Редкие проблески надежды давно угасли, оставив после себя лишь тлеющее раздражение, которое всё чаще вырывалось наружу в виде мелких ссор и взаимных обвинений. Несколько раз дело даже доходило до весьма ожесточенных стычек.

Любая мелочь могла стать причиной вспышки ярости — незакрытая дверца шкафчика, слишком громкий вздох, неосторожный взгляд. Люди, истощенные физически и морально, всё ближе подходили к той черте, за которой разум уступает место первобытным инстинктам.

Мы не голодали. Пока что. Но, когда исчез детёныш выдры, нашлись горячие головы, обвинившие других в том, что те зверька попросту съели.

И без того мрачную атмосферу корабля внезапно омрачило ещё более тревожное событие — ещё одно исчезновение. На сей раз пропал один из рабочих, немногословный крепыш по имени Йорг. Сперва никто не придал этому особого значения. Уставшие от бесконечного полёта в никуда, люди часто искали укромные уголки, чтобы хоть ненадолго побыть в одиночестве, вырваться из душной атмосферы всеобщего уныния. Но когда Йорг не объявился ни на второй, ни на третий день, в воздухе повисло нехорошее предчувствие.

Начались поиски.

Мы прочесали все палубы, заглянули в каждый закуток, но Йорга словно и не существовало никогда. Был человек — и вот его нет. Исчез бесследно, словно растворился в воздухе.

Инстинктивно чувствуя неладное, я принял решение, которое вызвало немало недовольства, но было, как мне казалось, необходимым. Жаль, не сделал этого значительно раньше. Я приказал всем сдать имеющееся у них оружие.

Разумеется, нашлись те, кто попытался возражать, ссылаясь на право самообороны в столь неспокойной обстановке. Но Хотчкис, неизменно следовавший за моей спиной, обладал весьма убедительными аргументами. Звучные оплеухи его механических протезов вмиг отрезвляли самых упрямых, а некоторых, особо пострадавших от его «аргументов», приходилось даже отправлять на осмотр к доктору Блюму.

Лишь после того как все оружие было собрано и надежно спрятано, мы возобновили поиски Йорга. Надежды найти его живым практически не оставалось — слишком много времени прошло, слишком странным было его исчезновение. Теперь мы хотели найти хотя бы тело, чтобы понять, что произошло на самом деле. В противном случае паранойя и подозрения, уже витавшие в воздухе, могли окончательно разрушить и без того хрупкое равновесие.

Люди начали коситься друг на друга, видя в каждом своём соседе потенциального убийцу.

Но наши повторные поиски снова не принесли никаких результатов. Мы тщательно проверили логи бортового журнала, пытаясь выяснить, не открывались ли шлюзы или грузовая аппарель в последние дни. Вдруг кто-то сумел взломать систему, чтобы избавиться от тела, выбросив его в космическую пустоту? Но и там нас ждало разочарование — записи свидетельствовали, что ни один внешний люк не активировался.

Тогда Скай выдвинул единственную логичную, хотя и отвратительную, версию: тело Йорга могли сбросить в мусоросжигатель. В противном случае, по его мнению, мы бы уже обнаружили хоть какие-то следы — пятна крови, обрывки одежды, что угодно. Эта мысль вызвала новую волну ужаса и отвращения. Атмосфера на борту накалилась до предела. Паранойя и взаимные подозрения достигли такой точки, что даже без оружия казалось, еще немного и прольется кровь.

Но, как гласит старая поговорка, ночь темнее всего перед самым рассветом. В тот самый момент, когда отчаяние готово было окончательно поглотить нас, когда казалось, что надежды больше нет, любимец детворы наконец нашёлся. Он был жив и здоров, никем не съеден. Похоже, выдра, изрядно уставшая от роли детской игрушки, просто сбежала, когда представилась такая возможность.

Однако спасло ситуацию вовсе не возвращение милого изголодавшегося создания. Вскоре после этого события «Цера» неожиданно уловила слабый, едва различимый сигнал.

