Иногда наши машины застревали где-нибудь в колдобинах, мешали движению. Тогда на нас обрушивались потоки упреков:　

— Куда вас черт несет? Все на восток, а они на запад!　

— Поворачивайте! Иначе, как миленькие, попадете немцам прямо в лапы!　

Однажды наши машины едва выбрались из леса на поле, как появились два　

фашистских истребителя и устремились прямо на нас. Я почему-то смотрел не на стервятников, с ревом приближавшихся к нам, а на их черные тени, бежавшие по полю, и на бурунчики пыли, которые поднимали на дороге пулеметные очереди. Свинцовый ливень вот-вот накроет и наши машины.　

— Тормози! — приказал Козлов шоферу и тут нее крикнул: — В кюветы!　

Грохот и треск оглушили нас. К счастью, никто не пострадал и машины остались целы, хотя в кузове нашей оказалось семь пробоин.　

— Ухо держите востро, — сказал Козлов, — за воздухом наблюдайте. Иначе, чего доброго, до места не доберемся.　

Часа через два мы были в Карпиловке — центре Октябрьского района. Хотелось встретиться с секретарем райкома партии Тихоном Бумажковым. Но оказалось, что он создал истребительный отряд и уже воюет с немецкими оккупантами. Дежурный райкома дал нам провожатого — местного жителя, который хорошо знал Полесье, и мы, не задерживаясь, тронулись дальше. Узенькая дорожка привела нас в глухой сосновый бор. Там совершенно случайно наткнулись на штаб воинской части. Командир, узнав о цели нашей поездки, охотно согласился помочь.　

— Сейчас идут две наши машины в разведку, — сказал он. — Пристраивайтесь к ним. Мои бойцы должны захватить «языка» и вернуться назад. А вам — счастливого пути!　

Военные грузовики с разведчиками мчались быстро, мы едва поспевали за ними. Вдруг передние машины резко затормозили, солдаты выскочили из них, а через несколько минут перед нами стоял трясущийся от страха гитлеровец, оказавшийся связистом, проверявшим линию.　

Я глядел на вражеского солдата, встреченного мною впервые в жизни, и думал: «Какой же ты неказистый. Если развернуться и дать тебе кулаком по уху, то сразу дух испустишь».

— И они хотят быть хозяевами нашей земли! — задумчиво произнесла Степанова, с презрением и брезгливостью глядя на пленного фашиста.　

Разведчики отправили пленного под конвоем в штаб, а сами, замаскировав машины, пошли вдоль провода, который только что проверял захваченный в плен немец. Мы постояли еще минутку, осмотрелись и, свернув на глухую лесную дорогу, направились на запад. Наш провожатый выбирал такие дороги, на которых мы ни разу не наткнулись на немцев, хотя часто слышали в стороне шум фашистских колонн.　

К вечеру 20 июля мы добрались до деревни Заболотье Полесской области. Решили заночевать. Это была наша первая ночь в тылу противника. К нам пришли председатель колхоза Пакуш, ветеринарный врач Левкович, врач Крук, учитель Жулего, колхозник Морозов. Вскоре возле нас собралось человек сорок. Мы расспрашивали их, как они живут в эти тревожные дни, что собираются делать.　

— Нам-то что, — сказал Пакуш, — хоть и трудно разобраться, что к чему, но мы на месте, у себя дома. Будем действовать по обстановке. А вот вы куда едете?　

— Мы тоже будем действовать по обстановке, — усмехнулся Козлов. Он предложил людям газету «Правда», в которой была опубликована речь И. В. Сталина. — Возьмите и внимательно прочитайте. В ней ясно сказано, что нам надо делать.　

Оставшуюся часть ночи мы провели в одном из классов школы и рано утром, поблагодарив гостеприимных хозяев, снова отправились в путь.　

А вот наконец и наша цель. Мы добрались до Минской области — приехали в деревню Загалье Любанского района, которая была далеко за линией фронта, в тылу оккупантов. К сожалению, прибыли не все машины, а только две. Автомашина, в которой ехали Бастуй, Миронович и Свинцов, отстала в пути и затерялась.　

21 июля 1941 года. Стоял чудесный летний день. Ослепительно сияло солнце. Но откуда-то издалека доносились громовые раскаты. Я посмотрел вокруг: не выплывает ли где из-за леса грозовая туча. Но нет, небо всюду было прозрачно-синим. Видимо, где-то стреляла вражеская артиллерия.　

