Клодия спасла положение:

– Анита, он, конечно, дурак, но кое-кого из наших людей мы можем вывести. Я хочу предположить, – она суровым взглядом обвела белые халаты, – что кое-кто из этих людей пришел помочь доктору на случай затруднений. Мы, что бы ни показал ультразвук, не обладаем достаточными медицинскими знаниями, чтобы вносить предложения. – Жестом предложив своим людям выйти, она добавила: – Если будем нужны, то мы прямо за дверью.

Потом она обратилась к Тревису и Ноэлю:

– Вы двое, давайте с нами.

– Мы не охранники, – возразил Тревис. – Джозеф нас послал подчиняться Аните, а не тебе.

– Нашел время цепляться к мелочам, Тревис! – ответила я, и спокойствие в моем голосе уже начало давать трещину.

После этого он перестал спорить и вышел. Следом за ним вышел Ноэль, зажимая под мышкой учебник и рюкзак. Клодия, выходя, на меня оглянулась. Я чуть не позвала ее обратно, но сдержалась. Близкими подругами мы не были, но я ей доверяла. Я доверяла Мике и – в определенной степени – Ричарду. Но они не были нейтральной стороной, а нам могло понадобиться беспристрастное мнение кого-нибудь, не столь заинтересованного лично. Дверь за Клодией закрылась раньше, чем я успела ее попросить остаться. Решение принялось само собой.

Доктор Норт отправил за дверь всех интернов, кроме трех. Таким образом, у Мики и Ричарда оказалось достаточно места, чтобы стать в головах кровати с противоположной стороны от ультразвукового аппарата. Я могла протянуть им только одну руку, и ее взял Мика. Ричард удовлетворился тем, что взял меня за плечо, но – благослови его Господь – не стал по этому поводу спорить. Может быть, реалии взрослой жизни наконец-то до него дошли, и капризы прекратятся. Можно на это надеяться.

Мне пришлось снять жакет, отчего на свет Божий явился пистолет в наплечной кобуре. Я закрепила ее запасным ремнем, который хранила у Жан-Клода, но уже на два ремня стало меньше, так что скоро придется посылать Натэниела их закупать. Единственная женщина-интерн все поглядывала на пистолет, косилась то и дело, будто никогда не видела.

Ремень пришлось сдвинуть, нижнюю часть ремней расстегнуть, чтобы доктор мог спустить мне джинсы на бедра. Пистолет не остался на месте, когда я снова легла на кровать, и пришлось сдвигать его двумя руками. Наверное, можно было бы и одной, не отбирая руку у Мики, но мне хотелось ощущать прикосновение пистолета. Единственная это у меня на тот момент была замена любимого одеяла или мягкой игрушки – если не считать Мики и Ричарда. А поскольку оба они слегка были виноваты в том, что я во все это влипла, у меня смешанные были чувства насчет цепляться за кого-нибудь, кто хоть отдаленный шанс имел оказаться причастным к моей беременности. Впервые я задумалась, действительно ли вазэктомия у ликантропа стопроцентно надежна.

– Будет немножко холодно, – предупредил доктор Норт и размазал мне по животу какой-то прозрачный гель. Холодно было, но зато можно было мысли занять чем-то другим, что я и сделала.

– Мика сделал вазэктомию три года назад. Мы его не рассматривали как потенциального отца, но он ликантроп, и…

Доктор Норт перевел взгляд на Мику:

– Вам просто прижгли концы или поставили серебряные скобки?

– И то, и другое. Я полгода назад проделал анализ, и все оказалось чисто.

– Я слыхал об использовании серебряных скобок. Вам известно, что при таких вазэктомиях было отмечено два случая отравления серебром?

Мика покачал головой:

– Нет, я не знал.

– Вам стоит сделать анализ крови на уровень серебра, просто на всякий случай. – Доктор Норт посмотрел на меня с очень добрым лицом. Вполне профессионально. Потом взял в руки толстый кусок пластика.

– Вот этим я сейчас проведу по вашему животу. Больно не будет.

Я кивнула:

– Вы уже объяснили, как это работает, док. Давайте делайте.

