Получив доступ к технологиям Китари, Ска'тани разработали несколько видов оружия, которых галактика ещё не видела. Самым страшным из них стали гравитационные генераторы. Эти устройства могли создавать локальные аномалии, искажающие пространство и время, вызывая коллапс звёзд и даже рождение чёрных дыр.
Ска'тани начали контрнаступление. Их новые корабли, усиленные украденными технологиями Китари, с лёгкостью обходили массивные линкоры Гронтаров. Вскоре конфликт достиг апогея.
Кульминацией войны стала битва за сектор 14-РЗ, который находился в самом сердце жизненного пространства Гронтаров. Используя гравитационные генераторы, Ска'тани устроили катастрофу колоссальных масштабов. В результате применения оружия несколько звёздных систем превратились в руины. Гравитационные аномалии стали причиной появления чёрных дыр, звёздные взрывы запустили метеоритные потоки, а излучения искажения времени сделали сектор непроходимым.
Этот регион стал известен как Туманность Смерти — место, откуда никто не возвращался. Гронтары потеряли миллионы жизней, а их флот был практически уничтожен.
Шокированные последствиями войны, Китари вмешались, заставив обе стороны подписать мирный договор. Китари взяли на себя роль арбитров, не только навязав условия мира, но и установив постоянное наблюдение за обеими расами, чтобы предотвратить повторение трагедии. А ещё они заставили Ска'тани отдать технологию гравитационных генераторов и все созданные прототипы.
Гронтары затаили ненависть к Ска'тани, считая их подлыми предателями. Ска'тани, в свою очередь, уверяли всех, что их действия были вынужденными.
С тех пор прошло много лет. Но память у гронтаров — как гранит. Никакие дипломатические танцы Ска'тани не стерли с их щёк ту невидимую пощёчину.
Поэтому, когда на Ска'тани напал Вайрек, гронтары молчали. Они смотрели. И не пришли.
— Мы почти на месте, — сказал Эд, глядя на навигационную карту. — Переход в нормальное пространство через два часа
Джек выпрямился в кресле и потянулся, бросив взгляд на главный экран. Точка выхода из гиперпрыжка уже дрожала, как отражение в ряби воды — это значило, что до цели оставались считанные часы.
— Пойдём перекусим, — сказал он, поднимаясь. — Ещё есть время.
Эд молча кивнул и встал вслед за ним. Коридоры "Гепана" были тихи — как бывает только в момент перед чем-то важным.
В столовой было светло, уютно, и почти спокойно. Почти — потому что за одним из столов сидел Таргус и с деловитой сосредоточенностью поглощал свою очередную порцию еды. Тарелка перед ним могла бы сойти за миску для стирки, а движения были точными и уверенными, как у воина, привыкшего ценить каждый кусок.
Рядом, наблюдая за ним с заметным интересом, сидела Талирия. Она обернулась, когда Джек и Эд вошли.
— Сколько же он может съесть? — тихо спросила она.
— Думаю, если мы всерьёз задумаемся над этим вопросом, — заметил Эд, опускаясь в кресло, — нас ждёт голодная смерть. И скоро.
Талирия усмехнулась уголком губ.
— Это, конечно, физиология, — сказала она. — При его массе и росте энергозатраты колоссальные. Метаболизм гронтаров рассчитан на восстановление — быстрое заживление, сопротивление болезням, даже тяжелые травмы для них — всего лишь неудобства. А ещё — плотные кости, усиленная мускулатура и почти полное отсутствие жировой ткани. Вы не увидите толстого гронтара. Просто не бывает.
— И еда у них совсем не как у нас, — добавил Джек. — Калорийность выше в разы. Но мы такой пищи не запасли, так что Таргусу приходится компенсировать количеством.
— Это поразительно, — снова сказала Талирия, глядя, как гронтар с лёгкой досадой отодвигает опустевшую тарелку и запускает поднос обратно в автомат.
Эд обернулся к нему.
— Слышал, Таргус? Талирия считает, ты слишком много ешь. Осторожно, а то придётся расширять проходы в коридорах.
Таргус добродушно рыкнул, и посмотрел на китарианку.
— А тебе стоило бы есть побольше. Весишь меньше, чем моя стандартная порция. И это без гарнира.
