— Им тоже нравится тебя целовать.

Она улыбается, радуясь, что мы на одной волне.

Дарси засовывает мне в рот два обезболивающих и не убирает свой пальчик. Вместе этого она проводит им по моему языку. Я тут же реагирую, обводя языком ее палец.

Она хнычет.

— Неудивительно, что ты можешь трахнуть все, что движется.

— Вряд ли, — отвечаю я, проглотив обезболивающие, когда она убирает палец.

— Так значит ты не трахаешь каждую женщину, которую обворовываешь? Это не та причина, по которой ты можешь их обокрасть? Они желают трахнуть тебя и смотрят сквозь пальцы на причины, по которым ты присовываешь в них член, тогда как можешь поиметь кого захочешь.

Вскоре она поджимает губы, сожалея, что слишком пооткровенничала.

Я провожу пальцем по ее нижней губе.

— Ты такая душка.

Она закатывает глаза и промывает мои раны, как может. Честно говоря, мне пора в больницу. Но нам нельзя, так что медсестра Дарси справится.

Она зачесывает назад мою длинную челку, промывая глубокую рану на лбу.

— Вот же членососы, — бормочет она себе под нос.

— Я вполне уверен, что Фосс усвоил урок.

Она замолкает, и я замечаю, что она думает о том, что натворила.

— Ты считаешь меня плохим человеком?

— Я действительно не в том положении, чтобы судить. Но нет, я не считаю тебя плохим человеком. Смелой? Немного двинутой? И невпроворот сексуальной? Тогда да, я считаю тебя именно такой.

По ее щекам разливается румянец.

— Я думаю, что ты тоже адово невпроворот сексуален, несмотря на то, что сейчас ты хреново выглядишь.

— Так романтично, — острю я, усмехаясь. — Даже при том, что мы исковеркали английский.

— Точняк, — добавляет она.

Мне нравится эта ее игривая сторона. Я наблюдал за тем, как она вытворяет жуткое, но при этом она может быть чертовски очаровательной.

Может быть, мы такие долбанутые друг с другом.

Она промывает многочисленные раны и порезы, которые у меня есть. Мы оба погружены в мысли.

— Мне нужно позвонить маме, — сообщаю я ей. Как мне кажется, делиться личным — это то, чем должен делать каждый человек. Раньше мне никогда не хотелось ни с кем делиться, но Дарси хочется рассказать все свои тайны. — Я скоммуниздил у Фосса телефон. Вот почему он вернулся.

Дарси кивает.

— Думаешь, он у…

Я качаю головой, прежде чем она успевает закончить предложение.

— Сомневаюсь. Но какое-то время он точно не сможет жевать жвачку.

Когда она промывает порезы на моей груди, ее грудь начинает чаще вздыматься и опадать. Я изо всех сил стараюсь не шевелиться, но то, как она прикасается ко мне, побуждает требовать большего.

— Что случилось с твоей мамой?

— Признаться честно, я не знаю. Но я сделаю все возможное, чтобы спасти ее.

Я тут же жалею о своих словах из-за того, что Дарси поведала мне о своих родителях. Их нельзя было спасти. По крайней мере, моя мама жива. Ну, вроде как.

— Блядь, прости, я не…

— Все в порядке, — перебивает она. — И на этот раз я серьезно. Знаю, что прозвучит омерзительно, но причинение боли тем, кто причинил ее мне, помогает мне исцелиться. Львиная доля людишек скажут, что ходить на терапию полезно, однако разговоры о чувствах не помогут.

— Если ты когда-нибудь захочешь поболтать с кем-то или что-то типа того, — небрежно говорю я, — то у меня есть уши, и знаешь ли, они с удовольствием послушают.

Я звучу как убогий простофиля.

Дарси прикусывает губу, чтобы не захихикать.

— Спасибо, но только одна мелочь поможет мне почувствовать себя получше.

Я знаю, что это, но не сейчас. Я позже скажу ей, что знаю, где будет Блейк. Сейчас же я хочу удивить ее.

— Закрой глаза.

Она вскидывает бровь, но, к счастью, в кои-то веки делает то, что ей говорят.

Оставив без внимания каждый ноющий дюйм своего тела, я, прихрамывая, иду к краю озера. Сейчас произойдет нечто поразительное. Небо озаряется тысячами огней. Зрелище необыкновенно красивое.

