— Держи свой наглый язык подальше от моего члена, — строго заявил я, — тебе я этого делать не буду, так что зря стараешься.
Этот разумный довод Эдик опроверг очень легко.
— Мне это нравится, и тебе так приятнее, — сказал он, глядя на меня честными глазами натурального цвета. Его блядские голубые линзы я выбросил на следующий же день после отъезда Самира, а Эдик сделал вид, что этого не заметил.
— Забей на эти глупые комплексы и не ломай нам кайф, — посоветовал он.
Прежде чем я успел возразить, он перешел от слов к делу, и тогда соображать стало очень затруднительно.
В результате я в очередной раз пошел у него на поводу, утешая себя тем, что если я кончаю от прикосновений другого парня, формально нет никакой разницы, делает он это пальцами или ртом, а так и вправду куда приятнее.
Постепенно дистанция между нами в такие моменты начала сокращаться. Я и сам не заметил, как наши весьма практичные услуги по снятию напряжения стали превращаться во что-то куда более интимное.
Сначала мы занимались этим по утрам — при свете дня все было быстро и по-деловому, без лишних сантиментов, а потом начали обмениваться приятными прикосновениями по вечерам, перед сном. В этом был свой резон: никуда не надо спешить, можно неторопливо ласкать друг друга, оттягивая кульминацию до того момента, когда уже невозможно удержаться.
Мне нравилось прикасаться к нему — в основном из-за того, как он на это реагировал. Было забавно наблюдать, как он откликается на мои почти что невинные ласки. Это льстило мне и, что уж врать, здорово заводило. Ни одна женщина не хотела меня так сильно и так откровенно.
Я все еще придерживался некоторых правил — например, запретил себе любые проявления эмоций на людях. Никаких интимных разговоров, прикосновений, а тем более поцелуев. Все это только в номере, за запертой дверью.
А еще — мы ни разу по-настоящему не поцеловались. Взаимная дрочка двух парней — это довольно экстремальный способ снять напряжение, но все-таки не делает их педиками. Помочь партнеру возбудиться — ну, в конце концов, мы не животные, чтобы тупо совокупляться, почему нет? Но поцелуи — это уже слишком… интимно. Нормальные парни не целуются друг с другом — в этом я не сомневался.
***
Воспользовавшись тем, что я задумался, лежа в кровати рядом с Эдиком,
он немедленно влез на меня и удобно улегся, опираясь подбородком на сложенные ладони.
— Эй, приятель, ты все-таки не кошка, — проворчал я, пытаясь стряхнуть его с себя.
— Не ерзай, это меня возбуждает, — и тут же, противореча собственным словам, он потерся об меня бедрами.
Я в очередной раз отметил, что его подвижность улучшается с каждым днем. И сексуальная активность тоже, судя по тому, что его напрягшийся член ощутимо давил мне на живот.
При такой жаре и учитывая наши регулярные сексуальные игры, мы уже давно спали без одежды, и его тесно прижавшееся ко мне тело вызвало вполне определенную реакцию.
Стыдно признаться, что я привык возбуждаться от его близости: от запаха, от вкуса его кожи, от прикосновений. Что-то вроде условного рефлекса.
— Пожалуйста. Один раз. Просто позволь мне. Тебе ничего не придется делать. Если не понравится, я больше никогда даже не заговорю об этом.
— Очень плохая идея, — сказал я, отстраняя его от себя. Он послушно отодвинулся, но и не подумал слезть — остался сидеть сверху, задумчиво поглаживая пальцами по моему члену.
— Тебе противно заниматься сексом с калекой? Но я уже почти здоров.
— Дело не в том, здоров ты или болен, — разозлился я, — ты, бля, парень, понимаешь! Я не трахаю парней.
— Конечно, нет, — кивнул Эдик, спокойно раскатывая по моему готовому лопнуть от возбуждения члену неизвестно как оказавшийся в руке презерватив, — будем считать, что я в очередной раз тебя насилую.
Он сделал это раньше, чем я успел сообразить, что происходит, — приподнялся и направил член в себя. Похоже, это было не спонтанным поступком, а хорошо продуманной и подготовленной атакой на меня.
Я не слишком разбирался в анальном сексе, но достаточно, чтобы понять — все получилось уж слишком легко. Похоже, он заранее растянул и смазал себя, недаром подозрительно долго проторчал в ванной. И все равно он слегка поморщился и коротко вздохнул — и я замер, боясь причинить ему неудобство.
