…Мне приятно было думать о боевых друзьях — в думах не замечалось долгого пути. Мы благополучно обогнули Минск, пересекли железные дороги, побывали в бригадах имени Рокоссовского и «Буревестник», оставили позади Варшавское шоссе и направились на Старобинщину.　

Через сутки я встретился с Василием Ивановичем Козловым и с другими членами обкома партии. Доложил об обстановке в Борисовско-Бегомльской зоне, о составе и расположении бригад и отрядов, настроении личного состава, боевых операциях, о работе райкомов партии и партийных организаций. Товарищи в свою очередь сообщили мне, что вся Минская область включена гитлеровским командованием в прифронтовую зону, а это вносило существенные изменения в формы руководства партизанским движением со стороны обкома партии.　

— Это не формальный акт, — сказал В. И. Козлов, — он отражен не только на боевых картах. Меняется боевая обстановка. Вся власть на местах принадлежит военным. По полученным нами последним агентурным данным, Берлин потребовал от военных властей проведения широких боевых действий, охватывающих всю прифронтовую полосу, с тем чтобы очистить тылы гитлеровских армий от партизан и большевистского подполья.　

— Мне недавно доложили об увеличении численности гарнизонов в Минске, Борисове, Смолевичах, Дзержинске, — подтвердил я мысль Козлова.　

— Тотальная мобилизация в Германии, — продолжал Василий Иванович, — дала возможность сформировать немало новых частей. Некоторые из них уже заменили ряд боевых дивизий во Франции и в самой Германии. Благодаря этим дивизиям увеличила свой резерв и группа «Центр». Командованию группы разрешено использовать этот резерв для борьбы с партизанами. Таким образом, мы будем теперь иметь дело не только с охранными войсками и полицией, а в первую очередь с частями регулярной армии, располагавшей большим количеством авиации, танков, артиллерии. Фашисты наверняка попытаются навязать нам бои на широком фронте. Мы должны быть готовы и к этому. Нельзя допускать шаблона в ведении боевых операций, нужно всячески изматывать противника, наносить по нему неожиданные удары.　

Василий Иванович сообщил: Центральный Комитет партии и Белорусский штаб партизанского движения считают, что и в условиях прифронтовой полосы основным видом партизанской тактики должен быть смелый маневр, причем теперь этот маневр должны осуществлять не только командиры отрядов и бригад, но и штабы соединений. Поэтому очень важно наладить четкое взаимодействие и между зонами.　

В дверь постучали. В комнату вошел незнакомый мне капитан и подал Козлову записку. Василий Иванович внимательно прочитал ее и сказал мне:　

— Вот видишь. Германское командование от слов переходит к делу. В последние дни мы получили уже несколько донесений о том, что производятся сосредоточение и перегруппировка фашистских войск в Минском, Гресском, Червенском, Узденском,　Копыльском и Пуховичском районах. У нас не остается сомнений в том, что враг готовит блокаду этой обширной территории. Мы привели бригады и отряды в полную боевую готовность — я вчера как раз по этому вопросу ездил на Копыльщину…　

Василий Иванович информировал меня о последнем заседании обкома. Было решено вести всю политическую работу под знаком достойной встречи VI сессии Верховного Совета БССР, назначенной на конец марта, с тем чтобы доложить верховному органу власти республики о возросшей боевой и политической активности партизан и населения. На заседании обкома речь шла и о том, чтобы немедленно развернуть подготовку к весеннему севу.　

— Посевная кампания 1944 года — особенная кампания, — подчеркнули товарищи. — Центральный Комитет дал указание засеять как можно больше посевных площадей. Это знаменательный факт! Дело идет к тому, что урожай будем собирать уже на освобожденной земле.　

Я пробыл в обкоме партии весь день. Были детально обсуждены все важнейшие задачи. Поздно вечером я сказал Козлову:　

— Пойду малость посплю перед дорогой.　

— А ты что, уже обратно? — удивился Василий Иванович.　