Осторожно сложив руки щитком, я лыблюсь и ковыляю обратно к Дарси.

Опустившись перед ней на колен, я произношу:

— Открой глаза.

Как только она открывает свои глазки, она встречается со мной взглядом, затем смотрит на мои зажатые ладони. Я открываю их, и ее реакция стоит того, чтобы чуть ли не рухнуть от боли.

— Боже мой! — кричит она, прикрывая свои губы кончиками пальцев. — Я думала, они появляются только летом!

— Не все.

Мы оба смотрим, как пойманный мной светлячок освещает пространство между нами. Он парит между нами, не спеша воссоединиться со своими многочисленными друзьями.

— Так красиво, — проговаривает Дарси, не отрывая глаз от светлячка. Она тоже видит красоту в столь простом зрелище.

Что бы мы ни натворили, что бы мы ни делали, мы всего лишь парочка отщепенцев, которые изо всех сил пытаются выжить.

Я провожу пальцем по своему плечу, и, когда луна показывается из своего укрытия, тысячи светлячков освещают ночное небо.

— Рэв! — она восторгается при увиденном, встает и бежит к краю озера, широко раскидывая руки, словно ей тоже хочется осветить темноту. Но она и не догадывается, что освещает мою тьму каждый божий день.

Наш маленький дружок улетает, понимая, что его работа закончена.

Я присоединяюсь к Дарси, встав рядом с ней, и мы молча глядим в небо, усеянное светлячками. Она протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Светлячки вскоре меркнут по сравнению с чувствами, полыхающими между нами.

Мир, как обычно, отходит на второй план, и остаемся только мы с Дарси.

— Спасибо, что привел меня сюда, — почти шепотом произносит она. — Это мое первое свидание.

— Прости, что половину свидания я кровоточил.

Она улыбается, и от этого зрелища у меня перехватывает дыхание.

— Почему они так светятся?

— Из-за химической реакции, вызванной органическим соединением — люциферином — в их брюшной полости, — отвечаю я без раздумий.

— Люциферин, — тихо повторяет она. — Звучит как-то по-дьявольски, что иронично, если учесть, что это связано с чем-то таким неповторимым.

Я не могу удержаться от сравнения этой аналогии с ней самой — Дарси вроде как дьяволица, и она самая красивая девушка в мире.

Я всегда не выносил слово «любовь». Им так легко разбрасываются, отчего оно теряет значимость. Но люциферин — это неповторимое слово. И вот в эту минуту это ощущается чем-то вроде люциферином.

Я удивляю себя этой мыслью. Я никогда не думал, что когда-либо почувствую это, но с Дарси я испытываю любовь. И это пугает меня, поскольку теперь она стала моей побочкой.

Прочистив горло, я роюсь в кармане, решив звякнуть Нонне и узнать, как дела у мамы. Я не отпускаю руку Дарси.

— Алло? — приятно слышать ее раздраженный голос.

— Как жизнь? — невозмутимо начинаю я, так как знаю, что она будет вне себя от беспокойства. — Как мама?

— Рэв! Где тебя носило?

— Извини, я влип в неприятности.

— Да, я видела по телеку, что ты натворил. И твоя мама тоже.

От ее тона у меня сводит в животе.

— Где она?

Дарси поворачивает ко мне голову, понимая, что что-то не так.

— Нонна, ответь мне. — Я не хочу показаться грубым, но ее молчание только подтверждает мои худшие опасения.

— Она видела, каких дров ты наломал, и я не знаю… она приняла слишком много таблеток.

— Ёб твою мать! Где она? — у меня нет времени на игры в угадайку.

— Она в Окленд-Вилле, Рэв. У нее был передоз.

Я не предоставляю ей ни минуты сказать что-то еще, потому что вешаю трубку, утаскивая Дарси от райского уголка.

— В чем дело? — спрашивает она, стараясь сейчас не отставать от меня. Мои ушибы атрофировались по сравнению с тем, что у меня творится на сердце. — Рэв!

Она упирается ногами в землю, заставляя меня остановиться и объясниться.

Я отпускаю ее руку и с ревом ударяю по стволу дерева.

— Сука!

— Перестань! Ты вредишь себе еще больше! — она знает, что лучше меня не трогать. — С твоей мамой все в порядке?