И мне почему-то припомнилась недавняя гроза, которая застала меня в холопеничском лесу. Черная туча закрыла весь небосвод. Стало заметно темнее, подул холодный ветер. Но вскоре гроза прошла и снова засверкало солнце. Оно сильнее любой грозы!　

…Я глядел в сторону леса, за которым двигались вражеские войска, откуда доносился тяжелый артиллерийский гул. Мне явственно виделась черная военная туча, надвигавшаяся на нашу страну. Но солнце! Вон как оно ярко светит! И мне вдруг вспомнились слова лейтенанта, встреченного под Плещеницами:　

— Солнце сильнее!　

Эти слова приобрели для меня сегодня иной, более глубокий смысл.

Наши машины остановились возле школы. Мы вышли, и, естественно, перед каждым встал вопрос: «С чего же начать? Как сделать первые шаги в своей новой, пока неизвестной подпольной работе?» Не прошло и пятнадцати минут, как к нам подошел председатель сельского Совета Степан Корнеев, а вскоре появился и председатель колхоза Григорий Плышевский. Мы поговорили с ними накоротке и попросили собрать колхозников. Жители деревни собрались быстро. Мы поинтересовались, как они живут, что намерены делать дальше, а потом рассказали в основных чертах о том, что требуют от народа партия и правительство в своей директиве от 29 июня 1941 года, передали содержание речи И. В. Сталина, ответили на многочисленные вопросы. Эта встреча произвела на нас хорошее впечатление. У людей не чувствовалось растерянности. Все они высказывали горячее желание до конца биться с врагом.　

Попрощавшись, мы уехали в поселок Сосны совхоза «Жалы». Через полчаса наши автомашины стояли около конторы. В поселке, как и в деревне Загалье, поначалу никого не было видно. Мы прохаживались возле конторы, надеясь, что кто-нибудь все же подойдет к нам. И действительно, вскоре мимо прошел какой-то мужчина. Он поглядел на нас и скрылся за углом ближайшего дома. Минут через десять у канцелярии собрались все жители поселка.　

Вскоре пришел, запыхавшись, и директор совхоза Александр Калганов.　

— Ушам своим не поверил, — возбужденно говорил он, здороваясь с нами. — Передают: весь обком приехал! — Калганов замялся немного: — Я видел издалека машины, да разве можно было подумать, что это вы. Сейчас только фашисты раскатывают на машинах… — Калганов закончил шуткой: — Уж не выездное ли бюро хотите провести в нашем совхозе?　

— Да, проведем и бюро, — серьезно ответил Козлов. — И тебя послушаем, правильно ли действуешь, верно ли понимаешь свои задачи.　

— Готов отчитаться, — ответил Калганов. — Поправите, если что не так.　

Завязалась оживленная беседа с жителями. Люди говорили обо всем, что их　

волновало, как жить дальше, что делать. К нам подошел старый, чуть сгорбившийся рабочий с черным от загара, морщинистым лицом. Назвал себя: «Серпинский Станислав Ксаверьянович» — и спросил:　

— Вы надолго к нам?　

— Насовсем, — спокойно ответили мы. — Сначала врага разобьем, а потом опять мирную жизнь строить будем.　

— Это хорошо, — заулыбался Серпинский. — На нас можете тоже рассчитывать.　

Беседа затянулась до позднего вечера. Расспросам, казалось, не будет конца. И мы бы, верно, проговорили до утра, если бы директор совхоза не сказал рабочим:　

— Пора, товарищи, расходиться. Члены обкома не в первый и не в последний раз у нас. Еще поговорим. А сейчас им с дороги надо отдохнуть, перекусить.　

И он пригласил нас в столовую, а потом проводил на ночлег в сарай, наполненный душистым клеверным сеном. Я в ту ночь долго не мог уснуть, да, видно, и мои товарищи тоже не спали. Думы роились в голове. С чего начать? Как быстрее поднять народ на борьбу с врагом? Как должен строить свою работу обком партии, чтобы его влияние чувствовалось во всей области? Я припоминал все, что раньше слышал и читал о партизанах гражданской войны. Но из того, что удалось припомнить, для нас подходило очень немногое. Обстановка иная, условия не те. Ну что ж, опыт — дело наживное.