– Милости просим, Сэмюэл, мастер города Кейп-Кода. Я, слуга-человек Жан-Клода, приветствую тебя и твоих спутников в городе Сент-Луисе.
Он встал, хотя ему это не надо было – он мог заставить меня подойти. Волосы у него были темно-темно каштановые, почти черные, но я слишком много лет смотрю на свои собственные волосы, чтобы не заметить разницы. Небрежная путаница коротких локонов напомнила мне волосы Клея. Отлично подстрижены, но с ними не возятся. Вампир был выше Натэниела, но не намного, максимум – пять футов семь дюймов. Выглядел он аккуратно и подтянуто, хорошо сложен, но не особо мускулист, в простом черном костюме, под которым виднелась симпатичная зеленая футболка. Если бы его одевал Жан-Клод, она была бы шелковой и прилегала теснее. Футболка, как и костюм, на что-то намекала, но скрывала больше, чем показывала. Воротник ее украшала тонкая золотая цепочка, на ее конце висела очень старая монета, тоже золотая – из тех древних, что находят иногда на затонувших кораблях. А может быть, насчет затонувшего корабля – это мое воображение, потому что я знала, какой зверь откликается на его зов: русалки, морские девы. Нет, правда русалки. Среди живущих ныне вампиров Сэмюэл был в этом смысле уникален.
Его жена как раз и была русалкой. Мужчина и женщина, стоящие за их креслом, тоже были из морского народа. Я впервые видела его представителей.
Пришлось подавить желание отвести глаза от стоящего передо мной вампира, – понимаете, вампиров я видала, а вот русалок – это было для меня ново.
Я протянула Сэмюэлу руку, он взял ее уверенней, чем Огюстин – будто умел пожимать руки. Потом он поднес ее запястьем ко рту, как и Огги, закатил глаза, глядя на меня. Обыкновенные карие глаза, светло-карие, с оттенком серовато-зеленого возле зрачков. Зеленая футболка подчеркивала эту зелень, и глаза казались почти оливковыми, но на самом деле были карими, а не по-настоящему зелеными… впрочем, у меня слишком высокие требования насчет истинно зеленых глаз.
А у Сэмюэла глаза были просто глаза, и когда он целомудренно поцеловал мне запястье, это был просто поцелуй, без дополнительных штучек. На его сдержанность я ответила признательной улыбкой.
– Ах, Сэмюэл! Всегда джентльмен, – сказал Огги.
– Чему тебе не грех бы научиться, – сказала женщина в белом, которая, очевидно, была женой Сэмюэла, Теа.
– Теа! – произнес Сэмюэл с едва заметной интонацией предупреждения.
Жан-Клод предупреждал нас, что единственная слабость Сэмюэла – это его жена. Она почти во всем поступала по-своему, так что, если вести дела с мастером Кейп-Кода, нужно было договариваться с обоими.
– Нет-нет, она права, – сказал Огги, – ты всегда был джентльменом больше, чем я.
– Возможно, – ответил Сэмюэл, – но такие вещи не обязательно говорить вслух.
Намек на жар слышался в его голосе, первые нотки пробуждающейся злости.
Теа поклонилась изящным телом, на несколько дюймов выше, чем у ее супруга, – поклонилась, пряча лицо. Спорить могу – потому что на лице не выражалось в достаточной степени сожаление. Платье у нее было что-то среднее между кремовым и белым, очень шло к ее коже и волосам – вся она была белизна, сливки, жемчуг. С первого взгляда можно было решить, что она альбиноска, но тут она подняла глаза на нас обоих. Черные глаза, такие черные, что зрачки терялись в радужках. Ресницы – как золоченые, брови золотисто-белые.
Она выпрямилась, оправила длинное платье, и мускулы играли на тонких руках. Необычная у нее была цветовая гамма, но в пределах человеческой нормы. Светлые блондинистые волосы спадали до талии. Единственным на ней украшением был серебряный венец с тремя жемчужинами – самая большая в середине, две поменьше по обе стороны от нее, окруженные крошечными бриллиантами, в которых мигал и переливался свет, когда она поворачивала голову. На гладкой и бледной шее, лишенной украшений, не видны были никакие жаберные щели. Жан-Клод мне говорил, что при желании девы моря – его выражение – умеют выглядеть совсем как люди.
– Позвольте мне представить мою жену, Левкотеа. Теа!
Он взял ее за руку и опустил в низком реверансе.
А мне что, отвечать реверансом? Или велеть ей подняться? Что делать-то? Что там такое устроила эта Менг Дье, что Жан-Клод так долго разбирается? Ох, какой же у меня на нее зуб будет!
