Он начал подниматься по лестнице, держась за перила и опираясь на трость другой рукой, сначала неловко, но, пройдя несколько ступенек, приспособился и дело пошло на лад. Тело помнит простые движения лучше, чем разум. Нельзя разучиться плавать или ездить на велосипеде. С чувствами в этом смысле сложнее…

Закончив подъем, Эдик остановился, переводя дыхание, а потом уверенно направился по коридору к своей комнате. Неудивительно, учитывая, что он в этом доме прожил всю жизнь.

После моей вчерашней ревизии в комнате прибрали, вытерли пыль и как следует проветрили, и она уже не выглядела заброшенной и нежилой. Нужно будет поблагодарить Федора за внимание к деталям, ему будет приятно, хотя он и не подаст виду.

— Ну что, все в порядке? — спросил я у Эдика.

— Кровать другая. — Он присел на край, пощупал матрас. — А остальное вроде не изменилось… Врач сказал — не спешить и не пытаться вспомнить все сразу. Постепенно придет само. Или нет. Так и буду жить с дырой в памяти размером почти в два года. Вот же пиздец.

— Ты, наверное, устал, не хочешь прилечь, отдохнуть с дороги?

— Не, меня это еще в больничке достало, належался до полного охуения, — сказал Эдик, откинулся назад и лег на кровать, раскинув руки. — Знаешь, что я заметил? Ты каждый раз дергаешься, стоит мне выругаться. Как будто я скребу гвоздем по стеклу. Ты действительно такой занудный?

— Просто непривычно. Раньше ты не ругался, кроме совсем уж экстренных случаев.

— А еще раньше ругался, и не вижу причин фильтровать базар. Считай, я деградировал до уровня семнадцатилетки. И что ты будешь с этим делать? — Эдик посмотрел на меня с вызовом, а я едва не рассмеялся. Он меня не помнит, но это все еще тот самый Эдик, который любит провоцировать окружающих. И я прекрасно знал, как с этим справляться.

— Будешь вести себя как невоспитанный подросток, так же буду к тебе относиться. Тогда мне придется тебя наказать. Никаких развлечений, компьютерных игр допоздна и шоколадного печенья вечером в постели. Только учеба, здоровая пища и тренировки.

— Даже мой отец никогда… — с апломбом начал Эдик.

— Так я не он, — перебил я. — И у меня ну очень широкие полномочия. Хочешь проверить?

— Чуть позже, — холодно ответил Эдик. — Сейчас я слишком устал. Схожу, пожалуй, в душ.

— Ладно, — сказал я, подошел и задрал на нем футболку. Эдик машинально поднял руки и позволил ее снять, но когда я взялся за пояс его штанов, опомнился и возмутился:

— Эй, ты что делаешь?

— Да ладно, чего я там не видел? — ляпнул я.

И в ответ на вопросительный взгляд Эдика пояснил:

— Я ухаживал за тобой, пока ты был болен, и мы отлично ладили. Ты можешь не стесняться и просить моей помощи, если нужно.

— Теперь я уже почти здоров, со штанами как-нибудь справлюсь. Найди себе другое занятие.

— Могу набрать тебе ванну и помочь в нее забраться. Это я тоже делал и не один раз.

— Спасибо, обойдусь душем.

Отвоевав свое право не снимать при мне штаны, Эдик пошарил на полках и, взяв с собой сменную одежду, направился в ванную. А я в это время успел обшарить его голый торс профессиональным взглядом медика. Пара синяков в районе ребер, длинные царапины на правом предплечье — выглядят неопасно, скоро заживут. Слегка похудел — ну, с этим мы справимся без труда, перед стряпней Катерины Эдик никогда не мог устоять.

— Там есть табуретка, присядь, если устанешь, — посоветовал я, глядя ему вслед. — И не геройствуй. Зови, если что.

— Если тебе так спокойнее, могу не запираться на всякий случай.

На самом деле, задвижки на двери никогда и не было, но об этом я упоминать не стал. Пусть Эдик привыкает сотрудничать и идти на уступки.

Вскоре в ванной зашумела вода, а я, воспользовавшись случаем, еще раз прошелся по комнате и проверил, не осталось ли какого-нибудь компромата.

Как оказалось, не зря: я вовремя вспомнил о милой привычке Эдика засовывать под матрас презервативы, чтобы не вставать, если внезапно приспичит, а такое случалось у нас довольно часто. Кровать перестелили, но под матрас никто не заглянул. Засунув туда руку, я извлек сразу несколько штук, причем двух разных марок.

