Ещё вопросы? — Барнс явно наслаждался моим замешательством.

— Да, есть, — я постарался сохранить спокойствие, хотя внутри все кипело от осознания того, как легко он переиграл меня. — Как вы объясните властям гибель всего экипажа «Церы»? И как вы вообще собираетесь покинуть эту систему, учитывая… — я красноречиво кивнул в сторону тактического стола, где все еще мерцала голографическая проекция корабля Пожирателей, — такое соседство?

— Скажу так, гибель целого экипажа — это всегда очень подозрительно, и обычно вызывает массу вопросов у властей, но… — он назидательно вскинул указательный палец к потолку, словно изрекая непреложную истину, — что если экипаж состоит всего из одного человека?

Да вашу ж мать…

Меня словно обухом по голове ударили. Я настолько привык к этим ребятам, к этой пусть и странной, но ставшей родной команде, что уже давно воспринимал нас всех как единое целое, как законный экипаж «Церы». Но формально… формально всё было иначе. Согласно бортовым журналам и юридическим документам, команда «Церы» состояла только лишь из одного меня. Я — временно исполняющий обязанности капитана, остальные: Грон, Ниамея, старик Блюм Валентайн, Скай и Фло… они никто. В юридическом смысле — просто временные попутчики, нанятые по случаю, о которых никто даже не вспомнит и не спросит. Никаких официальных записей, никаких контрактов.

Они всех нас убьют. Просто мою смерть спишут на несчастный случай.

— А что касается наших… э-э… «соседей», как ты их столь метко окрестил, — Барнс снова хищно оскалился, предвкушая мой следующий вопрос, словно кот, играющий с пойманной мышью. — Это, мой дорогой, я специально придержал, как самое вкусное на самый конец. Было интересно, хватит ли у тебя извилин, чтобы додуматься самому.

И снова от моего взгляда ускользнуло то, что лежало буквально на самой поверхности. Правду говорят, хочешь что-то спрятать — прячь на самом видном месте. Так вот и я до самого последнего момента даже не задался простым, казалось бы, вопросом: а куда же, собственно, направлялся Ллойд Барнс и его команда? Система Адлаг ведь, по сути, тупик — дальше лететь некуда. Не станет же беглый преступник возвращаться обратно, в ту сторону, откуда он только что с таким трудом прибыл, петляя через полгалактики, чтобы избежать встречи с законом. Значит, у него должна быть какая-то другая цель… какая-то другая дорога. И ответ, как это часто бывает, лежал прямо у меня перед глазами.

— Вижу, что начал догадываться.

Меня словно пронзила молния, озаряя самые темные уголки моего сознания. В голове наконец-то сложился последний, решающий фрагмент мозаики. У них здесь было убежище! Какая еще могла быть настолько неоспоримо веская причина у такого изворотливого и опасного человека, как Барнс, чтобы проделать столь долгий, извилистый и, казалось бы, бессмысленный путь, ведущий в космическую глушь, в пограничную систему, где, по сути, не было ничего ценного? Правильно, только одна — чтобы залечь на дно, отсидеться в заранее подготовленном, тщательно законспирированном безопасном месте, где их никто не станет искать, где они смогут переждать бурю и зализать раны. И тот неоспоримый факт, что они решились на столь дерзкий и рискованный захват «Церы» именно сейчас, говорил лишь об одном: мы находимся где-то совсем недалеко от этого самого тайного пристанища.

— Молодец, наконец-то до твоей непутёвой головы дошло, — довольно закивал Ллойд, с кривой ухмылкой наблюдая за моими, наконец-то верными, умозаключениями. — Именно так.

Убежище, по его весьма красочному описанию, было оборудовано по последнему слову техники, словно неприступная крепость, с многоуровневыми современными системами маскировки, способными без труда скрыть от самых зорких глаз даже такую внушительных размеров посудину, как наша «Цера». Располагалось оно в самом сердце старой, давно выработанной и заброшенной более полувека назад шахты, глубоко врезанной в тело одного из безжизненных астероидов.

