Он отнес заколку ювелиру и тот подтвердил, что это драгоценный камень, причем, не аквамарин, а редкий голубой бриллиант, только не ограненный. Острие заколки оказалось выполненным из сплава золота и еще какого-то металла, который ювелир определить не смог. Он предложил за вещицу хорошие деньги, но Саша не продал бы ни за какие. Получалось, что девушка украшала прическу голубыми бриллиантами. Она из обеспеченной семьи. Почему ее никто не ищет?

По вечерам Саша садился за руль и колесил по городу в надежде встретить беглянку. Однажды перед ним произошла авария. Столкнулись два такси. Из одного выскочил пассажир с сумкой и бросился к Сашиной машине.

— Умоляю. Опаздываю на поезд, — закричал он.

Саша подвез и получил щедрую оплату. После этого решил заняться извозом. Деньги были нужны. Зарплаты в больнице на жизнь не хватало. Он постоянно подрабатывал. На первых курсах ночным санитаром в морге, тогда хотел стать патологоанатомом, да и место было зачетное, можно было привести девчонок и попугать. С четвертого курса устроился медбратом в ортопедическое отделение, в то время уже хотел стать хирургом. Теперь по выходным брал дежурства на скорой. Потихоньку обрастал и частной практикой — снимал запои у обеспеченных клиентов, не желающих светиться у нарколога. Так поступали многие врачи. Не жизнь, а сплошная работа.

Саша зарегистрировался на популярном сайте, заключил договор и стал таксистом. Дело оказалось более прибыльным, чем работа в больнице. Обычно он колесил по городу с восьми вечера до часу ночи. Ему, как и отцу, хватало нескольких часов сна, чтобы сохранять работоспособность, но по субботам он отсыпался до обеда. По воскресеньям продолжал дежурить на скорой. Уйти не позволяла совесть, там и так не хватало врачей.

Первое время, крутя баранку, думал о несправедливости жизни. Он учился в университете шесть лет, затем два года в ординатуре, после этого год отработал в дневном стационаре психдиспансера, где был ад — прием по шестьдесят человек в день. Теперь имелась работа поспокойней, но тоже не сахар. А таксист, без образования и колоссальной ответственности, которую испытывает врач, получал в три раза больше. Насмешка над профессией!

Но Саша не мог представить, чтобы в его жизни не было университета, одногруппников, преподавателей, профессоров, историй болезни, размышлений, сомнений, поиска, научных статей, конференций, правильных диагнозов, трудных решений, спасенных пациентов. Он выбрал путь своей жизни. Денежные издержки вторичны, их нужно воспринимать философски и деловито с ними бороться. Например, крутя баранку в свободное от работы время.

Когда он отыщет девушку, можно заняться чем-то другим. В том, что они столкнутся, у него не было сомнений. Он уже подвозил школьного друга, подругу бабушки и одного своего больного. А однажды повстречал Якова Срулевича. Тот долго прощался с каким-то бородатым мужчиной, а когда сел в машину, воскликнул:

— Ба! Да вы, батенька, бомбилой заделались.

— Вы что так поздно? — перевел разговор Саша.

— Провожал друга. Мой ученик, доктор наук. Едет в горячую точку. Психиатры там нужны. Такой талант… Ужас.

Яков Срулевич задумался, а потом вдруг сердито выдал:

— Неужели вы столько лет учились, чтобы крутить баранку? Неужели нет другого способа подработать? Так безалаберно относиться к своему уму и способностям! И где статья, которую вы обещали дописать?

— Что-то сейчас не получается.

— Вы меня очень беспокоите в последнее время. Что происходит?

— Ничего. Мне нравится ездить по ночному городу. Дома одиноко после смерти бабушки.

— Да… Бабушка у вас была замечательная. Мне очень жаль. Меня тоже никто не ждет. Но я нахожу себе занятия. Сейчас пишу монографию о нарушениях когнитивных функций в пожилом возрасте.

— Будет интересно почитать.

— Саша, что с вами? Что вас тревожит? Я ведь чувствую. Все началось после побега той девушки, в рыбьем костюме.

— Почему в рыбьем?

— Он состоял из чешуек, как у русалок.

— Она не русалка.

— Она сумасшедшая, причем, опасная.

Машина притормозила у светофора. Загорелся красный свет. На пешеходный переход вывалилась компания молодых парней и девушек. Они толкались, смеялись. Саша повернул голову, провожая их взглядом.

— Зеленый, — подсказал Яков Срулевич. — Вы ищете ее! — догадался он.

— Вовсе нет.