Запасливый хомяк мой Эдик. На всякий случай я запихнул их поглубже в задний карман джинсов. Такая находка вызвала бы у Эдика массу вопросов, на которые я не хочу отвечать. И на это у меня есть официальное разрешение врача — он очень кстати рекомендовал выждать и дать памяти восстановиться.

— Андрей, дашь полотенце? — крикнул Эдик из ванной. — Мне не дотянуться!

Все еще не до конца вынырнувший из воспоминаний, я вошел в ванную, снял полотенце с крючка и отодвинул дверцу душевой кабины. Набросил полотенце на Эдика, тот привычно ухватился руками за мои предплечья, и я помог ему перешагнуть бортик, прижав к себе. До автоматизма отработанное движение — я никогда не доверял скользким полам, да и Эдик чувствовал себя не очень уверенно, когда мог потерять равновесие. Сработала та самая память тела, причем синхронно у нас обоих.

Мы замерли, разделенные эфемерной преградой из одного слоя одежды. Мне не хотелось разрывать контакт, по которому я успел соскучиться за прошедшие несколько дней. Эдик всегда был очень тактильным и меня к этому приучил — мы то и дело дотрагивались друг до друга, просто так, без всякого повода. Я таким образом словно проверял, все ли с Эдиком в порядке, а он как будто лишний раз убеждался, что я рядом и помню, что он тоже здесь. Вроде бы пустяки, но я скучал по этим невинным прикосновениям едва ли не больше, чем по сексу. Хотя по сексу тоже скучал, что уж тут скрывать.

Не знаю, чувствовал ли Эдик то же самое, но его тело точно соскучилось по интиму, потому что откликнулось самым недвусмысленным образом.

Эдик покраснел и знакомо прикусил губу — обычно через несколько секунд после этого он накидывается на меня с поцелуями и начинает стаскивать одежду. Но на этот раз он отстранился и еще больше покраснел. Но я успел почувствовать даже через джинсы, как напрягся его член, так удачно прижатый к моему бедру.

— Спасибо, я сам, — сказал Эдик, выдергивая край полотенца у меня из рук и туго в него заворачиваясь. — Ты не мог бы выйти, пока я одеваюсь?

— Как скажешь, — ответил я, понимая, что мне не помешает побыть наедине с собой и немного остыть. И надеяться, что Эдик был слишком смущен своей реакцией на чужого ему парня, чтобы заметить, что я совсем не против нашего внезапного объятия.

Он вышел из ванной через пару минут, одетый в спортивные штаны и любимую футболку с растянутым воротом. Босиком.

Я открыл шкаф, не глядя взял с полки пару шерстяных носков и кинул на кровать.

— Спасибо, бабуля, — проворчал Эдик, тем не менее послушно натянув носки на наверняка уже озябшие ноги.

Посмотрел на меня искоса, вздохнул и начал:

— Только не подумай, что я какой-нибудь…

— Ну да, ну да, — серьезным тоном ответил я. — Конечно, ты не.

Эдик снова вздохнул.

— Ты и это обо мне знаешь?

— Ну да, однажды спалил тебя с гейским порножурналом, — сказал я чистую правду.

— А… отец? — неуверенно спросил Эдик. — Ты ему не сказал?

— Он уже и так знал. Не скажу, что он от этого в восторге, но, как видишь, из дома тебя не выгнал и наследства не лишил. Не знаю, сам он догадался или ты с ним поговорил, это случилось еще до моего появления.

— Надеюсь, что сам. Это значит, что я стал охуительно крут, раз не зассал и каминаутнулся перед ним, — сказал Эдик, беря с тумбочки свой ноутбук.

В нем я тоже основательно покопался, когда наводил в комнате порядок. Много времени не понадобилось — Эдик не был фанатом соцсетей и забросил свои странички еще во время болезни, когда постить ему было нечего, а смотреть на то, как развлекаются его приятели, пока он прикован к инвалидному креслу, удовольствия мало. За то время, пока мы были вместе, он запостил только рекламу нашего Центра и несколько фоток из парка с красивыми видами.

Никакого палева. Никаких совместных фоток. Нам казалось, что у нас впереди все время мира, и мы щедро тратили его друг на друга, без оглядки, без сожалений. И не особенно стремились останавливать мгновения и фиксировать их на память.