Забежав к командиру части и бросив на прощание «До скорой встречи», я сел в машину.　

— Может быть, и не доведется больше встретиться, — крикнул он вслед. — Обстановка меняется, словно в калейдоскопе…　

Командир оказался прав. Едва я приехал в Холопеничи, как поступило новое распоряжение: совещание откладывается, всем возвращаться по местам. Причина для этого была серьезная — фашисты подтянули резервы и усилили нажим на наши войска в районе Борисова.　

— Скорее! Скорее! — торопил я шофера. Мне представлялось, что сейчас, в эти минуты, под Плещеницами идет тяжелый бой. Красноармейцы, наши добровольцы, бойцы истребительного отряда, наверное, отстаивают каждый бугорок, каждый кустик. «Надо быть с ними», — сверлила мозг неотвязчивая мысль.

— Скорее! Нажимай, браток! — напоминал я водителю, хотя он без того выжимал из машины все, на что она была способна. Позади остались лес, поле, дорога нырнула в перелесок. И тут нам пришлось остановиться. Навстречу двигались подводы, на которых сидели женщины и дети. Подростки гнали коров, овец, коз. Обгоняя подводы, двигались военные машины и санитарные двуколки с ранеными бойцами.　

Пыль, шум, стоны раненых… Встречный поток с каждой минутой становился шире и гуще, он заполнил не только дорогу, но и ее обочины. Мы свернули в сторону и устроились под деревом, надеясь, что когда-нибудь движение стихнет и мы сможем добраться до Плещениц. Потянулись томительные часы. Только к полудню наша машина смогла, хотя и с большим трудом, продвигаться вперед.　

Вскоре нас остановил военный патруль.　

— Вы куда? — спросил меня лейтенант.　

— В Плещеницы.　

— Опоздали. Наши войска уже оставили поселок, и на Березине подорван мост.　

Мое сердце сжалось от жгучей боли.　

— Как же быть? — спросил я у лейтенанта.　

Он только пожал плечами.　

Я долго думал над тем, какое же принять решение. Может быть, подождать командира части и попроситься к нему? А как же обком партии? Ведь он не будет знать, где мы. И я решил поехать в обком, чтобы посоветоваться и получить указания, что делать дальше, а товарищам — работникам райкома, райисполкома, другим активистам, выехавшим из района, — предложил двигаться на восток и вступить в ряды Красной Армии.　

Но не так-то просто в этих условиях оказалось найти областной комитет партии. Одни говорили, что он в Могилеве, другие называли иные места. Наконец удалось узнать точный адрес: Горки Могилевской области. Я приехал в город. Мне показали здание, где разместился областной партийный комитет. Трудно было узнать секретарей обкома — так сильно изменились они за последние дни. Осунулись, на лицах прибавилось морщин, глаза воспалились — давали себя знать тревожные бессонные ночи.　

— Приехал посоветоваться, как быть, что делать дальше, — сказал я, здороваясь.　

— Надо быть со своим народом, — ответил В. И. Козлов. Я не понял и недоуменно взглянул на него, а он устало улыбнулся и пояснил: — Что же тут непонятного? Дело ясное. Мы — партийные работники Минской области, значит, и во время войны должны продолжать работу в этой области…　

— Но ведь она занята врагом, — сказал я, не скрывая своего удивления.　

— Ну и что же? — спокойно продолжал Василий Иванович. — Мы должны быть на Минщине. Конечно, обстановка серьезно изменилась, а работа нас ждет все та же — партийная. — Козлов с минуту-другую размышлял над чем-то, пристально глядя на меня, потом сказал: — Центральный Комитет предложил работникам обкома партии выехать в свою область. Поедешь с нами. Кстати, слушал выступление по радио товарища Сталина?　

— Нет. Я был в дороге.　

— Тогда вот возьми газету, прочитай.　

Речь И. В. Сталина произвела на меня огромное впечатление. Я понял, что нам, партийным работникам, нужно быть в самой гуще масс, поднимать их на борьбу с оккупантами. С первого дня войны я, как и каждый коммунист, каждый советский человек, старался найти для себя такое место, на котором можно было бы принести как можно больше пользы Родине, лучше всего содействовать победе над врагом. У меня была мысль, что это место в армии, на фронте. И когда я, пробираясь в Горки, видел воинские части, особенно артиллерийские, то думал об одном: вот бы и мне с ними, стрелять по врагу. Ведь незадолго до войны я прошел переподготовку в артиллерийском противотанковом подразделении, знал, как обращаться с пушкой, стрелять из нее.　