Слабый радиосигнал, едва уловимый шепот в безбрежном океане космического шума, был настолько фрагментарным и нечетким, что попытки его расшифровки оказались тщетными. Это было какое-то короткое, зацикленное послание, монотонно повторяющееся в бесконечном цикле, лишенное какой-либо внятной структуры или смысла.

Это был настолько слабый отклик, почти на грани фонового шума, что сперва его даже списали на сбой оборудования. Но он упорно повторялся, ритмичный, хотя и совершенно лишенный смысла.

Несмотря на свою бессвязность, этот слабый проблеск радиоволн имел для нас колоссальное значение. Самым важным было осознание того, что мы окажемся не одни в этой звездной системе. Что интуиция Ниамеи, направившая нас к этому далекому светилу, оказалась верной.

Там, впереди, кто-то был.

По крайней мере, именно в этом мы отчаянно пытались себя убедить, цепляясь за эту слабую надежду как утопающий за соломинку. Никаких других подтверждений этому оптимистичному выводу, увы, не было. Лишь отчаянное желание верить в лучшее.

Прошла еще одна долгая, полная смутных ожиданий неделя, прежде чем «Цера» наконец приблизилась на достаточное расстояние, чтобы провести раннее сканирование системы. Результаты этого сканирования вызвали у нас скорее удивление, чем облегчение. Единственным значимым объектом, обнаруженным нашими сенсорами, оказался массивный отклик, по всем признакам принадлежавший крупной орбитальной станции. И больше ничего. Система оказалась совершенно пустой. Ни единой планеты, ни одного крупного астероида, лишь одинокая звезда и эта искусственная структура, дрейфующая в безжизненном пространстве.

Это слегка озадачивало.

Орбитальная станция без планеты? Каково ее предназначение? Кто её построил и почему она находится в такой изолированной и, казалось бы, бесполезной системе?

Вопросов возникало всё больше, а ответов не было совсем.

Но у нас не оставалось другого выбора, кроме как продолжать сближение и надеяться, что этот неизвестный объект никуда не денется до того момента, как «Цера» сможет подойти к нему достаточно близко для установления контакта.

По мере того как «Цера» неуклонно сокращала дистанцию до загадочного объекта, первоначальные предположения о его природе таяли, словно дым. Детализация телеметрических данных росла экспоненциально, отметая одну за другой гипотезы об искусственных сооружениях вроде орбитальных станций или исследовательских комплексов. Вместо этого перед нашими глазами в холодном свете корабельных сканеров вырисовывалась монументальная структура, чьи грандиозные очертания и немыслимые пропорции не укладывались ни в одну из известных нам категорий космических объектов. Вскоре даже у самых скептически настроенных членов экипажа не осталось сомнений: мы приближаемся к кораблю-ковчегу, гиганту давно минувшей эпохи.

Эти колоссальные звездолеты, древние свидетели зари зарождения межзвездных путешествий, предшествовали повсеместному триумфу гиперпространственных технологий. Они были задуманы как самодостаточные миры, способные нести на борту целые цивилизации — сотни тысяч душ, отправляющихся в многолетние, порой многовековые странствия к далеким звездным системам в поисках новых колыбелей для человечества. Внутри их искусственных экосфер сменялись поколения, рождались и умирали люди, чьи глаза ни разу не видели поверхности иной планеты за пределами стальных стен их космического дома. В очень далёком прошлом ковчеги являли собой воплощение мечты о межзвёздной экспансии, о преодолении немыслимых расстояний силой человеческой воли и инженерной мысли.

Однако этот конкретный ковчег, медленно выраставший на наших экранах, являл собой пугающее зрелище безжизненности. Его исполинский корпус, покрытый толстым защитным панцирем, оказался изъязвленный бесчисленными оспинами микрометеоритных ударов.

Все наши настойчивые попытки установить с ним хоть какой-то радиоконтакт разбивались о глухую стену молчания. Единственным звуковым отголоском, доносившимся из его мертвых недр, было продолжающееся монотонное, бессмысленное бормотание неразборчивого сигнала, лишенного какой-либо структуры. Даже на минимальном расстоянии передача рассыпалась на бессвязные фрагменты, не поддаваясь расшифровке.