Можем ли мы выбрать, какую роль нам сыграть?

Я так не думаю.

Это игра в то, чья команда сильнее или сумасшедшее. Одно из этих двух.

Этим вечером я была не в той команде.

Футбол больше никогда не станет прежнем для меня. Потные здоровяки, пыхтящие и сражающиеся за очки на табло. Они стремятся к величию и заводятся от дисциплины. Они поносят друг друга на поле и в раздевалках, и это только разжигает в них стремление к победе любой ценой.

Что заставляет их срываться?

Тренер-педофил? Родители, давящие на них, чтобы они старались изо всех сил, иначе они не получат стипендию? Или они просто настоящие неандертальцы, которых вывели на поле, чтобы выпустить избыток тестостерона?

— Что ты здесь делаешь, крошка? — из ниоткуда на темной парковке с видом на футбольное поле появляется Фосс.

— Ничего. Искала кое-кого, — сухо отвечаю я.

Какая наглость, что этот мудак бросил меня на выпускном. Кто так поступает? Мужчины — свиньи. Рэв — вожак свинтусов. И вновь обманутое доверие. Вперед, я!

— Идем, выпьешь с нами, — говорит Фосс, беря меня за руку. Она потная и мозолистая от силовых тренировок и ведения мяча.

Я быстро отдергиваю руку, и его пальцы ловят мои, чтобы еще раз схватить меня.

Вижу Черпака и кого-то, как его, блин, зовут, стоящих под стойками ворот и дурачащихся. Освещенные луной, они прикалываются, нанося друг другу тренировочные удары.

Размышляю об этом, кажется, минуту, и, раз уж меня бросили, я думаю, почему бы, блин, и нет. Внутрь я возвращаться не собираюсь, чтобы бесцельно бродить вокруг чаши с пуншем, как неудачница.

Я думаю о Рэве, и, хоть мне и хочется презирать его, я действительно скучаю по нему. Я качаю головой, когда в ней крутятся одни и те же мысли.

Почему он меня бросил?

Может, он вернется, раз уж его тачка все еще здесь. Он, наверное, сейчас долбит какую-то тёлку. Чувствую, как во мне зарождается ревность. Я смотрю на парней, веселящихся на поле, и думаю: «Посмотрим тогда, как ты это заценишь, Рэв».

Я следую за Фоссом и гадаю не надрался ли он, потому что его волосы выглядят так же, как и он сам. Он тянет меня к своим друзьям, хотя вполне очевидно, что я иду следом и не нуждаюсь в поддержке. Трава мокрая, но я в ботинках. Я слегка похлопываю себя по спине за этот выбор. Я поднимаю платье одной рукой.

— Э-эээ! — здоровается Черпак, когда я подхожу к ним. Он протягивает мне бутылку с золотистой жидкостью внутри.

— Что не так? Хочешь стаканчик, принцесса? — он смеется, забавляясь. Большой тупой медведь посмеивается так, словно только что отпустил свою лучшую шутку в жизни.

Я закатываю глаза и беру бутылку.

Выпьем за то, что меня бросили.

Выпьем за моих мертвых родителей.

За тупую рожу моей тетки, глазеющей на меня, когда я сваливала, и за наказание, что я получу, когда вернусь.

За Рэва, проникнувшего мне в башку и затем бросившего меня ради какой-то тёлки на заднем сиденье ее папочкиной, бесспорно, машины.

— Давай сыграем в игру, — произносит Блейк, который, похоже, пришел в себя после ночевки в туалетных кабинках в «Плэнете». Его глаза чернильно-черные, и он похож на вампирскую версию куклы Кена.

Мне кажется, я никогда не видела подобных глаз, но такое впечатление, будто у него акулья душа. Немного жутковато, хотя его улыбка зловеще соблазнительна.

— Типа бутылочки. — Он берет в руки низ моего платья и приподнимает его слишком высоко, застигнув меня врасплох.

Я держу в руках бутылку с алкоголем, который пила, и почти спотыкаюсь.

— Давай-ка покрутим тебя и посмотрим, сможешь ли ты ходить прямо.

На фоне смеется Фосс. Не думаю, что он вообще останавливался.

Внезапно меня вертят волчком за подол моего платья. Мои ботинки собираются в кучку, отчего я падаю на колени. Блейк и Черпак задирают мое платье и ликуют при виде моего нижнего белья.

Я противлюсь и тяну платье назад, чтобы опустить его, но проваливаюсь. Ледяной воздух хлещет меня по бедрам, и у меня начинают стучать зубы.