Талирия спокойно выдержала его взгляд, потом слегка кивнула.
— Если вам так проще, называйте меня Тали. Меня так зовет отец.
Джек чуть приподнял бровь, но улыбнулся.
— Отец — это Альран, который командует флотом?
— Как ты догадался? — в её голосе проскользнула лёгкая тень удивления.
— Когда вы прощались, он посмотрел на тебя. — Джек пожал плечами. — Во взгляде можно прочесть многое.
Тали чуть отвела глаза, на мгновение словно задумалась.
— Он беспокоится, — сказала она. — Но у нас… другое понимание семьи, чем у людей.
— В смысле? — нахмурился Эд, подняв бровь.
Она на секунду замолчала, подбирая слова. Видно было, что она не привыкла объяснять такие вещи — особенно тем, кто думает совсем иначе.
— У Китари нет семей, как у вас, — начала Тали. — Нет мамы, папы, детей, которых растят с пелёнок, оберегая и надеясь, что те вырастут «лучше нас». Это… не наша логика.
Она чуть склонила голову, как будто вспоминая.
— Когда двое Китари решают создать нового — мы называем это «формированием», а не рождением, — они не делают это из любви. Мы вообще не опираемся на романтические чувства. Всё гораздо проще. И… рациональнее.
— Так вы… не влюбляетесь? — уточнил Эд.
— Нет, — спокойно ответила она. — У нас нет понятия "Любовь". Привязанности бывают. Уважение. Иногда симпатия. Но мы не зависим от эмоций. Это считается слабостью. Партнёры для формирования выбираются по совокупности факторов — интеллект, генетическая устойчивость, профессиональный потенциал. Любой Китари, предложивший сформировать потомка на основании «сильных чувств», вызвал бы недоумение. И, скорее всего, был бы направлен на переоценку логических приоритетов.
Джек едва заметно улыбнулся.
— Романтично до мурашек.
Тали слегка усмехнулась, но продолжила:
— Когда двое решают сформировать нового Китари, они подают заявку в Генетический Центр. Это не просто анкета — там учитываются потребности общества. Например, если в системе не хватает квантовых аналитиков, шанс одобрения у пары с подходящими генетическими параметрами выше.
— А если таких аналитиков уже перебор? — спросил Эд.
— Тогда в заявке откажут. У нас строгие квоты. Мы не производим потомков ради личного желания. Только ради развития вида.
Она сделала паузу, давая им переварить сказанное.
— Генетический материал анализируется. Нежелательные мутации отсекаются, создаётся идеальный, сбалансированный код. Всё это делают машины — без ошибок. Потом из этого кода формируется эмбрион, и его помещают в инкубационный куб. Это такая камера, полностью автоматизированная. Внутри — идеальные условия. Ни болезней, ни случайностей. Ни боли.
— А дальше? — Джек уже перестал улыбаться. Его лицо стало серьёзным.
— Дальше начинается программирование, — сказала Тали. — Внутри куба будущий Китари не просто растёт. Он обучается. Через интерфейс — прямой, нейронный. Встраиваются базовые поведенческие модели, логика, язык. К моменту выхода из куба он уже умеет мыслить. Не так, как взрослые — но гораздо быстрее, чем человеческий младенец.
— Это как будто… создаёте сразу взрослого, — задумчиво произнёс Эд.
— Почти. Но с нуля. Без прошлого. Без привязанностей. — Тали сделала глоток воды и чуть пожала плечами. — Родители могут принять участие в обучении — если пожелают. Но чаще всего это просто наставничество. Как куратор в проекте. Ни один Китари не называет своих «создателей» мамой или папой. Это… не имеет смысла.
Джек внимательно смотрел на неё.
— А Альран? Он... твой куратор?
Тали слегка опустила взгляд.
— Он не должен был быть. Но… настоял. Сначала это вызывало у других вопросы. Считалось, что он чрезмерно эмоционально вовлечён. Но с годами — приняли. Он хороший командующий. И мудрый. Если уж кто и может позволить себе слабость — то он.
Она на мгновение замолчала, потом добавила:
— Я знаю, что он не выражает это, как ваши отцы. Не обнимает, не говорит, что гордится. Но… его выбор сопровождать меня лично до корабля... это много значит по-нашему. Очень много.