После нескольких бесед, проведенных с целью изучения деловых качеств рекомендуемого, заместитель командира соединения по разведке капитан К. И. Доморад на одной из встреч предложил ему попытаться поступить на учебу в «школу старших специалистов».
— Фашистским холуем хотите меня сделать? — с возмущением возразил связной.
Доморад рассказал все, что нам было известно о так называемой «школе старших специалистов», дал ему первое ответственное задание и, дружески хлопнув по плечу, сказал:
— Будешь работать в самом пекле. Так нужно для дела.
Работники партизанской разведки детально, до самых мельчайших подробностей, разработали план ввода связного в логово фашистской разведки. И если бы с того самого дня, когда состоялся у них разговор со связным, жители Борисова стали внимательнее наблюдать за поведением неказистого, обросшего колючей щетиной парня в рваной телогрейке, то они сразу же определили бы, что это предатель. Да и действовал этот опустившийся парень как настоящий изменник. Один раз он «обнаружил», что партизаны заминировали водосточную железобетонную трубу на автомагистрали Минск — Москва, и немедленно привел туда работников жандармерии. Гитлеровцы нашли три мины и устроили возле насыпи засаду. В ту же ночь между жандармами и партизанами произошла перестрелка. В другой раз парень «нашел» на рынке объемистую пачку советских листовок, поднял истошный крик, позвал полицейский патруль, но было уже поздно — большевистские агитаторы успели скрыться.
С каждым днем задания партизанскому подпольщику все более усложнялись. Парень стал «своим» человеком в полиции. Исключительным усердием он обратил на себя внимание и работников борисовского СД, которые также стали числить его в своем активе. Пошел второй месяц службы партизанского подпольщика в полиции. Однажды вслед за нашим связным в полутемный коридор здания полиции зашли два работника СД, одетые в тщательно отутюженные черные костюмы и белоснежные сорочки с черными бабочками, и вежливо раскланялись, как будто были знакомы с ним давно. На ломаном русском языке они предложили ему прокатиться по городу. Через 15–20 минут автомашина была уже в Печах. Вышли у здания, находившегося в трехстах метрах от немецких казарм. Один из гитлеровцев, улыбаясь, сказал:
— А теперь мы познакомим вас с очень приятным человеком. Выполняйте его советы, и вы далеко пойдете.
В сопровождении одного из гитлеровцев связной вошел в кабинет «приятного человека». В ярко освещенной комнате за письменным столом сидел блондин средних лет в штатском костюме. Это был начальник школы немецкой военной разведки «Абвер» Юнг.
— Мы ценим ваше усердие в службе великой Германии, но хотели бы знать мотивы, побуждающие вас к активной борьбе против большевиков, — с такого вопроса начал Юнг беседу со связным на чистом русском языке.
— Я политикой не занимаюсь, против большевиков не воюю и вашему фюреру не служу…
— Забавно, — улыбнулся Юнг.
— Зарабатываю на хлеб и к хлебу. В полиции мне хорошо платят — значительно больше, чем на бирже, и теперь я всегда имею марки в кармане. А остальное меня не интересует…
— А если русские большевики вам будут платить больше, чем мы? Что тогда?
Гитлеровский разведчик так и впился взглядом в связного.
— Большевики, видимо, платить мне не будут. Вы же знаете, какая у них плата для таких, как я!
Парень иронически улыбнулся. В его глазах вспыхнули искорки.
Юнг также рассмеялся — ему понравился ответ этого русского.
— Вы достойны того, чтобы в вашем кармане прибавилась не одна тысяча марок, — сказал Юнг, испытующе глядя прямо в глаза собеседнику.
— Не откажусь, — с готовностью согласился связной.
— Но мы зря деньги не платим. Их надо заработать.
— Знаю. Я подачек не жду…
— К партизанам пойдете? — спросил фашист.
Связной ждал этого вопроса и давно был подготовлен к нему, но все же вопрос Юнга прозвучал неожиданно резко и непривычно. Несмотря на огромное напряжение воли, парень вспыхнул, немного подался вперед, затем как-то сразу обмяк и трусливо съежился. Уж кому-кому, а Юнгу хорошо было известно, что трусость — неотъемлемое качество каждого предателя. Связной заметил, что произвел на гитлеровца должное впечатление, и с трудом ответил:
— Нет. Это слишком дорогие деньги. С партизанами шутки плохи…
— А вы не торопитесь с ответом. Мы умеем ценить жизнь своих друзей. — Юнг встал и этим дал понять, что беседа окончена. — Я готов принять вас в любой день.