Интересно, откуда у него все необходимое, привез из дома или хватило наглости послать горничную в здешнюю аптеку? — кажется, это была моя последняя разумная мысль, потому что ощущения были просто охренительные. Я невольно подался бедрами вперед, помогая ему насадиться до конца.
Происходящее было неправильно, но слишком приятно, чтобы у меня хватило духу это прекратить. Особенно когда он начал двигаться, заставляя мой член то погружаться, то почти полностью покидать его тело.
Одного Эдик не предусмотрел — он был все еще слишком слаб для таких физических упражнений. Он приподнимался надо мной, опираясь на руки, и вскоре начал уставать и сбиваться с ритма.
— Слезай, не мучайся, — вздохнул я, перекатив его на бок и не без сожаления покидая приятное местечко в его теле.
— Черт, — беспомощно выдохнул он. — Нужно было подождать, но я уже не мог больше терпеть… Так хотел тебя…
Да пошло оно все!..
— Ладно, раз уж начали… Ложись на спину. И запомни — это больше не повторится.
В этот момент я почти что верил своим словам.
Утром, глядя на спящего Эдика, я испытал приступ паники. Вчера, в полумраке, все-то как-то сгладилось, но при свете дня выглядело совсем по-другому.
Нежная кожа, длинные волосы, послушное легкое тело — все это отступило на второй план перед вполне очевидным фактом.
Парень. Я трахнул парня. У него есть член, который, кстати, я сжимал в ладони, пока он подо мной кончал — тогда эта деталь почему-то меня не смутила.
В конце концов, что тут ужасного, — храбро подумал я. Я трахнул его — это было приятно. Я мужик, мне нравится трахать кого-то. Это нормально. Если бы я ему задницу подставил, а то…
— Доброе утро! — торопливо сказал я, заметив, что Эдик открыл глаза.
Он лениво потянулся и, придвинувшись ближе, спросил:
— Можно к тебе?
Пусть он и не того пола, но мы занимались сексом, и я не мог вот так просто оттолкнуть его — это было бы жестоко и непорядочно.
— Ладно, иди сюда, — сказал я, обнимая его, — только не лезь целоваться.
— Трахнуть меня ты можешь, а поцеловать — нет?
Эдик говорил спокойно, но в его голосе я уловил обиду. Его можно было понять — Эдик не заслуживал того, чтобы я обращался с ним, как с какой-нибудь шлюхой. Я же не брезговал целоваться со случайными подружками, а Эдик был мне куда ближе, чем они.
Я осторожно прикоснулся к его губам, прислушиваясь к ощущениям. Эдик терпеливо ждал, что будет дальше, я стал действовать смелее, и он начал потихоньку отвечать. Губы у него были нежные и послушные — попытайся он вести, я бы тут же запаниковал и прекратил. Но он вел себя так, как будто это его первый поцелуй и он во всем полагается на меня.
— Вот видишь, совсем не страшно. Как говорится, один раз…
— Сейчас получишь! — пригрозил я.
— Впрочем, ты мне пообещал еще, так что…
— Я… что сделал?! — спросил я, и память тут же услужливо подкинула мне соответствующую картинку.
Я ясно вспомнил, что перед тем, как кончить, он выгнулся подо мной, закусив губы чуть ли не до крови. И я выдохнул, глядя на него, — за секунду до того, как из меня вышибло остатки самоконтроля: "В следующий раз не смей так делать, мать твою. Кричи".
— Ты сказал, чтобы я не сдерживался, в следующий раз, — выдал Эдик отредактированную версию моего предоргазменного бреда. — Только знаешь, я очень шумный. Вся гостиница будет знать, что мы трахаемся.
— Полагаю, они бы очень удивились узнав, что мы начали только сейчас, — вздохнул я.
Глава 5
Шумный — это еще мягко сказано. Он абсолютно не умел сдерживаться. В процессе Эдик громко стонал, а в финале вопил, как кошка на случке. Я даже попытался однажды зажать ему рот — результат был плачевный. Этот весьма условный намек на насилие почему-то так резко возбудил меня, что я кончил раньше ожидаемого и куда более энергично, чем планировал, из-за чего Эдик потом полдня ерзал в своей коляске и кидал на меня преувеличенно рассерженные взгляды. Вдобавок не намного отстававший от меня Эдик чувствительно вцепился зубами в мою ладонь.