Не зная, что еще сделать, я протянула ей руку. Она приняла ее, подняв ко мне слегка удивленное лицо. Пальцы у нее оказались прохладные.
– Ты мне помогаешь встать как королева, сжалившаяся над простолюдинкой, или же ты признаешь, что я выше тебя?
Я помогла ей подняться, хотя двигалась она как танцовщица, и помощь ей не нужна была. Отпустив ее руку, я сказала, что думала – так со мной обычно бывает, когда я не знаю, что говорить.
– Ну, если честно, я не знаю, кто из нас тут выше по рангу. Будь здесь Жан-Клод, ты могла бы предложить ему, но вместо него я, и – не хочу никого оскорбить, – но просто не знаю, кто здесь кого выше.
Бледная Теа была удивлена, но Сэмюэл выглядел довольным.
Огги рассмеялся – коротко, очень по-человечески, и я не могла к нему не обернуться.
– Жан-Клод говорил, что ты – глоток свежего воздуха, но к такому ветру честности мы, боюсь, не готовы.
– А мне нравится, – возразил Сэмюэл.
– Только потому, что ты в качестве обманщика безнадежен, – ответил Огги.
Сэмюэл посмотрел на него в упор:
– Никто из нас, поднявшихся до мастера города, без обмана обойтись не может, старый друг.
Веселья на лице Огги убавилось, потом оно исчезло. Я поняла, что ни у кого из мастеров вампиров, которых я видела, такого подвижного лица не было, такого выразительного, – поняла, когда оно стало совершенно пустым, как бывает только у очень старых вампиров.
– Верно, старый друг, но ты предпочитаешь честность.
– Это да, – кивнул Сэмюэл.
– Тебе нравится честность? – спросила я. – Тогда меня ты просто полюбишь.
Короткий взрыв смеха донесся из двух – как минимум – разных углов комнаты. В одном, живописно расслабившись, стоял Фредо, и черная футболка на нем чуть оттопыривалась там, где он прятал ножи. Другие ножи были на виду – два больших на каждом бедре, как у бандита давних времен. Смуглое лицо сморщилось от смеха, черные глаза сверкали из-под завесы темных волос.
А еще смех прозвучал почти из противоположного угла. Клодия – почти шесть футов шесть дюймов, самая высокая женщина на моей памяти и серьезно занимается штангой. Рядом с ней тощий Фредо кажется тростинкой. Черные волосы она завязала в свой обычный хвост. Косметики на ней никакой не было, и все же лицо поражало своей красотой. Клодия еще меньше заботилась о женственном виде, чем я, но даже при всех занятиях штангой тело ее было полностью женским. Если бы не рост и не мышцы, она была бы из тех женщин, которым на улицу не выйти, чтобы к ним тут же не пристали или хотя бы не пялились на них. Пялиться-то все же на нее пялились, но в основном мужчины ее боялись, и не зря. Наверное, она здесь единственная кроме меня женщина с пистолетом. Сейчас ее лицо поплыло от смеха, все еще булькающего в горле. Смех у нее приятный – горловой и глубокий. Не знаю даже, слыхала ли я его до этой минуты.
– Что смешного? – спросила я у обоих.
– Извини, Анита, – ответила она все еще булькающим голосом.
– Ага, извини, – кивнул Фредо, – но ты – «честная»? Бог ты мой, «честная» – очень-очень слабое слово.
Мике тоже пришлось прокашляться, и даже у Натэниела лицо будто горело усилием не улыбнуться.
Я постаралась подавить в себе злость – и подавила. Очко в мою пользу.
– Я умею лгать, если надо.
И сама услышала, каким обиженным голосом это было сказано.
– Но это не в твоей натуре, – заметил Фредо. Слишком восприимчив для простого солдата.
– Он прав, – сказала Клодия, подавившая, наконец, приступы смеха. – Но я прошу прощения за эту выходку.
– Она вроде тебя, Сэмюэл, – сказала Теа. – Честное сердце.
– Это было бы хорошо, – сказал он.
И его интонация заставила меня обратить внимание на еще некоторых участников этой вечеринки. Мои мысли насчет предполагаемого свойства оказались чуть слишком точными насчет Сэмюэла и Теа: они в качестве pomme de sang предлагали мне на выбор трех своих сыновей. Мне это показалось жутковатым, но все вампиры мне объяснили дружно, что вампы по-настоящему старые – родом из тех времен, когда брак по сговору между власть имущими был нормой, а не исключением.
