— Вы не могли бы его отсюда убрать, он странный какой-то. Наверное, головой сильно ударился. Что у вас за больница, психи запросто по палатам бродят!

— Я же сказала, что вам нужно лежать, хотите в реанимацию угодить? — строго спросила медсестра, беря меня за локоть и уводя за собой.

Я так растерялся, что послушно пошел за ней, все меньше понимая, что происходит. Что это было, глупая шутка? Не похоже на Эдика. Он как будто совсем не переживал за меня и не думал, что я стану беспокоиться.

Дойдя до палаты, я улегся на кровать под строгим взглядом медсестры, которая еще раз повторила приказ лежать спокойно и ждать врача.

Я согласился на все и даже извинился за свое непослушание, но мысли были заняты совсем другим. Прогулка явно пошла мне на пользу, изгнав из головы муть и туман, и хотя я основательно устал, но мыслить стал яснее, чем при пробуждении. Итак, я дождусь врача. Потребую, чтобы меня выписали, а потом попытаюсь выяснить, что происходит с Эдиком.

Я с надеждой повернул голову на звук открывающейся двери, но это был не долгожданный врач. На пороге стоял Евгений Петрович, в белом халате прямо поверх делового костюма, в котором он обычно ездит в офис.

— Почему ты к нему пошел, если должен был лежать в постели? Хотя зачем я спрашиваю. — Он тяжело вздохнул и вдруг подошел и присел на край моей кровати. Таким усталым и уязвимым я его видел нечасто, и это всегда было связано с Эдиком. Никакие проблемы с бизнесом, происки конкурентов или экономические кризисы не заставляли его терять самообладание ни на минуту.

— Ну хорошо, хоть вы меня помните, — бодро сказал я. — А то я уже устал гадать, попал ли я в параллельную вселенную или просто крышей поехал.

— Вы с Эдиком попали в аварию. Сразу скажу, виноват был не ты, водитель на перекрестке не справился с управлением. Травмы вы получили незначительные. Но у Эдика есть проблемы с памятью. Когда он очнулся, то устроил настоящую истерику, требовал сказать, что со мной. Врачи не могли понять, почему он говорит о своем отце и о том, что сам был за рулем.

— Он совсем ничего не помнит? — уточнил я.

— Ничего из последних двух лет. Он думает, что находится в больнице после той аварии, в которую мы с ним тогда попали. Не помнит свою инвалидность, лечение и прочее.

Прочее — это про меня. Ну, могло быть и хуже. Евгений Петрович мог просто забыть меня в этой больничке, а после выздоровления запретить и близко подходить к Эдику.

— Врачи говорят, это вполне объяснимо — психика вытесняет неприятные воспоминания, а эти два года были кошмаром. Без обид.

— Какие уж тут обиды. Вещи мне можно собрать? Или вы мне их с шофером пришлете?

Я был готов к тому, что получу выговор за свой грубый тон, но Евгений Петрович вдруг усмехнулся:

— Что, неужели вот так сразу готов сдаться?

— Вообще-то нет, но на вашу помощь не рассчитывал, — честно сказал я.

— Вот и зря. Что бы ты обо мне ни думал, я на твоей стороне. Вы с Эдиком отлично ладили, так что уж лучше знакомое зло, второй раз мне с зятем может так не повезти. И еще…

— Да? — спросил я, уже зная ответ, но мне хотелось, чтобы суровый родитель моего парня сказал это сам, по собственной воле.

— Если он все вспомнит, то никогда мне не простит, что я тебя выставил  за дверь, — нехотя сказал он. — Так что, ты согласен остаться?

Надо же, какой прогресс в отношениях — Евгений Петрович не раздает приказы, а просит.

— Я останусь, но при одном условии. Не говорите ему, что у нас были отношения. Пусть вспомнит сам. Представьте, что вы приходите в себя и чужой человек предъявляет на вас какие-то права. Эдику и так нелегко будет вернуться к обычной жизни, зачем дополнительный стресс.

Перед моими глазами все еще стояло испуганное лицо Эдика, когда меня выводили из его палаты. Можно его понять — приходит незнакомый мужик с побитой рожей, за руки хватает…

— И что ты предлагаешь, познакомиться с ним заново? Тебе не кажется, что это уже каким-то водевилем попахивает?