— Не врите. Я ведь хорошо разбираюсь в поведении и эмоциях человека.

— Сейчас вы ошибаетесь.

— Не думаю. Сколько прошло после побега? Месяц?

— Полтора.

— Она приметная особа. Находилась на пике обострения. Ей не удалось бы выбраться из болезни без чей-то помощи. Так что либо ее скрывают, либо она погибла.

— Погибла?

— В таком состоянии она могла броситься с моста, а железный костюм помог бы ей утонуть.

— Я не верю в это. И еще не верю, что она больна. У нее были глаза здорового человека.

— Эх, батенька… Как вас… Скажите, голубчик, вам что-нибудь известно о моей семье?

— Вы мне никогда не рассказывали.

— Сплетни не доходили?

— Нет.

— Что ж, вам стоит об этом услышать… Вы дороги мне… Вы не против, если я немного поболтаю?

— Конечно, нет.

— Тогда я был постарше вас, но тоже очень молод. Закончил аспирантуру, защитил кандидатскую. Меня взяли на кафедру ассистентом. Клиническая база была, как и теперь, в нашей больнице. Там вел группы студентов. Кстати, в то время за врачебную работу кафедральным вообще ничего не платили. К нам попала молодая пациентка с шизофренией. Она испытывала, знаете ли, очень красочные галлюцинации. Ее душили лианы, которые превращались в разноцветных змей, в уши заползали фантастической окраски и формы жуки. Она слышала рев приближающихся хищников и спасалась от них. Все это ей доставляло страшные мучения, поэтому она соглашалась на любое лечение. У нее было несколько обострений, прежде чем мы подобрали эффективную терапию. После этого вроде все стихло. Я встретил ее случайно. Шел домой через Марсово поле и увидел. Она сидела на лавочке и читала книгу. Представляете, «Игру в классики» Кортасара. Она как раз оторвалась от чтения и увидела меня. Приветливо помахала рукой. Я подошел, поздоровался, узнал о ее самочувствии, и мы разговорились, а потом вместе пошли в Летний сад. У нее, знаете ли, была чудесная кожа. Бледная, нежная, такая, когда тоненькие жилочки просвечивают. Она прелестно краснела, превращалась в наливное яблочко. Еще руки… Изумительной красоты. Узкие ладони, длинные пальцы и овальные розовые ноготки. Это сейчас приклеивают любой формы когти, а тогда редко встречались женщины с такими ногтями… Так, что-то я не в ту степь… В общем, мы стали встречаться. Я бы сказал, дружить, общаться. Никаких особых знаков я не давал. Она жила с родителями на Мойке в огромной квартире с пятиметровыми потолками. Я с мамой жил рядом, но в коммуналке, с ужасными соседями. Правда, потолки у нас тоже были пятиметровыми и мои кровать со столом стояли на пристроенном втором этаже. Однажды я зашел к девушке домой. Да, я не сказал, ее звали Софьей. У нее была внешне порядочная и очень обеспеченная семья. Но они не любили Соню и страшились ее. Для них это был некий позор, дурная кровь. Когда я все это почувствовал, мне стало ее ужасно жаль. Потом я не раз видел похожее отношение родственников к больным. Но Соня для меня стала чем-то особенным. Это был первый контакт с позиции не как врач-пациент, а как человек-человек. В общем-то и последний. Мы поженились. Ее семья была счастлива сбагрить ущербную дочь, да еще еврею, да еще и психиатру. О таком зяте они могли лишь мечтать. С радости они купили и обустроили нам квартиру на Староневском. Там, где я сейчас живу. Рядом с психушкой, — Яков Срулевич хмыкнул. — Все рядом, удобно и для меня, и, если что, для Сони. Надо сказать, что мы прожили пять хороших лет. Ездили вместе отдыхать. Побывали в Италии, Португалии, Франции. Соне нравилось бродить по городам и ходить в музеи. Она не любила купаться. Боялась воды. Даже по берегу не гуляла. Я был против детей. Мы предохранялись. Но ей как-то удалось забеременеть. Я испугался, но избавиться от собственного ребенка… Не стал настаивать. Она была счастлива будущим материнством. Родилась чудесная девочка. Я взял отпуск и все время был с ними. Вы знаете, это опасное время, часто после родов происходит обострение. Соня прекрасно справлялась, быстро научилась ухаживать за ребенком. Вроде нечему было тревожиться. Отпуск кончился, и я вышел на работу. Через неделю нашел ее в ванне. Она утопила дочь, вскрыла себе вены и сама утонула.