Но когда Василий Иванович предложил мне ехать во вражеский тыл и сослался при этом на директиву ЦК ВКП(б) и речь И. В. Сталина, я понял: этот трудный участок и есть мое место в общей борьбе, Правда, почти никакого понятия о том, как мы должны действовать за линией фронта, я не имел, если не считать нескольких давно прочитанных книжек о партизанах гражданской войны. Но тогда условия были мало похожи на нынешние. Козлов, угадав мои мысли, сказал:　

— Нам будет там тяжело. И не только потому, что фашисты вокруг, что опасность на каждом шагу будет подстерегать. А потому, что опыта борьбы в тылу противника у нас нет. — Василий Иванович легонько стукнул меня по плечу: — Ну и что же? Не боги горшки обжигают. Поживем — научимся…　

В. И. Козлов рассказал, что в первые военные дни, несмотря на сложность обстановки, областная парторганизация сумела многое сделать. Обком и горком партии провели по указанию ЦК КП(б)Б 22 июня собрание партийного актива города, на котором выступил первый секретарь Центрального Комитета Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко. В тот же день состоялись собрания актива почти во всех районных парторганизациях. Это сыграло большую роль в крутой перестройке всей работы партийных, советских, комсомольских и хозяйственных органов на военный лад, в мобилизации всех сил и средств на борьбу с захватчиками.　

Гитлеровцы рвались к Минску, стремились как можно скорее захватить город, откуда открывалась прямая дорога на Москву. Но продвижение вперед давалось противнику тяжело, ценой немалых потерь. Под Минском, как и под Брестом, фашисты встретили ожесточенное сопротивление наших войск. Как стало известно позже, 100-я и 64-я дивизии, оборонявшие подступы к городу, дрались геройски, не только отразили массированные танковые атаки врага, но и отбросили его назад на 10–14 километров. За три дня боев противник потерял под Минском более 300 танков, много другой техники, было уничтожено большое количество солдат и офицеров. Но силы были слишком неравными. 28 июня фашисты ворвались в разрушенный и горящий Минск.　

Центральный Комитет Компартии Белоруссии, Минский обком действовали оперативно, сумели в некоторых районах подобрать надежных людей и оставить их для подпольной работы во вражеском тылу. Кое-где районный и городской партийный актив почти целиком остался на захваченной фашистами территории. Значит, будет на кого опереться! Ну, а главное было то, что народ-то в тылу остался наш: советские крестьяне-колхозники, рабочие, интеллигенция. Следовательно, мы будем работать дома, среди своих людей. Все это вселяло уверенность в успехе. И я согласился.　

Сборы были недолги. Никаких особых приготовлений не делалось. Мы спешили: хотелось поскорее приехать на место, а там, мол, все приложится. 7 июля мы были уже в Гомеле на приеме у первого секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко. После короткой беседы выехали в Мозырь, а оттуда через несколько дней отправились дальше на запад. В первой машине находились секретарь обкома Василий Иванович Козлов, областной прокурор Алексей Георгиевич Бондарь, секретарь Слуцкого райкома партии Александра Игнатьевна Степанова и я. Вторую машину заняли секретари областного комитета партии Иосиф Александрович Бельский, Иван Денисович Варвашеня, Алексей Федорович Брагин; в третью сели секретарь обкома Павел Романович Бастуй, работник обкома партии Иван Михайлович Миронович и заместитель председателя облисполкома Свинцов.　

Решение было такое: ехать на машинах до тех пор, пока это будет возможно, а потом пробираться пешком. Наш маршрут пролегал через Калинковичи — Озаричи — Карпиловку Полесской области, а дальше — на юг Минщины, в Любанский район. Ехать было тяжело. День и ночь над дорогами стояла горькая пыль. Армия под натиском гитлеровских полчищ с боями отходила на восток. Красноармейцы — потные, усталые, запыленные — шли молча, опустив головы.