– Не знаю, – сказала Элинор, оглядела комнату и обратилась в сторону дальней стены: – Истина, Нечестивец, вы всю эту дискуссию промолчали. Есть у вас предложения?

Два брата вышли к кровати, на свет. С первого взгляда они не были настолько уж похожи. Оба высокие, широкоплечие, но в остальном – противоположные. Волосы у Нечестивца тонкие и очень светлые, длинные, обрамляют лицо – сплошь лепные скулы, ямочка на подбородке таких размеров, что никак я не могла решить, восхитительна она или раздражает. Глаза – чистого и ровного голубого цвета, и не будь у меня для сравнения глаз Жан-Клода и Реквиема, я бы назвала их потрясающими. Одет в современный сшитый на заказ костюм коричневых и кремовых тонов, и выглядит чем-то средним между преподавателем колледжа из снов юной студентки и жиголо на ответственном посту в крупной компании. Таков Нечестивец.

Истина явно в своей одежде спал. Сляпана она была из кусков кожи, но не как модная клубная одежда, а скорее как вываренная шкура, заношенная до мягкости и гладкости. Штаны заткнуты в сапоги такие ободранные, что Жан-Клод предложил Истине их заменить, но тот отказался выбрасывать старые. Одежда годилась бы для любого века с тринадцатый по пятнадцатый. Прямые каштановые волосы доходили до плеч, но висели прядями, будто давно тосковали по расческе. Бороды как таковой на нем не было, скорее щетина, будто он давно забывал побриться. Но под этим безобразием костная структура была та же самая, тот же подбородок с ямочкой и те же голубые глаза. Глаза у Нечестивца всегда светились слегка циничным весельем, а у Истины выглядели усталыми и настороженными, будто он каждую секунду ожидал от нас разочарования.

– Чего вы от нас хотите? – спросил Истина так, будто сразу был готов спорить.

Элинор развернулась, встала с кресла и подошла к Жан-Клоду с другой стороны – не совсем туда, где стоял Лондон, но так, чтобы видеть братьев яснее.

– Вы были лишены мастера дольше любого другого мастера вампиров. Наверняка за все эти столетия какой-нибудь сильный мастер пытался подчинить себе великих воинов Истину и Нечестивца. Когда-нибудь бывали вы зачарованы, как сейчас Реквием?

Нечестивец рассмеялся:

– Элинор, не нужно лести, мы поможем, если это в наших силах. Пусть только Анита нам скажет по-простому, чего от нас хочет.

Он обратил ко мне смеющиеся глаза, и мрачные глаза Истины обратились следом за взглядом брата.

Я встретила их взгляды. Нечестивец смотрел так, будто все это – отличная шутка; как поняла я наконец, это была его версия непроницаемого лица. Истина выглядел спокойнее, лицо его было еще неподвижнее, но он уже был готов во мне разочароваться. То, что я не оправдываю его ожиданий, читалось на лице ясно.

– Вам нужен приказ Жан-Клода? – спросила Элинор.

Истина покачал головой. Нечестивец сказал:

– Нет.

– Нет, – сказал Жан-Клод.

– Нет, – повторил Нечестивец и позволил себе едва заметную довольную ухмылку.

– Кто ваш мастер? – спросила Элинор.

– Они, – ответил Истина, показывая сразу на меня и на Жан-Клода.

– Так почему же вас не устраивает приказ Жан-Клода? – спросила она.

– Не он зачаровал Реквиема, это она, – пояснил Истина.

– Вы не согласны с Лондоном, что в ее крови течет ardeur Жан-Клода?

Они оба покачали головой, и это движение было так синхронно, что видно стало, насколько они почти идентичны.

За обоих ответил Нечестивец:

– Воля Аниты и ее намерение – вот что нам нужно. – Он посмотрел прямо на меня. – Какова твоя воля, Анита?

– Освободить его от меня.

– Ты хочешь отменить клятву на крови и прогнать его обратно к Белль Морт? – спросил Нечестивец.

Реквием вцепился в мою руку:

– Пожалуйста, госпожа, только не это!

Я потрепала его по плечу:

– Нет, Реквием, ты не вернешься к Белль. Мы такого никогда не допустим.

Он почти сразу же успокоился, а ведь не должен был. Такой сильный панический страх не мог исчезнуть так быстро. Еще один признак, насколько глубоко он околдован.

– Осторожнее со словами, – предупредил Истина, – потому что они опасны.