В Борисов наш подпольщик возвратился в обществе все тех же двух работников СД.
Через неделю связной был зачислен в «школу старших специалистов», а точнее — в разведывательно-диверсионную школу «Абвера», и отныне свои сообщения в адрес партизанской разведки стал подписывать псевдонимом «Курсант».
Можно ли представить более трудное испытание для советского человека! С Родиной подпольщика связывала лишь тонюсенькая ниточка. О его опасной, рискованной работе в стане военно-фашистской разведки знали лишь двое — Доморад и Алай. Случись что с ними, и связному придется туго; даже родная мать отвернется от него. Но партизанский разведчик не думал об этом и начал прилежно учиться, учиться… на шпиона-диверсанта.
На «Курсанта» завели личное дело. В коричневой папке хранились, написанные собственноручно, заявление о приеме в школу, обязательство верно служить гитлеровской Германии, автобиография, подписка о сохранении тайны пребывания в школе, фотоснимки в анфас, профиль, в полный рост, в кругу немецких офицеров. Эти документы, как казалось руководителям школы, связывали «слушателей» с фашистами по рукам и ногам, отрезали им все пути к честной жизни.
В школе читался прежде всего политический цикл «Новая Европа и Россия». Основное время тратилось на изучение форм и методов разведывательно-диверсионной работы в тылу Красной Армии, партизанских отрядах, бригадах и их штабах.
Выпускникам, предназначавшимся для заброски в партизанскую зону, руководством разведывательной диверсионной школы ставилась задача проникнуть в тот или иной отряд и любой ценой войти в доверие к партизанам и их командованию. От лазутчиков требовалось строжайше соблюдать партизанскую дисциплину, активно вести себя в боях с гитлеровцами, спасать раненых и т. д. — словом, делать все, чтобы авторитет в отряде был непререкаем. Давалось и такое наставление: «Если в бою случайно убьешь немца, то и это окупится твоей последующей работой».
Соблюдая величайшую осторожность, наш «Курсант» узнал фамилии «выпускников» и «слушателей» школы, их клички. Он сосредоточил также свое внимание на изучении внешнего портрета своих новых «друзей»: их примет, привычек, манер, наклонностей и т. д. Вскоре от «Курсанта» стали поступать ценные сообщения.
Одновременно в логове фашистских карательно-разведывательных органов Борисова работал еще один партизанский подпольщик — «Сокол».
Жители Борисова не раз встречали на улице и провожали презрительными взглядами опрятно одетого плотного усатого мужчину лет пятидесяти, который ежедневно утром в положенные часы с портфелем под мышкой аккуратно являлся на работу в здание городского управления полиции, а вечером уходил домой, подобострастно кланяясь всем попадавшимся навстречу чинам полиции. Это был следователь городского управления полиции, а после ее реорганизации в СД — следователь 2-го отдела полиции безопасности СД по политическим преступлениям борисовчанин Варфоломей Иванович Козыро.
Каким образом Козыро попал на службу в карательно-разведывательные органы противника и имели ли борисовчане основания так ненавидеть его?
Проживая с семьей в Борисове с первых дней войны, Варфоломей Иванович длительное время не мог найти себе работу и испытывал материальные затруднения. Один из его давнишних знакомых, работавший в городском управлении полиции в качестве следователя, весной 1943 года пообещал подыскать ему подходящую, хорошо оплачиваемую работу и дать о нем положительную рекомендацию. О предложении поступить работать в полицию Козыро в тот же день поставил в известность сапожника В. А. Данилова, который имел связь с партизанским отрядом имени Суворова и Борисовским подпольным райкомом КП(б)Б и еще осенью 1942 года приобщил Козыро к подпольной работе. По его заданию Варфоломей Иванович собирал через знакомых разведывательные данные о продвижении вражеских эшелонов к фронту, а также оказал содействие подпольщикам в хищении из немецкого воинского склада в урочище Ледище нескольких винтовок для партизан.