— Да, дел на севере так же много, как и на юге, — отшутился я.　

— Ты прав, пожалуй. Не держу. Кстати, по дороге загляни в бригады Филипских и имени «Правды».　

Едва я добрался до своей Борисовско-Бегомльской зоны, как командир бригады «Штурмовая» сообщил, что в южных районах области гитлеровцы начали крупную карательную экспедицию. Узденщина, Копыльщина и некоторые другие районы заполыхали огнем. Блокировка продолжалась целую неделю — с 27 февраля по 6 марта. Противник бросал в бой одновременно по 15–20 тысяч солдат регулярных войск, которые вели наступление при поддержке танков и артиллерии. Партизаны сражались мужественно. Врагу не удалось сломить сопротивление наших бригад и отрядов. Понеся большие потери в живой силе и технике, гитлеровцы вынуждены были прекратить наступление и убраться в свои гарнизоны. Территория, контролируемая партизанами, не уменьшилась ни на один квадратный метр.　

Наше соединение в феврале 1944 года спустило под откос 67 вражеских эшелонов. При этом разбито: паровозов — 62, вагонов с живой силой — 137, платформ с военной техникой — 147 и 193 вагона с другими военными грузами. Кроме того, из ПТР выведено из строя 33 паровоза. На шоссейных дорогах уничтожено и подбито 194 автомашины, четыре танка и одна бронемашина.　

При встречах с секретарями подпольных райкомов партии, командирами и комиссарами отрядов мы вели разговор об усилении руководства партизанским движением в условиях прифронтовой полосы и подчеркивали необходимость еще более четкого взаимодействия всех партизанских формирований. Чем выше наша сплоченность и организованность, тем успешнее борьба с заклятым врагом. Правильно в народе говорится: дружно — не грузно.

Юго-западнее Минска, неподалеку от районного центра Дзержинск, раскинулся станьковский лес. Он простреливался вражеской артиллерией вдоль и поперек. Массив прорезали дороги, по которым немецкие танки могли проникать почти во все стороны. И все же здесь с первых дней войны и до прихода Красной Армии в 1944 году активно действовали партизаны. Сначала это были отряды, которыми командовали Н. М. Никитин, И. И. Апарович, а затем крупная партизанская бригада имени Рокоссовского. По окраинам леса располагались четырнадцать вражеских гарнизонов, которые закрывали партизанам все входы и выходы. И когда в Минском подпольном обкоме получали донесения о боевых делах рокоссовцев, то мы относились к ним с особым вниманием, а про наших Дзержинских друзей говорили: «Молодцы, ребята! Находятся в невероятно трудных условиях, буквально под прицельным огнем врага, а как здорово действуют!»　

Ларчик между тем открывался просто. Пожалуй, ни одна бригада нашей области не имела такого широко разветвленного подполья, такой хорошо налаженной разведки, как дзержинская.　

— Мы и дня не проживем, если не будем ежечасно, ежеминутно знать, что делается вокруг, — говорил комиссар бригады, секретарь подпольного райкома партии Петр Григорьевич Мартысюк, один из первых организаторов партизанского движения в районе.　

Это хорошо понимал и командир бригады Николай Юльянович Баранов, в недавнем прошлом лейтенант-артиллерист, родом из местечка Песочное Копыльского района. И командование не жалело сил для создания надежной связи и для ведения усиленной разведки. Партизаны были связаны со всеми подпольными группами, действовавшими в районе. Не было на Дзержинщине такой деревни, но было ни одного вражеского гарнизона, где бы бригада не имела своих связных. Рокоссовцы поддерживали постоянную связь с соседними бригадами: узденской имени Ворошилова, копыльской имени Чапаева и краснослободской имени Александра Невского. Были свои люди у бригады и в Дзержинске, и в Минске. Можно смело утверждать, что на одного партизана-рокоссовца приходилось не менее пяти связных. Командование своевременно предупреждалось обо всех замыслах противника; не было случая, чтобы враг заставал рокоссовцев врасплох. В этом была их сила.