Барнс с непринужденной уверенностью заявил, что внутри предостаточно просторных помещений и тщательно подобранных припасов, чтобы без малейших проблем и вполне себе с комфортом разместить даже несколько десятков человек на протяжении как минимум пары месяцев. А учитывая наши корабельные запасы провизии, которые мы предусмотрительно пополнили на Соунми, то и гораздо дольше.

— Там и топливо есть, в законсервированных, надежно защищенных хранилищах, — небрежно обронил Барнс, словно это было само собой разумеющимся, как восход солнца или смена фаз луны. — Но для нашей же безопасности какое-то время благоразумно будет переждать, осмотреться, понаблюдать за тем, как дальше станут развиваться события в этой системе. В идеале — дождаться восстановления стабильной связи с Содружеством, чтобы получить объективную картину происходящего и трезво оценить дальнейшие перспективы.

Хотя Барнс говорил спокойно, почти дружелюбно, в каждом его слове я слышал фальшь. Он тянул за собой вязкую, тонко сплетённую паутину лжи — из тех, что призваны не убедить, а просто усыпить бдительность. Показать, что всё под контролем. Что если я соглашусь сотрудничать, то всё обойдётся. Дескать, никто не тронет, еда — пусть отвратительная, но стабильная, а в перспективе — даже медицинская капсула для Грона. Но, только когда доберёмся до убежища. Жест доброй воли. Символический. Рассчитанный, чтобы вызвать сомнение, зацепиться за уязвимость.

Надо признать, отчасти сработало. Доктор Блюм согласно кивнул, давая понять, что несмотря на жуткое состояние десантник вполне дотянет до убежища даже вне медицинской капсулы — продолжая валяться на полу посреди рубки. Поэтому Ниамея уже не отводила от меня глаз, ожидая, что же я отвечу Барнсу.

Но у меня доверия его обещаниям не было. Ни крупицы.

Да, я не сомневался, что убежище существует. По всей вероятности, это был один из тех старых подземных комплексов, заброшенных на периферии обитаемой зоны. Но верить, что внутри него мы все заживём мирно и дружно, забыв, кто кого предал, кто кого бил, кто кому угрожал смертью — это было бы верхом наивности.

Скорее всего, именно в эту удобную, успокаивающую ложь и вцепилась в панике Маэда — напуганная, измученная, готовая принять любую иллюзию безопасности, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с Пожирателями.

Но я — не она.

Я не верил.

Потому что знал наверняка. Потому что видел этот проклятый план. Чёрным по белому, без обиняков, там значилось: капитан «Церы» — мёртв. Не арестован, не передан властям в обмен на награду. Просто мёртв. Без каких-либо вариантов или компромиссов. Если я выживу и, что ещё хуже, доберусь до космопорта целым и невредимым, вся эта тщательно спланированная многоходовая комбинация — подставной арест, угон корабля, рискованное пересечение множества границ — попросту теряет всякий смысл. Им не выплатят ни единого кредита за угнанную «Церу». Моя смерть была краеугольным камнем их аферы.

Именно поэтому я знал — Барнс лжёт. Возможно, не во всём. Возможно, часть сказанного — правда, аккуратно перемешанная с ложью. Но суть оставалась неизменной. Он скрывает главное. Он не договаривает. И в этой недосказанности точно крылась угроза — не только мне, но и каждому, кто всё ещё надеялся, будто из этого ада можно выйти, заключив выгодную сделку.

— Он боится, что мы всё равно его убьём, — Флако, видимо, утомившись от стояния, бесцеремонно уселся в капитанское кресло, не сводя при этом бдительного взгляда с Ниамеи.

Внезапно мои самые мрачные опасения прозвучали вслух, и, как ни странно, от этого стало немного легче. Чьи-то чужие слова порой обладают большей убедительностью, чем собственные, мечущиеся в голове мысли.

— Капитан Декстер Гхар умрёт в любом случае, — без малейшей попытки отрицать мои страхи констатировал Ллойд Барнс. — Однако, — он сделал театральную паузу, приподняв палец, — телу вовсе не обязательно умирать вместе с именем.

— Вот с этого и нужно было начинать, умник, — хмыкнул Флако, лениво почесывая подбородок, — а не размахивать скальпелем перед носом.