— Это не смешно! — кричу я и бросаю стеклянную бутылку в Блейка, попадая ему в голову. Парни внезапно затихают, челюсти у них отвисают, и они смотрят на Блейка, наблюдая за его реакцией.

— О-о-оо! — восклицает Фосс так, словно я только совершила огромную ошибку.

В это мгновение мое сердцебиение начинает отдаваться в голове.

Блейк смотрит на меня так, словно его голова сделана из стали, и он этого не ощутил. Он хватает с земли бутылку, горлышко которой покрыто грязью.

— О, хочешь сыграть по жесткому, а? Как тебя зовут? Далия? — вопрошает Блейк сквозь стиснутые зубы. — Почему бы тебе не бухнуть еще и не угомонить свою вспыльчивость?

— Мне не нужно остывать! Почему бы тебе просто не отъебаться! Я сваливаю, — говорю я, с трудом поднимаясь на ноги и пытаясь стряхнуть мокрую грязь с рук.

Прежде чем я успеваю сдвинуться с места, Блейк хватает меня за лицо, заставляя замолкнуть, и пихает мне в лицо грязную бутылку. Она ударяется о мои зубы, принуждая открыть рот.

— Вот это тёлка! Пей до дна! — воркует он. Мое горло сжимается от грязного стекла, и я давлюсь.

Нужно бежать.

В одночасье я становлюсь кроликом, попавшим в ловушку, и я вижу выход, но пока не могу освободиться.

А когда освобожусь, они меня не поймают, потому что я могу бегать быстрее, чем эти мускулистые тупицы со слишком большими квадрицепсами для аэродинамики. Я всю свою жизнь убегала от пожаров, которые сама же и разжигала, когда слишком долго наблюдала за тем, как все сжигается до дотла, прежде чем в последнюю минуту уходить, чтобы избежать преследований.

Я обхватываю бутылку и отталкиваюсь от его натиска, но не могу сдвинуть ее от своего горла.

Не могу дышать; виски заполняет мое горло и стекает по уголкам рта, когда я пытаюсь отвергнуть напиток. Я задыхаюсь и захлебываюсь, что, как я знаю, вызывает у таких мужчин только вожделение, но я не могу остановиться.

Я пьяна, и это не очень-то помогает, в том смысле, что мне нужно двигаться, а мои мышцы словно желейные, но, по крайней мере, мое чувство боли достаточно ослаблено, чтобы я смогла выдержать эту ебанутую «игру».

Мое тело накаляется, словно в эту холодную, сырую ночь я в огне, и я чувствую, как пот выступает на моих руках, груди и лице — реагенты страха, что только усиливают соблазн хищников попировать еще усерднее. Они живут этим и вожделеют этого.

Мои глаза начинают метаться по сторонам, затем концентрируются на ком-то, сидящем в тени трибун. Зажженная сигарета искрится при каждом затяге, и я пытаюсь позвать на помощь.

Блейк вынимает бутылку из моего горла и приседает на корточки передо мной.

— Мне нравится, как ты приняла эту бутылку. Жаль, что зубки мешают. — Он тянется к моему рту и начинает дергать передние зубы.

Я шлепаю его по рукам и пытаюсь отвернуть лицо, но он бьет меня в ответ, смеясь и снова дергая мои зубы, и я плюю на него.

Я кричу, думается мне, но похоже на гул в подушку, почти беззвучный. Мои голосовые связки словно повреждены, и я пищу подобно мыши.

Поле настолько громадное и широкое, что меня все равно никто не услышит, даже если бы я смогла закричать. Попытки бесполезны.

Нужно быть умнее.

Чувствую, как рука дергает меня за волосы на затылке, и это Черпак. Он наклоняется ко мне из-за спины, его голова перевернута, и он смотрит мне в лицо. Он плюет мне в рот, пока Блейк держит его открытым.

— Ей нужна смазка, чувак! Бухло сушит ее!

Фосс стоит без дела и смотрит по сторонам. Я вижу, как он наблюдает за парнем на трибунах и нерешительно поднимает свою выпивку, как бы говоря «за твое здоровье».

— Ладно, пойдемте. Отпустите ее сейчас же. Это не смешно, — молвит Фосс, как будто он нервничает.

— Завали хлебало, девственная пизда! Вытащи свой ёбанный член, — огрызается ему в ответ Блейк.

Он обхватывает рукой мое горло. Я едва могу издать звук, и мне кажется, мое тело смещается, оставляя эту оболочку зеленого платья стоять и наблюдать со стороны.