Он стал водить этой толстой палкой мне по коже, размазывая при этом гель. Я смотрела на экранчик вроде маленького телевизора у него за спиной. Он тоже на этот экран поглядывал. Экран был серый, белый и черный, и размытый. Если бы это был мой домашний телевизор, я бы позвонила в кабельную компанию и устроила им веселую жизнь. Доктору, очевидно, изображения на экране говорили больше, чем мне, потому что он поглядывал на экран и передвигал свой жезл. Потом он просто стал двигать жезл, не отрывая взгляд от экрана.

– Вот черт! – сказал самый высокий интерн жуть до чего разочарованным голосом.

Норт даже не глянул на него, просто сказал:

– Вон отсюда.

– Но…

– Вон, я сказал.

Мой добрый доктор вдруг стал таким серьезным и зловещим, каким я не видела. У него была идеальная доброжелательная манера обращения с пациентами, но сейчас до меня дошло, что пациентами она и ограничивается. Меня это устраивало.

– А что случилось? – поинтересовался Ричард. Он перегнулся через меня, пытаясь расшифровать картинки.

– Что вы там видите, чего не вижу я? – спросила я.

– Ничего не случилось, мистер Зееман, – ответил доктор Норт, не оборачиваясь. – А что я вижу? Ничего.

– Что значит – ничего? – спросил Мика, и впервые я уловила в его голосе нить напряжения. Железное самообладание дало едва заметную трещинку.

Норт повернулся ко мне, улыбаясь:

– Вы не беременны.

Я захлопала глазами:

– Но тест…

Он пожал плечами:

– Редкий, очень редкий ложноположительный результат. Анита, у вас ни один проведенный нами анализ не дал результатов в пределах нормы, отчего же нам удивляться, что домашний тест на беременность тоже запутался в вашей биохимии?

Я уставилась на него, еще не желая верить.

– Так это точно? Я не беременна?

Он покачал головой, приставил этот пластиковый наконечник мне к животу и очертил на удивление маленький кружок.

– Вот здесь было бы видно. Крошечный был бы комочек, но был бы виден, если бы существовал. Но его нет.

– Так откуда же положительный результат на синдромы Влада и Маугли?

– Точно не знаю, но готов предположить, что те же энзимы, которые ищет тест, присутствуют и дают положительный результат, если вы сами – ликантроп. Тест рассчитан на людей, а не на матерей, которые сами тоже ликантропы.

– А откуда синдром Влада?

Это спросила женщина-интерн.

Он посмотрел на нее недовольно:

– Мы обсудим случай, когда ответим на вопросы пациентки, доктор Николс.

Она должным образом смутилась:

– Прошу прощения, сэр.

– Нет-нет, она права, – вмешалась я. – Как там насчет синдрома Влада?

Он тронул меня за подбородок, повернул голову так, чтобы видны были метки Реквиема.

– Вы регулярно даете кровь?

– Да.

– На этой стадии мы проверяем кровь на энзимы, Анита. Мне не приходилось читать работ на тему о том, как влияет регулярная отдача крови вампирам на результаты теста. Мы знаем, что она может вызвать анемию, но другие последствия, кажется, никто реально не исследовал.

– Простите, можно мне задать вопрос? – спросила Николс.

Норт посмотрел на нее довольно холодно:

– Зависит от того, какой вопрос, доктор.

Слово «доктор» он произнес так, что оно прозвучало оскорблением. Доктор Норт открывался мне с совершенно новой стороны.

– Это не о беременности, а об укусе.

– Можете спрашивать.

Прозвучал это так, будто он бы на ее месте не стал бы, но доктор Николс оказалась не робкого десятка и не отступила, хотя нервничала на грани испуга.

– Вокруг укуса большие кровоподтеки, а я думала, это должны быть два аккуратных прокола.

Я посмотрела на нее:

– Вы ведь следы укусов только в морге видели? – спросила я.

Она кивнула:

– В курсе противоестественной судебной медицины.

– А что вы делаете в родовспоможении?

– Николс будет одной из первых врачей, которых мы готовим по специальности противоестественного родовспоможения.

Я наморщила брови:

– Очень ведь ограниченная специализация.

– Число пациенток с каждым годом растет, – ответил Норт.