уже открыл рот, чтобы крикнуть в пустоту коридора стандартную фразу о мирных намерениях, как вдруг…

Весь астероид под нашими ногами ощутимо содрогнулся. С потолка и стен посыпалась мелкая каменная крошка и пыль, забивая фильтры скафандров. Ещё один толчок, сильнее первого. И ещё. Вибрация нарастала, проходя сквозь подошвы магнитных ботинок, отдаваясь во всём теле. Звук был глухим, мощным, доносящимся снаружи, сквозь толщу камня.

«Цера».

«Цера» начала стрелять.

Наш условный сигнал.

Пора уносить ноги.

Я резко взглянул на Хотчкиса.

В его глазах, видимых через стекло шлема, отражалось то же самое понимание и тревога. Теперь тратить драгоценное время на попытку контакта с этими неизвестными, когда корабль звал назад, было бы верхом глупости.

«Цера» и не думала останавливаться на трёх залпах. После короткой паузы астероид снова содрогнулся. И снова. И снова. Залпы орудийных батарей обрушивались один за другим, с какой-то отчаянной, исступлённой частотой.

Это уже не было похоже на условный сигнал.

Это было похоже на панику.

Вибрации стали настолько сильными, что нам с Хотчкисом пришлось опереться о стену, чтобы удержаться на ногах. С потолка посыпались уже не только пыль, но и мелкие обломки.

Переглянулись ещё раз. Никаких слов не потребовалось.

Такой шквал огня мог означать только одно — призыв к немедленной эвакуации всех наших групп. Мы, не сговариваясь, развернулись и бросились обратно тем же путём, которым пришли. Побежали к пролому, через который вошли на базу. Каждая секунда была на счету. Уж слишком настойчиво, слишком отчаянно нас звали обратно на корабль. Мысль о неизвестных, скрывающихся в глубине базы, мгновенно отошла на второй план. Сейчас главным было успеть вернуться.

Холодный липкий страх сковывал внутренности, пока мы с Хотчкисом неслись по изувеченным внутренностям базы. Каждый скрежет металла, каждый осыпающийся с потолка камень казался предвестником неминуемой беды. Мрак здесь был густой, почти осязаемый, и лучи наших нашлемных фонарей беспомощно растворялись в этой бездне, выхватывая лишь фрагменты разрухи.

Периферийным зрением я то и дело ловил какое-то движение за спиной — мимолетную тень, скользящую за покосившимися обломками переборок. Инстинктивно оборачивался, напрягая зрение, но там неизменно царила лишь угрюмая пустота.

«Паранойя, — одергивал сам себя, — долбаная клаустрофобия и адреналин».

Но это ощущение чьего-то незримого присутствия не отпускало, царапая сознание, словно заноза.

Наконец впереди забрезжил слабый, но такой желанный свет — выход. Конец этого каменного лабиринта смерти. И едва мы оказались на краю последнего уцелевшего участка базы, как эфир словно сорвался с цепи. Дикий, нестройный хор голосов обрушился на наши коммуникаторы, захлестывая криками ужаса, обрывками фраз, проклятиями и яростным треском помех. Казалось, одновременно говорили вообще все, перебивая друг друга, то пропадая в шипении статики, то вновь врываясь с искажениями. Больше всего в эту и без того напряженную какофонию звуков свою долю сумятицы вносил Скай. Дроид вопил, как никогда раньше.

Среди этого хаоса несколько раз отчетливо прозвучало одно и то же слово, заставляя кровь стынуть в жилах — Пожиратели.

Выскочив из зияющего пролома наружу, на край обломков, нависших над бездной, я хрипло выкрикнул в эфир, надеясь пробиться сквозь этот воющий ад:

— «Цера» первому, доклад! Что там, черт возьми, происходит⁈

Ответом стала очередь огненных росчерков, яркими болидами унесшихся куда-то в сторону от нас.

Палец Фло дрожал, указывая не на основной тактический дисплей, где Ниамея только что не обнаружила никаких внешних угроз, а куда-то вне корабля. Поэтому она решила использовать вспомогательный экран видеоконтроля, который обычно использовался для стыковки или детального осмотра близлежащих объектов.

Изображение на нём было мутным, искажённым помехами от облака пыли и мелких осколков, в котором они дрейфовали. Но даже сквозь эту рябь проступало что-то… неправильное. Что-то, от чего по спине самой Ниамеи пробежал неприятный холодок, когда она наконец заставила себя сфокусироваться на том, что вызвало такой первобытный ужас у обычно просто трусливого, но совсем не безумного Фло.

Похоже, что он указывал на едва заметный странный контур среди множества других безликих обломков, которые до этого сканеры упорно классифицировали как обычный космический мусор.

Не отрывая взгляда от вспомогательного экрана, Ниамея быстро скользнула пальцами по сенсорной панели управления.

Системы видеоконтроля «Церы» среагировали. Мощная оптика, предназначенная для работы в условиях плохой видимости, начала медленно настраивать фокус, пробиваясь сквозь пылевую завесу.

Изображение стало крупнее, но чёткости это не добавило. Однако даже сквозь помехи Ниамея уловила нечто такое, что заставило её сердце пропустить удар.

Перед ними находился корабль.

То, что осталось от него, постепенно проступало на экране. Оказалось, что перед «Церой», медленно дрейфуя развернулась внутренная часть массивного скопления из обломков базы и камней.

Внутри находился разбитый корабль Пожирателей.

Разрушенный, искорёженный, он сам стал частью этого поля обломков, его рваные края и тёмные пробоины делали его почти неотличимым от остального мусора на пассивных сканерах. Но при достаточном увеличении и активной подсветке его истинная природа становилась очевидной.

Похоже, что он обнаружил базу охотников, но затем погиб вместе с ней.

Ниамея почувствовала, как её собственное дыхание перехватило. Это объясняло одиннадцать залпов Фло. Он не просто запаниковал, он увидел то, что заставило бы содрогнуться и более опытного бойца.