— Я могу остаться в вашем доме в том же качестве — медбрата и компаньона Эдика. Никого не удивит мое присутствие — нужно будет за ним наблюдать, дозировать нагрузки, заниматься терапией, потому что новая травма может повлиять на прогресс прежнего лечения.

— Я уже обсуждал это с врачами. Обследования не показали каких-то серьезных повреждений, но в таких случаях никогда не знаешь, чего ожидать. Могу ли я вообще верить каким-то врачебным прогнозам, если никто мне так и не смог объяснить, почему он встал на ноги, как именно его тогда вылечили! Так что да, ты прав, твое присутствие будет вполне обоснованным и даже желательным. Но ты должен понимать, не исключено, что он тебя так и не вспомнит.

— Может быть. Но я в любом случае его не брошу.

Я знаю Эдика, он боец, и рано или поздно со всем этим справится. И в тот момент я должен быть рядом. Чтобы он даже на одну минуту не подумал, что я мог его оставить одного.

Глава 3

Я пробыл в больнице еще три дня, хотя и не видел в этом особой необходимости. Настоял Евгений Петрович, объяснив, что не может доверить мне присмотр за своим сыном, не будучи уверенным, что я сам абсолютно здоров.

Меня привезли в особняк за день до возвращения Эдика, чтобы я собрал свои вещи и перенес обратно в мою бывшую комнату.

Это заняло довольно много времени, потому что мы с Эдиком никогда не делили территорию на его и мою.

В шкафу на вешалках и полках наши вещи лежат вперемешку, в стопке дисков возле музыкального центра большая часть нравится нам обоим, мы часто читаем одну и ту же книгу, смешно переругиваясь из-за кочующей со страницы на страницу закладки.

Эдик обожает мои футболки, которые ему великоваты, и постоянно таскает их у меня, чтобы носить дома. У нас одни наушники на двоих и парные кружки с персонажами из любимого комикса. Удивительно, что меньше чем за год мы обросли таким количеством общих привычек и интересов. Только две сферы не соприкасались — он был равнодушен к лошадям, а я к компьютерным играм-бродилкам, в которых Эдик мог зависать часами.

Мы спим под одним одеялом, потому что Эдик постоянно мерзнет, а иногда видит дурные сны, стоит ему переутомиться или понервничать. Их легко отогнать, просто погладив его по спине и уложив поудобнее.

Я не представлял, как все это можно поделить пополам — не сами вещи, а все, что с ними связано. Мы с Эдиком как два дерева, которые посадили слишком близко, и они переплелись не только ветками, но и корнями, и я не понимал, как можно вот так запросто одного из нас вырвать с корнем и пересадить на новое место.

***

На больничное крыльцо Эдик вышел самостоятельно, неловко опираясь на трость — он наотрез отказался сесть в коляску даже для того, чтобы его довезли до машины.

Я открыл дверь и помог ему устроиться на заднем сиденье, потом обошел машину и сел рядом. Евгений Петрович прислал за нами один из своих автомобилей с личным шофером, но сам не приехал. Умный ход — пусть Эдик заново привыкает к моему присутствию рядом с ним и знает, что его отец мне полностью доверяет.

— Ты не сердишься, что я тебя психом обозвал? — спросил Эдик. — Я по ходу сам… того. Тебе, наверное, рассказали.

Я молча кивнул. Он отвернулся к окну и надолго замолчал.

— Куда мы едем? — спросил он через некоторое время.

— Домой, конечно, куда же еще? — удивился я. — Разве Евгений Петрович тебе не сказал?

— Я даже не спросил, где мы теперь живем. Все там же?.. Вот и хорошо, хватит с меня перемен. — И он снова уставился в окно.

Немного оживился Эдик, только когда мы подъехали к дому. Даже то, что мне пришлось помочь ему выйти из машины, не испортило его настроения. Но он тут же снова нахмурился, увидев широкий пандус сбоку от лестницы. А войдя в вестибюль, удивленно покрутил головой:

— Здесь все выглядит по-другому.

— Некоторое время после аварии ты не мог ходить, твой отец позаботился, чтобы тебе было удобно, — объяснил я.

— Да, он мне рассказывал. Неудивительно, что я не могу это вспомнить, не очень-то и хотелось. Поможешь мне подняться по лестнице? — Я протянул ему руку, но Эдик помотал головой: — Просто иди сзади и подстрахуй меня, чтобы я не наебнулся.