Перед тем, как заговорить снова, я сначала подумала.

– Я хочу, чтобы у него был выбор. Не хочу, чтобы он настолько был лишен свободной воли.

– Почему? – удивился Нечестивец. – Почему для тебя так страшно, что ты его зачаровала?

Я посмотрела в лицо сидящего рядом Реквиема – он смотрел на меня с абсолютным обожанием. У меня в животе собрался ком. Сама мысль, что кто-то может быть так на кого-то завязан, была невыносима, а от того, что я случайно сделала такое с ним, меня начинало подташнивать.

– Я люблю Реквиема. Он отличный парень, тем более для вампира. И не хочу, чтобы он был вот такой – как раб какой-нибудь. На это просто смотреть жутко.

– Лучше бы он был мертв? – спросил Нечестивец.

– Нет, – быстро ответила я. – Нет.

– Тогда что ты хочешь от нас? – спросил Истина.

– Я вызвал твое неудовольствие? – спросил у меня Реквием.

Я схватила его за здоровое плечо:

– Я знаю, что ты где-то здесь, Реквием. Возвращайся к нам. Услышь меня, Реквием, слушай мой голос, и вырвись на свободу.

– Я не хочу на свободу, – ответил он просто.

Я отодвинулась, он попытался меня удержать. Так что пришлось буквально отбросить его руку шлепком. И вид у него был очень… обиженный.

– Анита, прошу тебя, чем я тебе не угодил? Я сделаю все. Что угодно, что ты попросишь, если только будешь питать от меня ardeur.

– Что угодно, – повторила я.

– Что угодно. Ты только скажи, и я сделаю.

– Освободись.

– Не понимаю, – сказал он голосом таким же озадаченным, как его лицо.

– Именно этого я и хочу, Реквием. Чтобы ты освободился от того, что я с тобой сделала. – И в тот же момент я поняла, что говорю правду – именно этого я и хочу. – Ты – мастер вампиров. Мог бы быть мастером города, будь у тебя чуть больше честолюбия. Ты можешь с этим справиться. – Я смотрела ему в лицо, пытаясь увидеть, понимает ли он мои слова. – Вернись к себе, или я не буду питать на тебе ardeur.

– Анита, я… я не…

– Ты сказал, что сделаешь что угодно, что я просила. Вот это и есть «что угодно», и это то, чего я прошу.

– Быть может, ты просишь то, что не в его силах, – сказал Нечестивец.

– Я ощутила его собственную версию ardeur'а – или какого-то дара от Белль, который не называется ardeur. Реквием силен. – Я глядела в его лицо и пыталась показать ему свою уверенность, полную уверенность, что он это может. – Я хочу, чтобы из этих глаз на меня смотрел Реквием, а не какой-то околдованный идиот. Будь сильным мужчиной, которым ты можешь быть. Вырвись из-под чар настолько, чтобы говорить со мной. Я никогда к тебе не притронусь, никогда больше, если ты не дашь согласия. – Он глядел так потрясенно, так загнанно, что я опустилась на колени и взяла в ладони его лицо. – Ты когда-то сказал, что свой талант считаешь способностью к изнасилованию, потому что он действует на тело, не трогая разума. Ты помнишь свои слова, Реквием?

Он нахмурился, но прошептал в конце концов:

– Да.

– Если я возьму тебя вот так, это тоже будет изнасилование, а я такого не делаю.

Я смотрела на борьбу чувств у него на лице.

– Анита… я не знаю, как разорвать эти мягкие цепи. Когда-то на это хватило силы у любви, но без нее – пусть я буду в твоих шелковых оковах. Свяжи меня, и пусть притянет меня к сладости твоего тела.

С этими словами он потянулся меня поцеловать, и мне пришлось отодвинуться. Я слезла с кровати, от него. Хотелось удрать, вопя от досады, блин.

– Если бы Реквиема зачаровал другой мастер, что бы ты сделала, ma petite?

Я подумала, морща брови.

– Попыталась бы разбить чары. Вызвала бы некромантию и попыталась бы их разбить.

– Exactement.

– Но ведь это сделала я. Свои-то чары разве я смогу разбить?

– А почему нет?

Я снова задумалась.

– Ну, потому что… ну…

– Не твоя некромантия зачаровала его, ma petite, а твоя сила, полученная через вампирские метки, через меня. Воспользуйся некромантией, чтобы освободить его, как использовала свою связь с волком, чтобы освободиться от Марми Нуар.